СЛАВЯЩИЙ СВЕТ, КРАСОТУ И ЖИЗНЬ

В каждом проявлении человеческого гения есть имена, которые живут веками. Сергей Светославский, прославивший себя на рубеже XIX-XX столетий, по праву будет назван среди лучших пейзажистов Украины и в будущем тысячелетии. Тонкие, лиричные его полотна, неповторимые по колориту и мастерству, входят в грядущий век как бесценные шедевры.

Одну из первых картин Светославского прямо с ученической выставки приобрел знаменитый Павел Третьяков и потом брал не одну его работу для своей галереи. В Киеве «на корню», как говорили тогда, их скупали Терещенки. В течение почти двадцати лет они украшали выставки передвижников и продавались за сотни и даже тысячи золотых рублей. Его друзьями были Левитан, Коровин, Нестеров, Серов, Пимоненко. Учителями - Саврасов, Перов, Трутовский; среди учеников называют многих известных художников - его творчество влияло на развитие всего украинского пейзажа. А в двадцатые годы он, гордый и не покорившийся судьбе слепой художник, красил заборы на Куреневке и продавал там же, на рынке, петрушку и картошку со своего огорода. А еще - железные ведра и сковородки, склепанные своими еще крепкими руками.

Легенда? Выдумка? Правда?

Давно, еще до времен перестройки, пыталась зачеркнуть эти вопросительные знаки и написать о художнике, чьи полотна в настоящее время составляют гордость наипрестижнейших картинных галерей и главную ценность многих частных собраний. Репродукции его картин в двадцатые и тридцатые годы можно было увидеть и в крестьянской хате, и в интеллигентском городском доме. Помню, до войны и у нас на стене в золоченых рамках из папье-маше висели его «Волы» и еще какая-то картинка. О том, кто был их автором, узнала гораздо позже. Желание же написать о прославленном пейзажисте утвердилось после встречи с писателем Виктором Кондратенко, после того как услышала его рассказ о встрече с любимым его художником в командирской землянке. Где-то под Воронежем он, фронтовой корреспондент, увидел на ее бревенчатой стене небольшой весенний пейзажик такой силы и чистоты, что глаз не оторвать. «Светославский. Подлинник! - сказал хозяин блиндажа, любовно погладив тоненькую деревянную рамку. - Так и вожу за собой. Верю - еще вернется он на свой родной гвоздик. В Киеве»… В то лето ожесточенных боев на Дону Сталинград еще был впереди.

Виктор Андреевич поведал и о том, как после войны увлеченно высматривал на полках комиссионок и на послевоенных барахолках работы Светославского. Неухоженные, грязные, израненные, с осыпающимися красками, иногда они приходили к нему. Носил их к реставраторам, а потом любовался, прикипал душой. «Лес в Пуще-Водице», «Днепровские плавни», «Сирень» - светлые, песенные - я впервые увидела в его коллекции.

Наследие Светославского велико и значительно. Живопись была его страстью. Но никто не подсчитывал точное количество его картин, этюдов, рисунков. В последнем альбоме, вышедшем в 1989 году, представлено девяносто семь работ. В Национальном художественном музее Украины хранится больше ста картин и этюдов, многие из которых - вполне законченные произведения. Есть еще и рисунки, выставочные каталоги прошлых лет. Оригинальные полотна хранятся в харьковском, сумском, одесском, николаевском, херсонском, алупкинском и других музеях.

Но не ищите монографий о мастере украинского пейзажа, красочных каталогов с его последних выставок (1956-1983 гг.), публикаций, архивных документов, писем или воспоминаний современников об удивительном художнике, которого смело можно поставить если не во главу, то в первую тройку лучших наших пейзажистов. Их просто нет. Как нет их о Васильковском, Левченко, Костанди, А.Мурашко и многих других наших мастерах, не вписавшихся в острые зигзаги революционных событий, а позже - жесткие рамки пролетарской культуры. Особенно если человеку был дан не только большой талант и чувство собственного достоинства, но и обостренное чувство справедливости.

