Сергей Юрский: «Замерзать будем вместе»

В канун старого Нового года Сергей Юрский привез в Харьков святочную программу «Домашние радости». Концерт в стиле меланхолического кабаре, как сообщала программка. И хотя сам мэтр всячески открещивался от этого эпитета, ссылаясь на срок давности (программка составлялась в сентябре, а сейчас настроение переменилось), пел собственные песенки, рассказывал забавные истории, а «лягушку-путешественницу» и вовсе изображал с прутиком в зубах, что-то грустное все же витало над сценой. То ли сиреневый свет, то ли звуки рояля, то ли призрак отключенного газа. Куда без него!

— Я далек от политики, но понимаю, что от этого вопроса не уйти. Поэтому сразу скажу, что думаю о «нашем с вами» газовом конфликте. Маяковский замечательно сказал: «Землю, где воздух, как сладкий морс, бросишь и мчишь, колеся. Но землю, с которою вместе мёрз, вовек разлюбить нельзя». Так вот, мы вместе дожидались весны, оттепели. И если кому-то снова придется замерзать от отсутствия газа, так замерзнем вместе. Не будем скрывать, что государственные отношения наши сейчас не просто плохи, а ужасны. Но я, слава Богу, не увидел отражения этого в разговорах с людьми.

— И чем закончится, как вы думае­те?

— Ого! Это не в моей компетенции. Но, кроме тех реалий, в которых я не разбираюсь (экономических, подпольных, геополити­ческих), существует еще общая тен­денция, и ее нужно признать. Империи рушатся! Я застал время, когда самой большой страной на карте была Великобритания. Советский Союз — на втором месте. И рухнула Британия первой, а мы — вторыми. Что теперь делать? Англичане про это пишут романы. Иногда иронические, иногда ностальгические. На месте империй возникают порой страннейшие явления наподобие Косово или Южной Осетии… Это состояние, знаете, вроде того, когда надо делать ремонт. Хозяева решают: сначала вынесем весь мусор. А к вечеру уже руки болят, и ноги не ходят, и не до ремонта. Часть вынесли, часть бросили по дороге, часть прикрыли чем-то, и дом превратился ч-черт знает во что. В этом состоянии очень трудно жить. Но мы в нем как раз и живем.

— Вы — человек империи?

— Нет! Я — нет.

— То есть ее крах приветствуете?

— Тут сложно… У меня вызывают подозрение эти отколовшиеся кусочки, крошки. Страны ли это? Но я никак не говорю об Украине. Потому что Украина, где я впервые побывал очень давно, для меня вполне самостоятельное явление. И еще, вы удивитесь, я уверен, что нынешнее довольно мучительное возрождение украинского языка есть благо. Я слышал жалобы на притеснение всего русскоязычного. Всякий запрет, конечно, скверен, тем более запрет русского языка, который и в Украине для многих родной. Но я помню обратную ситуацию. В 61-м году нас приветствовали в Киеве. Прославлен­ный БДТ приехал! И вдруг выш­ли два старых актера и произнесли речи по-украински. Я впервые услышал тогда украинский язык, который мне необыкновенно понравился! Они говорили очень красиво, почти все было понятно. Но не все. И я увидел, что это другой язык, а никакой не диа­лект русского. Это были артисты Театра Ивана Франка. Они страшно рисковали. Потому что не положено было говорить по-украински со сцены, да еще и двоим! Я видел побледневшие лица начальников, которые лихорадочно соображали, не национализм ли им тут представляют. Теперь крен пошел в другую сторону. Равновесие, видимо, пока не достигнуто, но к нему надо стремиться.

— Наверное, для этого надо все же остановиться, подумать…

— Да, это большая проблема нашего времени. Пару лет назад мне казалось, что возвращаются 70-е — отвратительное, тоскливое безвременье. Но при всех его неприятных чертах оно все же располагает к раздумьям. Это как пауза в спектакле, хорошая возможность отвлечься от внешнего мелькания и навести порядок в себе. Но у нас в силу каких-то обстоятельств «безвременье» не состоялось или отложилось на попозже. Сейчас наиболее остро для каждого в отдельности стоит вопрос выбора и чувства меры. Главное отличие времен социалистических от времен нынешних — это выбор. Тогда была дорога, на которую раз ступив, не сойдешь. Может быть, была вторая, но такая похожая, параллельная. Смена театра для актера, смена завода для рабочего — уже поступок! Уход крестьянина из деревни — это вообще катастрофа. Сейчас все возможно: сменить профессию, эмигрировать, съездить в другой край и вернуться, жениться и развестись, жениться повторно, жениться дважды одновременно… Выбор колоссальный! Но все компасы сломались, вообще уже не понятно, где север. Значит, каждый должен решать проблему самостоятельно. Это очень трудно, особенно молодым. Столько дорог, и столько фальшивых дорог!

