Сад памяти. Несколько строк о детях войны

Этот Сад... Или теперь уже правильнее — сады... Замысел родился в глубине сердца одного из тех, кого полвека тому назад называли, а теперь опять называют детьми войны. Взрослея среди боли и забот, иногда отнюдь не детских, они восстанавливали страну, разрушенную фашистской оккупацией, встав рядом с вернувшимися с фронтов родителями или заменив тех, кто не вернулся.

Так что этот уникальный, возможно, единственный в своем роде Сад — еще один знак памяти о тех, кто жил, боролся и побеждал. Памятный знак от тех, кто выжил, от их детей и внуков, от тех, кто, несмотря ни на что, сажал свои сады, чтобы они, расцветая в мае, напоминали снова и снова — была борьба и была победа.

Девятигектарный яблоневый сад — подарок от Корюкивской ячейки Черниговского землячества в Киеве — заложен к 60-летию освобождения района от фашистских захватчиков. Идея мемориального сада принадлежит генерал-майору в отставке Василию Евдокимовичу Устименко, «нашему генералу», как любят называть его земляки, когда он как-то весной любовался цветущим садом Довженко на территории Киевской киностудии.

Родился Василий Евдокимович в селе Жукля на сиверском Полесье, и хотя войну встретил еще совсем маленьким мальчиком, в детской памяти навсегда оставили свой неизгладимый след облавы, допросы, расстрелы, пламя далеких пожаров над селами, которые фашисты жгли в бешеном бессилии погасить огонь всенародного сопротивления оккупации — партизанской борьбы.

Уже 2 декабря 1941 года были сожжены Пополивка (209 дворов и 111 жителей) и Лосивка (249 дворов и 86 жителей), 21 декабря — Рейментаривка (300 дворов и 111 жителей), 24 декабря Самотуги сожжены наполовину, погибли 87 жителей. И это было только начало...

...В Жукле весной всегда цвели сады. А вокруг в лесах — черемуха, дички яблонь и груш, душистые заросли бузины. Их ничто не могло заглушить, даже война.

— Всюду, где я только мог, пытался посадить хотя бы одну яблоньку или грушку, — делился с присутствующими на собрании землячества своей мечтой о Саде памяти Василий Евдокимович. — Давайте соберемся вместе и посадим сад для всего района. Как подарок. И как память.

Самым трудным оказался вопрос — где? Наконец пришли к соглашению: посадить этот сад в Наумовке — от райцентра всего восемь километров асфальтированной дороги. Когда саженцы подрастут и сад зацветет во всей своей красе, им при желании сможет полюбоваться каждый, а когда начнет плодоносить, часть урожая будет безвозмездно передаваться детским учреждениям района. Так пообещал руководитель ЧСП «Злагода» Виталий Степанович Топотун.

За три весны в Наумовке посажены девять гектаров этого необыкновенного сада. Хрупкие яблоньки уже зацвели нежным бело-розовым цветом, подарили первые плоды.

Я это цветение не видела, поскольку наша земляческая группа, приехавшая из Киева завершить посадку, была на поле значительно раньше. Посреди вспаханного серозема ярко зеленел лишь квадрат покрытой молодой листвой смородины. Я оглядывалась вокруг и думала: сколько же раз за время своей работы в местной районке я бывала на этих полях? По согласию и в сопровождении тогдашнего председателя колхоза имени Чкалова Николая Григорьевича Бородавки.

Это он, Николай Григорьевич, с его неукоснительно-прагматическим взглядом на ведение хозяйства, сумел из обреченного на вымирание села создать одно из лучших в то время на Черниговщине сельскохозяйственных предприятий. Мы не всегда могли с ним найти общий язык. Он говорил: «Все ваши человеколюбивые закидоны — ерунда. Людям нужна работа и хорошая зарплата за работу. Остальное они делают сами». І... противоречил сам себе — строил за колхозные средства жилье для ветеранов и молодоженов, открывал счета в сбербанке для ребят, призванных на армейскую службу, считал, что все лучшее нужно отдавать детям — садик, школу, Дом культуры.

Николай Григорьевич Бородавка, председатель правления колхоза, кавалер ордена Ленина, которому так и не дали возможности получить вполне заслуженную Золотую Звезду Героя Социалистического Труда, умер в начале горбачевской перестройки.