Сохранилось свидетельство современников: за гробом великого российского пейзажиста, учителя Сергея Светославского - Алексея Кондратьевича Саврасова - шли двое - Павел Третьяков и швейцар Московского училища живописи, ваяния и зодчества, в котором преподавал мастер и, случалось, распивал со служителем шкалик. Судьба Саврасова - один из немногих примеров исчезновения художника задолго до его действительной смерти. Кто присутствовал на похоронах Светославского, повторившего судьбу своего учителя, как ни старалась - выяснить не смогла. Художник исчез с поля зрения общественности почти за полтора десятка лет до своей смерти. О его похоронах, кажется, не сохранилось даже газетной заметки. Ничегошеньки и о его работах, выставках или картинах, написанных в последние, еще «зрячие» годы. Человек замкнутый и не любивший шумных сборищ, с тяжелым, как гласит молва, характером, он никогда не относился к числу модных живописцев, чьи имена не сходили со страниц периодической печати. А после того как стал слепнуть, о нем и вовсе забыли.

Почему? Казалось бы, так удачно началась карьера. Уже первые работы были замечены и приобретены престижнейшими галереями, критика удостоила их прекрасных отзывов. А потом - такая горькая судьба!..

В мастерской Саврасова

О ранних годах жизни Сергея Светославского писать чрезвычайно трудно. Из одного сохранившегося его письма известно, что родился художник 24 сентября по старому стилю, а по новому - 6 октября 1857 года в Киеве. Детство же свое - с пяти лет - провел в России. Псков, Петербург, Тверская губерния. Юность - в Москве, куда в 1870 году переехала семья. Отец мечтал о военной карьере для сына, и крепкий статный юноша даже прослужил одиннадцать месяцев вольноопределяющимся в одном из гренадерских полков. А сам он больше всего на свете любил рисовать. Родители не одобряли этих его пристрастий, но прислушались к совету авторитетного знакомого - скульптора, заметившего недюжинную одаренность мальчика. Он посоветовал учить подростка живописи. Ранние работы Светославского не сохранились, но, очевидно, именно они помогли парню, не имевшему специальной подготовки, в 1875 году поступить в Московское училище живописи, ваяния и зодчества и заниматься там весьма успешно. В «Ведомости об успехах и поведении ученика С.Светославского» Константин Трутовский, в то время инспектор училища, отметил: «По рисованию и живописи ученик успевает удивительно хорошо». Редко кто мог удостоиться подобного отзыва прославленного художника. Чуть больше двух лет понадобилось ученику Светославскому, чтобы пройти первый оригинальный и второй классы гипсовых голов и гипсовых фигур и оказаться в классе, где рисовали и писали с натуры Человека - в мастерской В.Перова, а в саврасовской - пейзаж.

В этих натурных классах тогда же «работали», зачастую даже одни и те же виды и сюжеты, будущие великие живописцы Исаак Левитан и Константин Коровин, а чуть позже - Михаил Нестеров и Валентин Серов. Их имена во многих статьях и отзывах упоминались в одном ряду. П.Третьяков, первооткрыватель молодых талантов, писал в 1880 году И.Крамскому: «Теперь в Московском училище есть несколько талантливых учеников по историческому жанру: Ланской, Лебедев, Янов, Коровин, по пейзажу: Светославский, Эллерт, Левитан и другие…» А земляк и соученик Светославского Михайло Яровый, чьи рукописные воспоминания хранятся в архивах Третьяковки, отметил, что в конце семидесятых в училище «знаменитыми были Эллерт, Светославский и Левитан».

