С УКРАДЕННЫХ ГОР К УТРАЧЕННЫМ ИЛЛЮЗИЯМ

К 100-летию писателя Дмитрия Бедзика

Ему исполнилось бы сто лет! Трудно поверить. Дмитрий Бедзик нас, молодых друзей его, всегда удивлял юношеским характером, доверчивостью и детской чистотой восприятия жизни.

Он жил и писал в тяжелую эпоху: сталинизм, тоталитаризм, ужасы тридцатых (теперь-то нам многое ясно). А тогда Дмитрий Иванович воспринял большевистский переворот с непосредственностью мальчишки. И писал искренне, и верил в высокие идеалы, как писали и верили в них многие основатели украинской советской литературы. У Д.Бедзика было несколько маленьких пьес, с которых он начал творческую биографию: «Люди, чуєте?», «Шахтарі», «Чорнозем ожив», «За кулісами церкви», «Цвіркуни», «Культурна сила». Это поразительные по душевной доброте миниатюры для самодеятельных театров. В них пульсировала одна мысль: труженику земли мешают жить мироеды. Молодой писатель умело лепил характеры сельской бедноты, и эти характеры убеждали в кажущейся правильности тогдашних идей. Разумеется, не все большевики на местах были «извергами» и «палачами». Случались и честные комиссары Левинсоны, и мужественные Чапаевы, что, к слову, давало возможность демагогам призывать полуграмотных пролетариев верить в «правду революции».

Как истинный сын земли, выходец из трудовой лемковской массы, Дмитрий Иванович со святой наивностью поверил этим призывам. Он всю жизнь отстаивал свои творческие идейные принципы, не догадываясь, что за ними нередко стояли интересы красных стратегов. Он искренне желал увидеть счастливыми восставших рабочих Киева (пьеса «Арсенал»). Он ненавидел франкистских мракобесов, терзавших испанскую республику, не ведая, что мадридское республиканское правительство было орудием в нечистой игре Сталина.

Дмитрию Бедзику, как и всей тогдашней украинской интеллигенции, нынче мы многое прощаем. Но прощаем не слепоту их, как пытаются утверждать некоторые «ниспровергатели» прошлого, а скорее романтическое увлечение, которое превращало их в неких узников собственной устремленности в будущее. Так же, как Андрей Головко не разглядел страданий тысяч и тысяч замученных «кулаков» и «мироедов», так и Д.Бедзик хотел видеть в социальной жизни только подтверждение своей веры.

В годы второй мировой войны Дмитрий Иванович был военным корреспондентом. В 1944 году он посетил штаб Первого украинского фронта, которым командовал маршал Конев. Маршал дал возможность встретиться Дмитрию Ивановичу с его сыном (ныне известным писателем Юрием Бедзиком), сержантом-танкистом. Ночью в хате польского крестьянина они крепко поспорили. Юрий рассказал отцу о дикостях, совершавшихся по велению командиров, о том, какой кровавой ценой добывалась победа над врагом. Но отец рассердился на него и заявил, что «ради разгрома фашизма мы должны идти на все...» Это был отголосок сталинской теории: цель оправдывает средства!

Потом он написал маленькую повесть «Корсунь-Шевченковская битва» и повесть «Оповідання про Олега Кошевого». Тут, кажется, в его душе что-то сдвинулось. О войне он стал писать скупыми, жесткими мазками и своего героя Олега Кошевого (его он «открыл» еще до Фадеева) представил во всей суровости и горечи раздумий и сомнений. Правда, редакторы хорошенько вычистили из книги «отступления от соцреализма». Так они расценили попытки автора придать Кошевому черты украинского характера.

Пожалуй, самую трудную творческую задачу поставил перед собой Дмитрий Бедзик в романе «Сердце моего друга». Он собирал материал более пяти лет, поселившись в одном из сел Черкасщины в доме известного комбайнера Гордея Байды. Созвучность имени героя с легендарной личностью прошлого Байдой Вишневецким придала работе яркую историческую афористичность. Байда-комбайнер как бы состязался с Байдой-казаком в добродетелях и верности отчизне. Воспоминание о бесстрашном запорожце, который и горилочку попивал, и женщин зацеловывал до смерти, и кончину свою принял на турецком крюку, наполняло комбайнера гордостью и даже толкало на неординарные поступки. Так он двадцать лет разыскивал бросившую его жену Марию (надо сказать, бросившую за пьянство!), нашел ее, поклялся в верности и привел в свой дом.

В действительности все было так. Однажды Гордей позвонил в киевскую квартиру писателя. Он вошел вместе с чернобровой красавицей и робко попросил: «Дмитрий Иванович, будьте нашим посаженым отцом!» К сожалению, московские издатели постарались приземлить роман до примитивного «комбайнерства», дали ему более чем прозаическое название «Хлеборобы». Дмитрий Иванович даже слезу пустил: «Не о комбайнах же я писал, а о золотом сердце моего Гордея!»

Самое страшное было в том, что система давила писательские души, подгоняя любое произведение под свои стандарты. Так случилось и с романом о партизанах Приднепровщины «Днепро горит», когда Дмитрия Ивановича убедили сократить число полицаев-предателей до трех человек, а немцам придать черты карателей-иродов. Так же в резко политизированной редакции была издана повесть об октябрьских событиях на Корсунщине «Гора дівиця». Дабы книга увидела свет, пришлось уступить. Приходилось это делать и Юрию Яновскому, и Андрею Головко, и многим другим украинским литераторам. А ведь были они настоящими талантами!

Но вот Дмитрий Иванович приступил к работе над главной книгой своей жизни - романом о трагедии лемков «Украденные горы». И здесь, надо признать, он стремился отстоять правду жизни до конца. Насколько мне известно, среди лемковской громады Киева и Львова этот роман-эпопею считают чуть ли не своей исторической энциклопедией. Лемковский народ, органичная часть украинского этноса, прошел трудную, многовековую дорогу, на которой были и попытки ассимиляции его «царской Россией», и жесткая расправа над ним со стороны польских шовинистов (трагическая операция «Висла»), и нынешняя разбросанность лемков по территориям Польши, Словакии, Украины и других стран. Дмитрию Бедзику пришлось работать со сложнейшим материалом, по крупицам воссоздавая характер лемка-труженика, лемка-воина и лемка-миротворца. Жаль, не хватило Дмитрию Ивановичу времени довести свою многострадальную эпопею до конца. Прожить бы ему до ста лет - книга получилась бы в полном историческом развороте.

Надеюсь, читатель не воспримет мои рассуждения как попытку канонизировать сильные или слабые стороны творчества Дмитрия Бедзика. Написал я их с глубочайшим уважением к его таланту, с пониманием горькой действительности прошлого. Дмитрий Иванович занял в украинской литературе свое место, хотя и не был по достоинству оценен. Пусть скажут о нем свое слово нынешние и будущие читатели.