«Перед боем Юноша смастерил для Малыша куклу. Деревянную, одетую в найденные где-то в доме лохмотья... Но Малыш был рад и такой, неуклюжей, с большим носом и вытаращенными глазами. Давно уже Малышу никто не делал никаких подарков, на войне он и забыл, как они выглядят, эти куклы. Поэтому признателен был Юноше, дружку своему...
Отряд Малышей подобрал Юношу в почти выгоревшем поселке где-то на юге, около разрушенного дома. Шли быстро, готовились к бою, но взяли с собой. Юноша никого не замечал, не понимал, что это с ним происходит. Но у Малыша в доме остался старший брат, следовательно, знал, как найти подход к такому большому парню. Со временем подружились. Малыш воевал, Юноша ждал в блиндаже. Так в этой стране было заведено, старшим в бой идти не годится, пусть дети воюют. Юноша свое уже отвоевал еще в школьные годы. Тогда, в недлинные месяцы перемирия, и научился куклы мастерить. Давно не делал. Но вот что-то такое получилось — пусть дружок порадуется.
Малыш и порадовался. Прижал куклу к сердцу, куда-то спрятал под шинелькой. И побежал в строй...
...Отгремело. В этот раз очень долго довелось ждать. И уже, казалось, все пришли, а Малыша все нет и нет... «Неужели?» — подумал Юноша и увидел: идет Другой малыш, совсем маленький, запыхавшийся, забрызганный чем-то грязным и красным.
— А где мой дружок? — спросил, даже не надеясь на ответ.
Другой малыш ничего не ответил, рукой показал в сторону лазарета... Немножко как-то успокоился Юноша. Отодвинул почти прозрачный занавес перед койкой, увидел — глаза закрыты, но дышит. А рядом, на табуретке, лежит почерневшая простреленная кукла...»
Должен сказать (для тех, кто решит, что это проза), что я этого вообще не писал. Если точно сказать, я это прочитал. Во сне. Этот текст мне приснился в ночь после трагедии в Беслане. Днем я писал какие-то аналитические тексты, отвечал на вопросы коллег, звонивших по телефону со всего мира в одном и том же настроении отчаяния и непонимания, старался объяснить, как это могло случиться и что может быть дальше. Но подсознание — оно реагирует точнее, чем ум свидетеля. Оно «переформатирует» мозг, готовит его к новым реалиям, даже если эти реалии противоречат всему жизненному опыту человека и всему историческому опыту человечества. Именно поэтому я решил никаких политических раздумий в этих заметках не размещать — их достаточно и вне дневников, и моих, и чужих. И никакого отчаяния не высказывать — что такое мое отчаяние по сравнению с сотнями трагедий, которые мы, как в ужасном бесконечном сне, наблюдаем ежедневно на экране телевизора. И к Богу не апеллировать: в конце концов, что он мог еще для меня сделать, кроме того, что прислать этот маленький рассказ?