Уже в первых классах училища к Сергею Светославскому пришли и первые успехи, его картины неоднократно отмечались наградами. Особенно восхищали всех этюды, привезенные после летних каникул из Украины. Так, картина «Отмель на Днепре», созданная на каникулярном материале лета 1878 года «с достойным восхищения талантом и умением», как отметил совет преподавателей, была удостоена и медали, и награды. В журналах совета Московского художественного общества в записи от 7 октября того же года говорится: Коровину и Светославскому «выдать награду - по коллекции масляных красок... за исполненные нынешним летом этюды, пейзажи с натуры». Эту официальную запись дополняют трогательные воспоминания Коровина: «После экзамена я увидел на одном моем этюде надпись мелом: «Похвала и благодарность от преподавателей и награда». Награда состояла в лакированном ящичке с красками, кистями и другими атрибутами живописи. Я понес ящик домой, от радости не чувствуя под собою ног...» Точно такой же ящичек получил и его тезка Сергей Светославский. И, несомненно, испытывал не меньшую радость. В 1877-1878 годах за пейзажные этюды он был пять раз удостоен подобных наград, и на равных в те годы шло их соревнование с будущим великим пейзажистом Левитаном. А та первая картина, приобретенная Третьяковым, дала повод известному критику С.Глаголю говорить даже о значительном влиянии на Левитана - в период совместной учебы - его товарищей С.Светославского и К.Коровина.

Все трое - Светославский, Левитан, Коровин - были любимейшими учениками Алексея Кондратьевича Саврасова, беспредельную любовь и благодарность к которому они хранили всю свою жизнь. А чтили его не только как доброго и мудрого наставника и автора всемирно известной картины - непревзойденного пейзажа «Грачи прилетели», но и как зачинателя самого лирического, саврасовского отношения к природе, стремления передать ее внутреннюю жизнь, одухотворенность. Лейтмотив, настроение стали обязательной составляющей каждой работы саврасовских учеников.

Светославский не раз вспоминал своих учителей с особой нежностью и пиететом. И не только Саврасова. Братьев Сорокиных, Перова, Поленова, Трутовского.

И там, в училище, в Москве, он любил свою Украину, ее природу, к которой прикипел душой. Он чувствовал родные просторы, видел красоту в ее неспешных рассветах и закатах, в цветении ее садов, в течении тихих рек, умел передавать неповторимость ее привольной степи, уютных улочек провинциальных городов и киевских окраин. Но, пожалуй, больше всего в молодые годы любил он писать Днепр, днепровские отмели, разливы, половодья...

Днепровские дали

Художник был очарован Днепром. И не случайно в его наследии едва ли не четверть полотен посвящена великой нашей реке: «Баржи на Днепре» (1880-е гг.), «Переправа через Днепр» (1880-е гг.), «Паром на Днепре» (1890-е гг.), «Весеннее половодье» (1890-е гг.), «Половодье» (1890-1900-е гг.), «Вид Киева со стороны Днепра» (1880-1900-е гг.), «Наводнение. Киев» (1900-е гг.), «У реки. Гуси» (1909 г.), «Брод» (1910-е гг.), «Вид на Киев с Труханова острова» (1890-1900 гг.) и многие другие замечательные ностальгически трогающие картины.

Великий Днепр, запечатленный во все времена года и дня, во всех своих красотах и проявлениях, пейзажи, полные очарования и непередаваемых словом чувств. Перед каждым из них останавливаешься любуясь.

И, конечно же, знаменитые «Днепровские пороги»… Сравнительно большое полотно (131?212,5 см), 1885 год. В нем - и ширь днепровских просторов, и сила течения реки, и ее необыкновенная красота. Собрав несколько разноречивых отзывов искусствоведов наших пятидесятых годов об этой картине, я подумала, что они пошли на поводу у первых газетных обозревателей и некоторых художников-передвижников. Те, кажется, хотели видеть в полотне символ и мощь назревающей революционной бури и упрекали Светославского в недостаточной эпичности и монументальности полотна. Мне, даже глядя на репродукцию картины, не захотелось соглашаться с ними. «Днепровские пороги» - скорее всего обобщенный результат летних этюдов художника. Когда уже (или еще) «не ревел ревучий», а плавно нес свои воды… Я как-то сказала об этом. Картина мне очень понравилась. И услышала в ответ: «А вы видели оригинал?»