— Кризис профессии?

— Отчасти да. Конкурсы в театральные институты не уменьшились, но профессия актера сильно девальвировала. Раньше это был человек возвышенный, известный в своем городе, а иногда и дальше. Уважаемый. Удовольствие, но и большая ответст­венность. А сейчас известность приходит с другой стороны. Из журналов, в которых описывают исключительно грехи. И чтобы прославиться, начинающий служитель Мельпомены должен, вероятно, задуматься: «Как бы мне поэффектнее согрешить?» или «Как бы так пройти конкурс, чтоб все мои грехи оказались на обложках журналов?»

— Но вас-то этим не соблазнишь?

— Меня — поздно. Я по-прежнему работаю в театре. Очень редко выступаю с концертами, они для меня каждый раз — испытание. Достаточно много занимаюсь литературной деятельностью. Перед самым Новым годом вышла моя уже семнадцатая книга под названием «Все включено», в феврале должна выйти еще одна — «Театр Игоря Вацети­са» (драматургический псевдоним самого Юрского. — Е.О.). Последний спектакль поставлен в театре Моссовета как раз по пьесе этого автора, он называется «Предбанник».

— Я так понимаю, ему уже два года (мы говорили о нем в прошлый ваш приезд). Что-то изменилось за это время?

— Постоянно что-то меняется. Недавно мы сняли телефильм «Предбанник». Он снимался на той же сцене, на которой и идет спектакль. И актеры те же: ваш покорный слуга, Александр Фи­липпенко, Лариса Кузнецова и другие. Мне нужно было передать странность этой пьесы, которая имеет подзаголовок «Пута­ница в двух частях». Это дейст­вительно путаница. Два не связанных сюжета, которые плетутся один вокруг другого, создают противоречие и связь между игрой и жизнью. Это несомненная комедия, в которой очень много смеха, но оканчивается она внезапной смертью одного из героев, его исчезновением. И становится непонятно: это еще выдумка или уже реальность. Я думаю, это сильно отражает сегодняшнее ощущение окружающей действительности.

— В конце января обещана премьера другого фильма с вашим участием — «Не думай про белых обезьян». Как он вам?

— Это фильм Юрия Мамина, в котором мы с Олегом Басила­ш­вили были приглашены сыграть роли как бы авторов. Очень скром­ные. Но я и тогда не понимал затеи, о чем откровенно признался Мамину. По-моему, это большая неудача большого мастера.

— А что-то хорошее у вас в кино за последнее время было?

— На днях я посмотрю картину, которая тоже снималась давно, но только сейчас будет показана на пробном сеансе — «Полторы комнаты и окрестности». Это Иосиф Бродский. Фильм Андрея Хржановского, который, будучи мирового класса режиссером мультфильмов, впервые снял полнометражную художественную ленту. При всем огромном уважении к Андрею я жду и здесь многих неровностей. Но сама затея сильна и благородна: попробовать снять фильм не о Бродском, а о том странном разрыве между человеком, на мой взгляд, абсолютно, непостижимо гениальным, и его родителями — людьми стопроцентно земными. Они не понимали, как у них мог получиться такой сын, а он, любя их, не понимал, почему они ему такие чужие. Это некая кинофантазия, но полторы комнаты, в которых происходит действие, были восстановлены в том самом доме на углу Литейного и Пантелеймоновской, где жил Иосиф. Родителей играем мы с Алисой Фрейндлих. Сняли давно, давно озвучили, а картина все лежала. Ее не выпускали из-за сложностей с правообладателями произведений Бродского.

— Понравилось ли что-то из чужого увиденного?

— Из новых — «Шультес» Ру­бакидзе, «Простые вещи» Попо­гребского.

— Сейчас принято говорить о возрождении российского кино. Вы с этим согласны?

— Нет!

— Почему?

— Потому, например, что фильмы, которые я бы хотел посмотреть, не показывают в кино. Вот, скажем, я очень уважаю Германа-младшего. Он человек, крайне одаренный изначально и мощный профессионал. Хотя довольно чуждый мне, как и многие молодые. Хочу посмотреть «Бумажного солдата», но не люблю DVD. Я бы не поленился и пошел в кино — но некуда, нет его там. Серьезные картины в кино увидеть вообще нельзя. Один сеанс какой-нибудь, максимум два. Это кино принято называть фестивальным. На фестивали я давно не езжу. Остается то, что предлагает телевизор.

