РОБИНЗОН ЗАЛИВА КРЕСТА

В январе 1972 года, когда зима на Чукотке постоянно напоминает о себе сильными морозами, частыми пургами, как бы предупреждая все живое, что шутить с собой не позволит никому, из районного центра курсом на Ванкарем - небольшой чукотский поселок, издавна приютившийся на берегу Ледовитого океана, вышли два вездехода. Задача была проста - «забросить» оленеводам продовольствие и запчасти согласно заявкам. Жизнь зимой на Чукотке не замирает: в «погоду» летают авиаторы, по «зимнику» от океана до океана (от Тихого до Ледовитого) ходят «дальнобойщики», по тундре пробираются вездеходы... Северяне - народ смелый, опытный.

Передовой вездеход опытного Кудрина, не раз бывавшего в переделках, хорошо знавшего Чукотку, был загружен ящиками с продовольствием. На втором же, за рычагами которого сидел Бузуев, ехали двое пассажиров: Алелина, товаровед «Смешанного торга» и молодой парень Женя Мишкин, который направлялся на встречу событию своей жизни - жениться. Перед дальней дорогой он долго думал, как одеться? Не хотелось предстать перед Ней в «бичевом» виде. Поэтому на нем под меховой курткой был одет лучший костюм, на ногах - модельные туфли. И это была первая ошибка, которую вскоре почувствовал. Алелину, конечно, Бузуев усадил в теплую кабину, Женька же был водружен в брезентовый кузов с «железяками»-запчастями. Приходилось держаться за что попало, отбиваться от груза, так и норовящего еще раз ударить, притиснуть. Быстро замерзли ноги, руки. Нашел кукуль (спальный полуторный мешок из оленьего меха), влез в него и, уже не обращая внимания на удары и бесконечные броски, заснул. Приснилась, конечно, Она...

Разбудила тишина. Тишины, правда, не было - за стенками бесновалась пурга. Но не работал мотор, вездеход стоял. Как не хотелось вылезать из кукуля! Выбрался из кузова. Порыв снежного заряда чуть не бросил на снег. Пробравшись к кабине, попробовал открыть дверцу. Бузуев, злой, как черт, чуть приоткрыв дверцу, заорал:

- Какого тебе надо?..

- Что случилось? Почему стоим? Где Кудрин?

- Газанул Кудрин, как выехали, бросил нас... У нас бензин кончился... Мотай в кузов и не высовывайся!

Забравшись снова в кукуль, Женька тревожно размышлял: что же ты за человек, Кудрин? Ведь вездеходы в тундре должны держаться в зоне видимости, чтобы подстраховать, помочь. Почему так быстро кончился бензин? (Позже оказалось, что «водила» - Бузуев не знал(!), что у него на вездеходе есть второй, полный бак бензина! Лишь переключись и поехали дальше!). Размышления прервал голос Бузуева:

- Вытряхивайся из кукуля! Бери его на плечи и пошли!

- Куда?! Как?!

- Ножками! Замерзнем в этом железном гробу, пошли!

- Как же я пойду? Я же не одет для тундры. Замерзну, да и кукуль тяжелый!

- А, мать... Это твои проблемы... жених! Ладно, давай кукуль. Пошли, иначе гробанемся!

Трое медленно шли, стараясь обходить открытые участки, где пурга бросала на колючий наст, тащила по застругам... Шли, прижимаясь к сопкам. Отставать нельзя, уже через два-три метра ничего не видно. Пурга бесновалась при виде этих троих, вторгшихся в ее владения.

Все чаще Бузуев командовал: «Привал!», сбрасывал с плеч кукуль, в который залезал сам и затаскивал женщину. Женька вынужден был бегать вокруг, чтобы согреться, не замерзнуть...

Сколько часов, суток они шли, Женька не помнил. С ужасом чувствовал, что теряют чувствительность пальцы рук, ног, все более обмораживается лицо. Спасение - лишь в движении. А силы на исходе. Бузуевские «привалы» становились все чаще, все продолжительнее... На одном из них Женька не стал ждать, пошел один, вперед, в белую неизвестность.

Через несколько часов он наткнулся на маленький охотничий балок (домик), стоящий посреди долины, окруженной сопками. Пурга начала слабеть. Мороз усиливался. В балке была железная печка, нары, столик, немного угля. В углу под потолком на гвоздях висел большой кусок черного копальхена - прокисшего моржового мяса, который чукчи используют как корм для собак, приманку на песцов, а также и себе в пищу.