Не так просто было увидеть полотно в натуре. Давненько покинуло оно экспозиционные залы Украинского художественного музея. Но, оказалось, - радует глаз недалече; висит (временная аренда) в кабинете главного банкира Украины. Мне любезно показали бесценную работу Светославского. Стояла очарованная и утвердилась в своем мнении. Замечательная картина. В праве ли были искусствоведы прошлого века требовать от чистого светлого лирика - Светославского - грандиозного эпического полотна? Снимем шапку перед гением художника, сохранившего нам, потомкам, исчезнувшую красоту, канувшие в пучину цивилизации Днепровские пороги! И застынем в благоговении!

Утвердиться в своей правоте помог мне и отзыв великого Михаила Нестерова, который, увидев картину на выставке, был восхищен и записал в своем дневнике: «…Волны седого Днепра катят через пороги. Прекрасная стихия! Картина живая, отлично нарисованы волны». Где еще в наши дни можно увидеть надвигающиеся на тысячелетние валуны мощные днепровские воды, подсмотреть, как дрожат на ветру уцелевшие у водной стихии былинки, как стоит водная пыль над предыдущими порогами, застилая горизонт…

С передвижниками

В новом и модном петербургском журнале «Мир искусства», в номере 17-18 за 1900 год в разделе «Хроники» появилась восторженная заметка: «Художник Светославский заявил в киевских газетах о своем выходе из числа членов Товарищества, ввиду явного стремления заправил Товарищества к поощрению рутинной и бездарной живописи. Таким образом ряды «товарищей» сильно редеют. Вышел Серов, Досекин и Светославский. Смерть похитила Левитана»… Вышедшие тут же получили приглашения С.Дягилева и А.Бенуа участвовать в выставках «Мира искусства».

Для Светославского выход из Товарищества передвижников был нелегким и не самым удачным шагом. С передвижниками его связывали не только чисто дружеские отношения, но и возможность каждый год экспонировать свои работы на их самых престижных в то время художественных выставках в России. А вошел он в их среду еще в 1884 году по дружескому приглашению Совета. В 1883-м за несвоевременное возвращение с летних каникул молодой художник Светославский был исключен из числа учеников училища. Попытался продолжить образование в Петербургской академии художеств, но безуспешно. Ученики Московского училища в Петербурге, как правило, не приживались. Да и трудно было решить вопрос с получением стипендии. Ему предложили подать шесть работ, в числе их - каникулярные - на выставку передвижников. Так 23 января 1884 года Светославский стал экспонентом Товарищества передвижных художественных выставок, а с 1891-го - действительным его членом.

В том же 1884-м Светославский переселился в Киев. Здесь, на Куреневке, живописнейшей окраине Киева, его родители имели небольшую усадьбу. До 1900 года ни один из показов передвижников не обходился без работ украинского художника. О его картинах не раз восторженно писали столичные газеты, подчеркивая не только их мастерство и красоту, но и то, что отличаются они смелым и необычным решением. Обобщая впечатления от нескольких выставок, Игорь Грабарь отмечал: «…Пейзажи Левитана, Остроухова, Светославского, безусловно, первенствовали на последних пяти выставках».

Можно смело сказать, что в те далекие девяностые годы прошлого века картины Светославского были созвучны душевным настроениям интеллигенции той поры, связаны с передовой демократической мыслью, литературой, театром, всей культурной жизнью. Для Украины, как и полотна его современников С.Васильковского, П.Левченко, Н.Пимоненко, они были тем же, чем были картины Левитана для России.

В Киеве, превращавшемся в конце века из заштатного провинциального городка в прекрасный европейский город, куда вернулся Светославский, шла уже совсем иная жизнь. Кумирами молодежи, интеллигенции были Михаил Коцюбинский и Иван Франко, Леся Украинка и Николай Лысенко, Мария Заньковецкая и Николай Садовский. В среде художников чтили имена Владимира Орловского, Кириака Костанди, Николая Пимоненко, Архипа Куинджи, Ильи Репина, который часто бывал здесь, Виктора Васнецова, Михаила Нестерова, Адриана Прахова, Михаила Врубеля, заканчивающих росписи Владимирского собора. Начиналось строительство Киевского исторического музея. Активно действовала Киевская художественная школа во главе с замечательным художником и педагогом Николаем Мурашко. Светославский был среди тех, кто естественно вошел и органично вписался в их среду. Интересен и очень известный факт: именно с него Виктор Васнецов написал колоритнейшую голову Моисея на фронтоне Владимирского собора. За работы самого Светославского богатеющие магнаты-промышленники и коллекционеры платили большие деньги. Одно из сохранившихся писем П.Третьякова от 21 июня 1894 года, в котором он намеком объясняет Светославскому, почему не купил его картину: дескать, и цена завышена, и неуступчив художник. Картину приобрел затем один из киевских собирателей.