— А там все плохо?

— Отнюдь. Пересмотренная недавно как раз по телевизору «Сладкая жизнь» еще раз мне показала, во-первых, что мы не ошиблись в нашей любви к тому итальянскому кинематографу, а во-вторых, напомнила о той мере влияния, которое я испытал и до сих пор испытываю от фильмов Феллини, прежде всего это
«8 1/2» и упомянутая «Сладкая жизнь». Какое может быть возрождение кино, если режиссеры работают на фестивали?! Я сейчас снял «Лысую певицу» Ионеско, это первый опыт экранизации театра абсурда в русском варианте. И вот она лежит полтора года на канале «Культура», где не знают, что с ней делать дальше. Для кого я это снял? Единст­вен­ный вариант — издать на DVD. Но это уже коммерческая деятельность, заниматься которой некоммерческий канал «Куль­тура» не имеет права. Почему не спрашиваете, что я читаю?

— Спрашиваю.

— Конкретно сейчас — Лидию Чуковскую. Фактически биография, но не только. Это большое, глубинное исследование психологии и истории. Но все же Чуковская принадлежит былому. А из сегодняшних назову только одно имя, которое меня крайне интересует, потому что это исследование сегодняшнего состояния умов и дел. Иногда раздражающее, иногда удивляющее, а иногда и восхищающее. Это Дмитрий Быков, которого я читаю всегда с большим интересом — как стихи его, так и романы.

— Вы не жалуете Сорокина? Пелевина?

— С Сорокиным у меня как-то не получается… Пелевин… знаете, тоже. Я от него устаю. Выби­раю все-таки Быкова.

— Мы с вами все о политике, театре, литературе, а концерт называется «Домашние радости». Какие они?

— Сейчас такое странное, единственное в своем роде время, когда, порадовавшись рождению Спасителя, отпраздновав Рождество, люди предаются язычеству. То есть всему тому, против чего христианство возражает: гаданьям, сказкам, небылицам, шуткам… грубым шуткам! А самое главное — что можно поговорить откровенно, позволить себе сказать то, что думаешь, а не то, что положено. У нас в семье есть традиция, которой, кажется, мы никогда не изменяли: собираться в старый Новый год и радовать друг друга по мере сил, а заодно гадать о будущем. Ника­кой особой подготовки. По большей части импровизация. Главное условие — отказ от заемного веселья. Чтобы спеть новую песню или начать гадать, или вручать подарки по жребию, людям нужно интересоваться друг другом, а не телевизором. Вот эти домашние радости я и рискнул вытащить на сцену.

— А как же стол? Заливная рыба, оливье, в конце концов?

— Вы шутите? Какое оливье в моем возрасте! Когда и так времени немного, еще тратить его на жратву?! Овсяной кашки могу поесть — и довольно.

— Позиция, достойная восхищения. Расскажите же, чем заняты ваши домашние, освобожденные от кухонного труда.

— Жена и дочь играют. Иног­да — и в моих постановках. Дочь Дарья сейчас снимается в бесконечном сериале, который 20 января стартует на канале «Россия». Сто серий уже снято, еще сто серий будут снимать. Она к этому относится с интересом. Я — с тревогой. Все безразмерное, обильное меня тревожит. К счастью, она не перестает играть во МХАТе — она артистка Московского художественного театра име­ни Чехова. Георгий (шестилетний внук актера. — Е.О.) изучает языки и осваивает компьютер. Вообще, современные дети, по-моему, рождаются с умением нажимать на нужные кнопки. На Новый год я подарил ему специальный, обучающий компьютер, который говорит по-русски, по-французски и по-английски. При этом у ребенка гениальное французское произношение! Откуда — я не знаю. По моим наблюдениям, маленькие дети сейчас мало интересуются друг другом, но способности у них непостижимые! Прославим новый день, поклонимся нашим детям-внукам. Не будем им подражать, не будем выполнять все их желания, а внимательно и доброжелательно к ним присмотримся.

Досье «ЗН»

Сергей Юрский — актер, режиссер, чтец, сценарист, писатель. Родился 16 марта 1935 года в Ленинграде. В 1957—1979 годах работал в ленинградском БДТ, с 1979-го — в Театре им. Моссовета. Самые известные работы в кино: «Человек ниоткуда», «Республика ШКИД», «Золотой теленок», «Интервенция», «Маленькие трагедии», «Место встречи изменить нельзя», «Ищите женщину». Последние: «Королев», «Полторы комнаты и окрестности», «Не думай про белых обезьян». Автор семнадцати книг. Народный артист России.