СОЕДИНЕНИЕ: «ВОС» ИЛИ «ПРИ»

Как-то малозаметно проходит в этом году 350-летие начала освободительной войны украинского народа под предводительством Богдана Хмельницкого, закончившейся… Еще недавно мы с трепетом произносили Воссоединение (непременно с заглавной буквы) Украины с Россией. Теперь же такую формулировку все чаще ставят под сомнение: что же это было - воссоединение или присоединение, поглощение Великороссией Малороссии?

В любом случае и сама война, и ее результат оказали огромное влияние на жизнь и дальнейшую судьбу нашего народа, стали главной осью развития нашей истории.

Что новое можно сказать в этом вопросе? Документы и материалы трех с половиной столетней давности хорошо известны исследователям и просто любознательным читателям. Это ведь не архивы второй мировой, долгое время остававшиеся строго секретными. Здесь все было доступно. Но ведь читать-то можно по-разному. Люди советского поколения привыкли к заученной схеме: войско Богдана Хмельницкого, широко поддержанное народными массами, одержало ряд славных побед над польскими колонизаторами, но силы были не равны. Тогда обратились к российскому государю Алексею Михайловичу с просьбой взять Украину под свою руку. И просьба была услышана. Затем была Переяславская рада, восторженные клики «Навеки вместе», и два братских народа, слившись в одном государстве, отбросили агрессоров и вместе побеждали впоследствии многих врагов.

Все правильно. Но, вместе с тем, не все так просто, прямолинейно. Заинтересовавшись этим вопросом, я пользовался документами, опубликованными издательством социально-экономической литературы в 1961 году - в самый что ни на есть «застойный» период. Но если читать их, не стараясь только найти подтверждение заученной схеме, а вдумываться в каждый документ, начинаешь находить много любопытного.

Да, время тогда было весьма непростое. Народ Украины задыхался в путах рабства, жестоко угнетаемый и в экономическом, и в национальном, и в религиозном смысле польскими магнатами и разными иноплеменными арендаторами. А московский царь поглядывал на беспокойную соседку - Польшу с большой заинтересованностью: всерьез обсуждался вопрос о занятии им королевского престола, с одной стороны, и существовала реальная угроза нелегкой войны с поляками - с другой. Внушали определенный страх и запорожские казаки. Если раньше они лишь надежно защищали южные границы от постоянных набегов кочевников, то теперь все более открыто сливались с так называемыми бунтовщиками из простонародья, смело вступали в борьбу с власть имущими.

Москва внимательно приглядывалась к сложившемуся положению. Как извлечь наибольшую выгоду? Можно, прикрываясь заключенным с поляками миром, не замечать просьбу Богдана о включении в состав России? Опасно. Да и жаль терять лакомый кусок. Ведь гетман недвусмысленно просил царя: «Нас, слуг своих, до милости царского своего величества прими… От милости своей не отдаляй нас, а мы Бога о том молим, чтоб ваше царское величество, как правдивый православный государь, над нами царем и самодержцем был».

Казалось бы, - куда уж яснее. Но посылаемые царем воеводы докладывали и другое. Вот, например, слова Богдана: «Иду я войною тотчас на Московское государство, я все города московские и Москву сломаю: кто на Москве сидит, тот от меня на Москве не отсидится за то, что не помог он мне ратными людьми на поляков».

Может, блефовал слегка гетман, но все равно было страшно. Тем более, что в Москве знали - он поддерживает постоянные отношения и с татарами, и с турками, и шведов не чурается. Не дай Бог, изменит ориентацию. Кроме того, отовсюду, и прежде всего от поляков, поступали сведения о расширении народного движения. «Чернь вооружается, увлекаясь свободою от работ, податей и желая навеки избавиться от панов», - сообщал с тревогой один из комиссаров. А подобное не только полякам, но и Московии вовсе не улыбалось. В общем, младших братьев впору было не спасать, а смирять. Эта причина оказалась одной из главнейших для собора, на котором решалась участь просителей.

Народные массы Украины в своем большинстве были за союз с Россией. Прежде всего, вероятно, потому, что видели в нем защиту от католичества и в штыки встреченной унии.

Да, религиозный фактор играл значительную, пожалуй, основную роль. Царский посланник Неронов, посетив Малороссию, докладывал: «Государство Московское хвалят: в Московском государстве великий государь православной христианской веры, и подданные его все православные же христиане, и войны в Московском государстве нет и вперед не будет, потому что вера православная одна…»

Богдан, торопя решение вопроса, продолжал торговаться и с Москвой, и с соседними странами, а когда посол Бутурлин привез решение собора и начал приводить к присяге украинцев, Хмельницкий и тут показал свой характер - предложил боярину присягнуть за государя, «что ему нас польскому королю не выдавать, за нас стоять и вольностей не нарушать», чем вызвал явное недовольство Бутурлина. Предчувствовал, очевидно, гетман, что перспективы не совсем безоблачны. Но выхода на то время не было.

Интересно, что религиозная подоплека соединения двух народов сразу же стала и своеобразным камнем преткновения. Митрополит киевский Сильвестр на вопрос Бутурлина, почему он не ходатайствовал перед царем вместе с гетманом о соединении, с наивным простодушием отвечал, что, дескать, «ничего об этом не знал!» Далее он упорно не хотел присылать к присяге шляхту и всех своих подвластных, мотивируя с примерно такой же логикой.

Большой конфуз возник, когда посланцы Москвы подобрали для строительства крепости от поляков и литовцев место на горе близ Софийского монастыря, но натолкнулись на твердый отпор митрополита. А настаивавшим он недвусмысленно сказал: «Не ждите начала, ждите конца: увидите сами, что над вами вскоре конец будет». Для мирного решения вопроса потребовалось вмешательство Хмельницкого…

Подобных «шероховатостей» находим много. И хотя клич на Переяславской раде «Навеки вместе» от этого не блекнет, но интересные нюансы в историю они вносят. А в истории мелочей нет. Их вовремя искусно опускают сами трактователи истории. Однако, рано или поздно жизнь все расставляет по своим местам.