Но вместе с тем, до поры до времени, связи Светославского с передвижниками были очень тесны. В 1890-м он женился на дочери владельца музыкальных магазинов Юргенсона, «дело» которого было в Москве и Киеве, и почти четыре года, до 1894-го прожил в столице. Именно в эти годы написана одна из лучших картин художника «Заезжий двор в Москве» (1892 г.), отмеченная бронзовой медалью на Всемирной выставке в Париже в 1900 году. И тем не менее после семнадцатилетнего пребывания в Товариществе он решительно заявляет о своем выходе из него… Это решение было трудным и, наверное, не самым взвешенным. В душе своей, да и в творчестве, он так и остался передвижником. Художником, ненавязчиво и искусно вводившим в свои пейзажи элементы жанра, глубоко чувствующим социальные мотивы окружающей его среды, не просто сочувствующим, а сопереживающим трудную судьбу своего народа, что было одной из основ в творчестве передвижников.

Вспоминая о тех днях и о своих последних беседах с Левитаном, Михаил Нестеров заметил, что и там, и тут они были «не ко двору». На передвижной многое было не по душе, не лучше обстояло дело и у Дягилева. Что-то трудно уловимое отделяло их от «Мира искусства» с его «тактическими приемами и соображениями». Эти же чувства испытывал, вероятно, и Светославский, который дал свои произведения Дягилеву только на две выставки - в 1901-м и в 1902 году. В 1903-м состоялась его первая персональная выставка в родном Киеве, о которой «старый учитель» - Николай Мурашко - написал восторженно: «Выставка многих мастеров вместе - это словно оркестр, а когда выступает один мастер, это уже солист… Светославский, думаю, имеет на это право».

В начале девятисотых годов Светославский участвует во многих художественных выставках, носящих благотворительный характер. В 1904-м и 1908-м еще дважды устраивает свои персональные выставки, которые стали событием и для Киева, и для всей художественной общественности России. «Казалось, - писал Н.Мурашко уже в 1904 году, - картины от него так и выходят, словно он наполнен ими.»

Объяснение

в любви

А картины эти были чаще всего видами его любимого Киева: Куреневки, Оболони, Предмостной слободки, сада Кульженко и другими пейзажами родного города. Мастерски и любовно он переносил их на полотно.

Сколько их, полотен, посвященных Киеву? Никто не подсчитывал. В последнем альбоме 1989 года выпуска - больше тридцати. Треть из всех, представленных там. А ведь были и днепровские полотна, морские пейзажи, степь, крепость Каменец-Подольского и множество других работ. А сколько их, еще не найденных, не представленных на прошедших выставках и в многочисленных альбомах?

Любимейшим жанром Светославского всегда был, конечно же, пейзаж. В любое время года он мог забраться на какое-то не очень удобное, неприспособленное место, откуда открывался чудесный вид, устроиться там под своим обязательным зонтиком и часами писать, писать… И виды, пленившие его, и людей, разделяя с ними радость или грусть изображаемого…

А еще он любил писать животных. Кто не знает знаменитых его «Волов»? Где увидишь их теперь, таких красавцев, разве что на полотнах художника. «Волы на отдыхе», «Волы в ярме», «Волы с плугом», «Волы на пашне» - искусствоведы часто называют их одними из самых лучших работ художника, гимном символу стародавней степной Украины. Тончайшая разработка оттенков немногочисленных цветов придает картине особенную законченность и утонченность, несмотря на, казалось бы, прозу сюжета.