А село живет. Есть и улица его имени, и добрая память о нем. Теперь вот будет сад. И, возможно, в этом самая большая справедливость, поскольку по своему мировоззрению Николай Григорьевич никогда не был «красным помещиком», как теперь любят называть тех, кто знал настоящую цену труда на земле. Он был садоводом. И он был одним из детей войны. Если бы дожил, отметил бы свое 75-летие.

…Старший Бородавка пошел на фронт, отправив семью в эвакуацию в Казахстан. Одиннадцатилетнему полищуку бесконечная степь казалась чудом. Этот горизонт, это солнце, эта бесконечность, которую не может охватить глаз... Вот поле, а там уже — целина!

Этим и запомнилась эвакуация, а еще бесконечностью дорог.

Когда поднимали в 1954 году первую казахстанскую целину, Николай Бородавка был уже кадровым офицером. Но земля эта все же заманила его — садовода от деда-прадеда, с украинскими хлеборобскими корнями.

Это будет позже, а пока юный будущий хлебодар Николай Бородавка мечтал в Казахстане о необозримой хлебной степи, об окончании войны и возвращении на родину. Его же ровесники в это время оказались в самом эпицентре партизанской борьбы против гитлеровских захватчиков.

Возможно, помня, как еще в 1918 году черниговцы боролись против кайзеровской оккупации, фашисты решили искоренить в зародыше сопротивление, запугать непокорных полищуков. Над лесами, окружающими Холмы, красными сполохами отражались в холодном небе пожары. А в самом поселке действовала, наверное, одна из первых в Украине подпольная комсомольская организация из старшеклассников местной школы, которые на 1 июня 1941 года еще не достигли призывного возраста. Свою организацию они и назвали по-детски непосредственно: «Так начиналась жизнь». Федор Резниченко, Николай Еременко, Феня Внукова, Александр Омеляненко, Леонид Ткаченко, Феня Шевцова, Надя Голяницкая, Катя Дяченко. Бабушка Кати, Дарья Захаровна, давала этим детям прибежище и дельные советы. Распространение антифашистских листовок с призывами к борьбе, разведка для партизан… Наибольшая опасность для оккупантов состояла в том, что они — были! А если были они, то могли восстать и другие.

После страшных пыток их расстреляли в марте 1942 года на льду Убеди. Только Фене Внуковой и Кате Дяченко чудом удалось избежать ареста и добраться до партизан.

…На уже исклеванном солнцем снегу чернели тела убитых. Хмурая, преисполненная глухой ненависти к убийцам толпа односельчан стояла на берегу реки. Ближе подойти не давала полицейская охрана. Не давали и похоронить. Три дня. Для запугивания.

Двенадцатилетний Анатолий, сын Михаила Малюка, стоял в толпе и до боли сжимал дрожащие уста, но совсем не от страха, а от горя и ненависти к убийцам.

Пройдет много лет и Анатолий Михайлович Малюк станет председателем колхоза «Красный маяк» в бывшем райцентре пгт Холмы.

Чем эти многочисленные пгт отличаются от больших сел, по крайней мере на Полесье, я и по сей день не пойму. Разве только тем, что имели хотя бы одно промышленное производство. В Холмах — лесхоззаг и спиртзавод, больница, десятилетка, комбинат бытового обслуживания, пекарня, несколько магазинов и крестьянские дворы в садах, сирени и жасмине. Однако колхоз здесь был крепкий, а молодого еще председателя правления, хотя и с ранней сединой в густой шевелюре, за глаза ласково называли «батьком».

«Красный маяк» был главным соперником наумовского колхоза имени Чкалова в тогдашнем социалистическом соревновании. Анатолий Михайлович Малюк и Николай Григорьевич Бородавка были ровесниками и по своей человеческой сути — Садоводами. Но они были разные, совсем разные, возможно, эта непохожесть бросалась в глаза еще и потому, что Бородавку в Наумовке «приняли», и вдобавок брал на работу людей «со стороны», а Малюк — был свой. Над Холмами царила определенная аура семейственности, они легко шли на «затеи», если это в результате обещало усилить чувство локтя, связи, общности. На моей памяти, в частности, полуофициальное собрание доярок-трехтысячниц района: «Хоть по-человечески поговорили, познакомились, а то лишь портреты в газете, цифры и изредка кто-то на трибуне в районе мелькнет».