Через страдания

и невзгоды

Сергею Ивановичу Светославскому, художнику, чье творчество вот уже больше столетия определяет наивысшие достижения украинской пейзажной живописи, и в жизни, и в работах исследователей «повезло» особо. Последняя его законченная картина - «Коровы, идущие в брод» - датирована 1915 годом. В 1910-11 гг. он путешествовал по Средней Азии, привез оттуда несколько десятков этюдов, которые так и не стали картинами. Незаметно подкрадывалась слепота. А главное, наверное, он не смог вписаться в революционные зигзаги изобразительного искусства. Болезнь глаз, как написано в одном из исследований, «помешала ему быть активным участником художественной жизни молодой Советской республики». В этот период его, художника-реалиста, как и многих его собратьев, третировали люди, считавшие себя творцами нового искусства и «сбрасывающие с корабля истории» всех, кто не пришелся к их новому двору. Если покопаться в архивах, очевидно, все можно расставить по местам.

Сохранились воспоминания одного из приятелей художника М.Ковалевского, часто бывавшего у него в усадьбе (жена училась живописи). По этим кратким заметкам можно представить - как жил мастер в те годы. «Усадьбу от улицы отделял длинный некрашеный забор… За забором был небольшой участок земли, который почти весь во время разлива Днепра заливала вода. На незатопляемой части усадьбы стояли два небольших деревянных домика. В одном жила старенькая мать художника, а в другом, переоборудованном под мастерскую, жил он сам. Его семейная жизнь сложилась неудачно. В молодости он бракосочетался с москвичкой Юргенсон, но очень скоро они разошлись, и с того времени Светославский жил с матерью и братом, которых очень нежно и преданно любил»…

Светославскому в дни этих встреч не было и пятидесяти лет, и выглядел он «крепким, подтянутым мужчиной среднего возраста, лысым, с длинной курчавой бородой и с бронзовым загорелым лицом - недавно вернулся из Средней Азии. На первый взгляд он походил на пожилого узбека: этому очень способствовала и тюбетейка, которую он тогда носил»… Следующая встреча Н.Ковалевского с художником состоялась через двадцать с лишним лет… Приехав в Киев в 1930-м, он «нашел знакомую усадьбу на Кирилловской улице, знакомый домик и увидел Светославского, но уже не за мольбертом». Дальше - сообщение о смерти художника. Думается, там были и слова о том, каким же приятель, давно ставший москвичом, увидел мастера. Журнал - а это был журнал «Мистецтво» - стал огорчать читателя грустными подробностями. Киевский же художник Федор Зотикович Коновалюк рассказывал своим родным, как, собрав однажды нехитрый гостинец старому мастеру, с которым был знаком в молодости, у которого многому научился и которого чтил, постучался в его калитку. Ее открыл сам Светославский. Коновалюк узнал его. Заросший, неухоженный, больной. А на вопрос «Здесь ли живет художник Светославский?» тот сам ответил: «Художник Светославский давно умер».

Сообщения о смерти я искала и в газетах, и в журналах. Не нашла. Но, пролистав подшивку «Вечернего Киева» конца двадцатых годов, все-таки обнаружила подтверждения тому, что на первый взгляд казалось слухами и легендами.

Самые

последние дни

Уже нет в живых друзей и соседей художника, помнивших его, похожего на бога Саваофа, продающего петрушку на Куреневке, и рассказывавших об этом. Несказанно обрадовалась, отыскав в одном из номеров киевской «Вечерки» за 1928 год статью Всеволода Чаговца. Известный в начале века журналист, театровед, рецензент, друживший с Николаем Садовским и Марией Заньковецкой, открывавший Оксану Петрусенко, автор многих статей, рецензий, инсценизаций и либретто в двадцатые годы выступал в «Вечерке» с очерками и зарисовками под рубрикой «Живопись, графика, скульптура». Материал о Светославском напечатан 12 июля 1928 года.

Названный «В мастерской художника», начинается он несколько необычно. Рассказом о том, что в Киевском зоопарке еще живут и привлекают внимание публики уцелевшие остатки некогда богатых «даров Светославского». Это огромные молчаливые беркуты, белые сипы, крутобедрые быки, пойманные в степях и горах далекой Средней Азии, где Сергей Иванович провел несколько лет с ружьем и палитрой. Вспоминает журналист, что и в кунсткамере бывшего Женского медицинского института, тогда зоотехникума, должны бы сохраняться препараты редчайших пресмыкающихся, которых не имеют самые богатые европейские зоологические кабинеты. Волосатика, длиной около метра, и огромную белую змею, смертельно опасную, удалось поймать этому смелому человеку и переслать в Киев. Не мог не вспомнить об этом «даре» Чаговец потому, что в запущенной и тесно заставленной подрамниками и полотнами мастерской художника пылились десятки этюдов, привезенных из Средней Азии.

Вскоре началась война, революции, болезнь глаз. Этюды не успели воплотиться в законченные картины. Их зачастую приходилось продавать по дешевке, менять на продукты, чтобы выжить.

Однако и в июле 1928-го в мастерской, свидетельствует Чаговец, еще стояло шестьдесят больших этюдов, написанных с огромным мастерством, с изумительными пятнами красок света и тени! И как дополнение к ним он услышал такое же яркое, красочное повествование…

Сохранился и до наших дней небольшой грустный отрывок о судьбе «даров», написанный самим Светославским. 5 декабря 1917 года одна из киевских газет напечатала «Письмо Сергея Светославского к гласным Киевской городской думы». Он обращался к ним с большой просьбой: «Не дать умереть с голода тем узникам, которые ни в чем не повинны и ничего не знают, ничего не ведают, что творится на нашей бедной Руси». Беспокоился о животных, которых когда-то подарил Киевскому зоологическому саду. Художник был членом Киевского отделения общества защиты животных. Не раз давал свои картины для розыгрыша в лотерею в пользу Фонда общества. И не случайно, выполняя просьбу общества, собственноручно отлавливал «интересные экземпляры крайнего юга», для пополнения зоосада. Теперь судьба именно этих редких и нежных животных особенно беспокоила его. «…Никто не знает, как трудно было добывать и ловить их, - писал Светославский. - Для того чтобы привести каких-нибудь орлов-сипов, шесть или семь штук, я потратил два лета… Они были птенцами на утесах. Ловцу приходилось отбиваться палками от защищавших их стариков. Сорок пять капканов ставил, чтобы хоть один шакал попал в них». Чтобы добыть камышового кота, приходилось возить железные клетки. Так же были добыты дикобразы, еще несколько пород птиц и редкие пресмыкающиеся, среди которых зеленые вараны. Горных быков отобрал из больших киргизских стад и «сам гнал до Андижана, а из Андижана уже привез в вагоне железной дороги в Самарканд, будучи проводником их»… «Неужели им судьба пропадать?! Сад этот создавался многими лицами, истинными любителями, в том числе и я один из них».

В сентябре 1918 года Общество защиты животных обращалось к художнику с просьбой пожертвовать картину для розыгрыша в лотерее в пользу «ни в чем не повинных узников».

Интересно, вспомнил ли хоть кто-нибудь об этом даре и о художнике, жертвовавшем картины, в недавние юбилейные дни замечательного нашего Киевского зоопарка, не единожды переживавшего свои трудные времена?

…В своем рассказе Светославский сетовал на то, что не удалось ему закончить большую картину по среднеазиатским этюдам, которая занимала половину его мастерской. Работа оборвалась, отмечает журналист, восемь лет назад. Художник скорбел о том, что громадная масса этюдов, записанных с натуры в эпоху скитаний у подножья Памира, вокруг Туркестана, по барханам Голодной степи, у величественных Тамерлановых гробниц, по базарам Самарканда, в горных кишлаках или на пышноцветных праздниках кочующих народов, что весь этот богатейший материал не превращен в картинную галерею, а так и останется в этюдах и набросках…

Несколько отступая от этого интереснейшего свидетельства современника художника, хочется назвать несколько лучших работ, которые он успел закончить после первой и второй поездок на крайний юг России: «Горный пейзаж», «Отара в горах», «Сбор хлопка» (конец 1890-х гг.), «Базар в Самарканде» (1911), «Степь. Средняя Азия», «Утренний намаз». И добавить, что многие его этюды - а выглядят они как почти законченные небольшие картины, - в конце концов все-таки попали, стараниями энтузиастов, в киевские и другие художественные музеи Украины, России, Узбекистана, Туркмении. Многие хранятся в частных коллекциях.