«Красный помещик» Анатолий Михайлович Малюк в середине семидесятых годов уже прошлого века, построив несколько улиц колхозных коттеджей, сам жил в старом родительском доме. Теперь, уже пенсионер, он, говорят, успешный пасечник, помогает внукам приспособиться в новой жизни. Создав на базе колхоза ЧСП, холменцы не захотели менять его название, и живет «Красный маяк» под руководством своего же, холменца, Виктора Ивановича Самийленко. А наследник Николая Григорьевича, Виталий Степанович Топтун — вот уж судьба! — вернулся в Украину из Казахстана. Нынешним хозяевам не до соревнований — приходится бороться за выживание, а еще — растить свои сады.

А дети войны знали наверняка: если можешь творить добро — твори. Добро не имеет сравнительного измерения, о нем нельзя сказать БОЛЬШОЕ или МАЛОЕ. Добро есть добро. Категория нравственная.

Наумовка в марте 1943 года с ужасом наблюдала, как горит подожженная со всех сторон карателями Корюкивка, и, вопреки запрету местной полицейской власти, давала прибежище погорельцам-беглецам. Здесь находилась в военное время и семья моего ближайшего земляка (с одной улицы) Игоря Макаровича Сидоренко, имевшая самое непосредственное отношение к организации партизанской борьбы. Отец, Макар Васильевич, завхоз местного лесхоза, принимал участие в закладке партизанских баз, а его братья с первых дней были в партизанах. В одном из боев тяжелораненый Павел Васильевич Сидоренко попал в плен. Несколько недель его продержали в местной тюрьме вместе с бывшем председателем райисполкома Паньковым, а потом согнали с окраин людей и устроили «врагам нового порядка» показательное наказание. Панькова повесили на воротах, которые вели к развалинам сахарозавода, а Сидоренко расстреляли.

Двенадцатилетний Игорь стоял в толпе, гася в груди крик последнего «прощай», и твердо обещая отомстить.

Через два года, летом 1943-го, когда партизаны под командованием Федора Ивановича Короткова провели операцию по ликвидации наумовской полицейской управы, уже четырнадцатилетний Игорь, добавив себе для солидности два года, все-таки вступил в этот партизанский отряд. Конечно, когда дело дошло до серьезного разговора, пришлось сознаться в обмане, но крепкого, рослого парня в отряде оставили. И никаких поблажек по причине малолетства. Вестовым, ездовым, охранником, связистом, дозорным приходилось быть Игорю, принимал участие в боях, ранен и контужен. Елино, Гулино, Мышиные Хутора, Снов, Хороменские болота — для Игоря Макаровича не точки на партизанских картах. Все это пройдено в нелегких условиях между двумя фронтами, когда с одной стороны свирепствовали, отступая, гитлеровцы, которым нужно было максимально навредить, а с другой — ошибаешься, и попадешь под огонь наступающих советских частей. В конце лета в Тупичевских лесах партизаны соединились с передовыми частями Красной армии. Боевой путь юного партизана Игоря Сидоренко закончился. На просьбу оставить в армии ему сказали: «Видишь, сколько нужно восстанавливать. Вот там и будет твой фронт. Иди учиться».

Большую часть своей жизни Игорь Макарович Сидоренко был государственным служащим, депутатом разного уровня Советов. На пенсию он вышел в 1992 году с должности секретаря Киевского облисполкома. Жизнь не была ни легкой, ни милосердной, но он — дитя войны! — знал ее настоящую цену. И выстоял. Счастливое супружество, выпадающее на долю далеко не всем, дети, внуки. И на каждом этапе жизни — свой сад.

…В эту весну, в честь 60-летия Победы, наше земляческое крыло посадило молодые сады почти возле каждой школы района. Никто не забыт и ничто не забыто. Не должно забыться, если мы — народ. Так что пусть цветут сады, пусть род Садоводов никогда не переводится, и из поколения в поколение будет передаваться как эстафета цветущая ветка яблони. Не сломанная в равнодушных руках — на крепком ухоженном стволе жизни.