Усадьба Светославского на Кирилловской улице прямо примыкала к пойменным лугам. И поэтические строки Вс. Чаговца «Весною Днепр заходит к нему в гости своими вешними потоками» перекочевали в несколько статей о художнике, написанных в пятидесятые годы. Но позволю себе еще раз, может быть, более, чем принято, процитировать ту статью, написанную в 1928-м. «Выставки, конкурсы, общения с друзьями-художниками и общественная деятельность - все это уже в прошлом»… Светославский, оказывается, был довольно активным гражданином. В дни революции 1905 года, когда из Киевского художественного училища было исключено больше сорока учеников, он выступил в «Киевской газете», осуждая этот факт, и вскоре открыл студию, где бесплатно занимался с исключенными. В то же время вместе с художниками Ф.Красицким и А.Сластионом участвовал в сатирико-юмористическом журнале «Шершень». Был одним из основателей Киевского общества художественных выставок, а потом - Общества киевских художников. Во время процесса над Бейлисом в 1913 году присутствовал на заседаниях в суде и даже сделал зарисовки из зала, в частности - главного защитника Оскара Грузенберга, для «Биржевых ведомостей». В 1911, 1912 и 1914 годах художник входил в жюри конкурсов на эскиз проекта памятника Т.Шевченко в Киеве. В 1905-1915 гг. часто экспонировал свои произведения на разных благотворительных выставках. Не раз выступал в печати против черносотенцев и произвола городовых…

Все это было далеким прошлым… «Сергей Иванович теперь уже глубокий старик, ему более семидесяти лет, - пишет Вс. Чаговец. - Его характерная голова напоминает нечто от Дарвина и Толстого. Его руки еще могли бы держать кисть и палитру с той же твердостью, как они держат пилу и топор. Но несчастье в том, что в тяжелые годы разрухи и голодовки, когда картинами интересовались мало и когда, отбросивши палитру, надо было из старого железа делать ведра и менять их на хлеб, в эти годы Сергей Иванович лишился зрения… И сейчас он видит окружающее сквозь густой туман… Это трагедия художника… Чисто бетховенская трагедия… И эту трагедию переносит художник с героической стойкостью».

Знаменитый художник, получавший награды на самых престижных выставках в Москве, Петербурге, Киеве и Париже, за чьи картины знатоки платили тысячи, не только клепал ведра, красил заборы, выращивал овощи и продавал их на рынке, он еще страдал от набегов злоумышленников. К нему, в маленький домик на окраине, бывало, заглядывали непрошеные гости, перерывая все вверх дном - искали золото, отбрасывая картины и этюды как ненужное «барахло». Жизнь или золото! «Они не верили, что все его золото было в глазах и руках»…

Умер Сергей Иванович Светославский 15 сентября 1931 года. Скромная его могила на Лукьяновском кладбище с покосившимся крестом из железных труб пребывала в забвении еще полстолетия. И только в восьмидесятых почитатели таланта художника побудили общественность поставить выдающемуся украинскому пейзажисту скромный памятник.

Не хотелось печально заканчивать свой рассказ о Светославском - человеке, славящем Свет, Красоту и Жизнь. Но как не сказать, что в родном его городе в сотнях лиц запечатленном художником на полотне, нет ни улицы его имени, ни хотя бы скромной мемориальной доски, перед которой бы остановились и постояли в благоговении земляки…

Думается, достоин он большего. Но кто знает, может, вот в таких скромных могилах и покоятся великие? Главное - память потомков. Но сообразна ли этой памяти их благодарность?