Бессильно повалившись на нары, Женька думал: «Господи, неужто спасен?! Так, сейчас раскочегарить печку, отогреться... Копалька? Надо съесть хоть кусок, зажмуриться, но есть. Сил совсем нет... Неужто отморозил ноги и руки?

Негнущимися пальцами он долго развязывал свои «модельки», снимал носки. Плача от дикой боли, пытался растереть побелевшие пальцы ног, рук.

- Теперь спасен... оживить бы только ноги, руки.

Он бешено продолжал тереть, плача от боли, ругаясь. Почувствовав, что чувствительность частично восстанавливается, снова оделся и хотел приступить к растапливанию печки. Мелькнула мысль:

- Попутчики! Ведь они могут «промахнуться» мимо балка! Погибнут!

Пурга кончилась. Женька, держась еле видимой цепочки своих следов, шел обратно к месту последнего «привала» Бузуева. Заметив время, прикинул: километров 15! Пять часов хода! И он нашел их. Из кукуля был слышен храп Бузуева и всхлипывания Алелиной. Услышав о балке, Бузуев выскочил из кукуля, вытряхнув на снег «сокукульницу», взвалил кукуль на спину и побежал по женькиным следам. Следом, «дала ходу» Алелина. Женька, которого прошиб пот от быстрой ходьбы, почувствовал, как мороз пробирает до костей, сковывая всего. Сил уже не было. Он пошел по своей тропе часто останавливаясь, падая. Накатила волна полной апатии... Часов через 8-9 он буквально дополз до балка. Там вовсю «кочегарила» печка. Ему оставили маленький кусочек моржатинки... Бузуев на угле не экономил.

Вскоре уголь кончился. Мороз все усиливался. «Парочка» из кукуля почти не вылезала. Женька не мог позволить себе «лежку» на нарах, надо было постоянно двигаться, от этого зависела жизнь. Пальцы ног, рук начали чернеть...

Бузуев «нашел» дополнительное средство «сугрева»: несмотря на просьбы и протесты Женьки, «водила» ободрал толевую обшивку стен домика и «раскочегарил» печку. Печка скоро остыла. Балок, превратившийся в «решето» из-за бесчисленных щелей, перестал быть домом. А мороз все усиливался...

Вездеход Кудрина в Ванкарем прибыл вовремя. Когда все контрольные сроки прибытия второй машины прошли, в райисполкоме собрался оперативный штаб: руководители, авиаторы, геологи, охотники, вездеходчики... Начался «разбор полетов»...

Вскоре брошенный вездеход нашли. Все следы пропавших людей надежно укрыла пурга. Стало ясно, что Бузуев не знал дороги, иначе бы он так сильно не отклонился от маршрута. Специалисты, быстро разобравшись, схватились за головы: обнаружив второй полный бак горючего, поняли, какому «опытному» водителю дали права на вождение! Закон тундры гласит: если уж потерялся, стой на месте, тебя найдут! И это правило было нарушено, что привело к «ЧП»!

Поиск продолжался. Тундру бороздили вездеходы, геологи ходили на лыжах, чукчи ездили на собаках, в «окошках» летала «Аннушка» (самолет АН-2).

На восемнадцатые сутки их нашли, обессилевших, полуживых... Чукотка с тревогой следила, ждала. Вскоре Бузуева и Алелину выписали из больницы. За Женьку врачам пришлось побороться. Спасти парня могла только ампутация пальцев рук, ног...

Наконец и он вышел из больницы. Наступили будни. Женька был в отчаянии. Он, молодой крепкий парень, стал калекой, пенсионером! Ни о какой женитьбе больше и думать нечего. Кому он нужен?! И он запил. Соседи по крылу «сорокаведерки» (так на Севере называют типовой двухэтажный сорокаквартирный дом барачного типа) сначала жалели парня, помогали, подкармливали. Потом - увещевали, срамили. Женька все пил. Терпение соседей кончилось. Ему поставили ультиматум: «Или завязывай с пьянкой, или катись от нас!» Он выбрал «второе». В конце мая, незадолго до того, как в Залив Креста должен был пробиться ледокол с первым караваном судов, сложив на саночки свой нехитрый скарб, Женька перед рассветом ушел по льду залива.

На противоположном берегу довольно широкого залива на восток от райцентра находится «Старый аэродром». В этом месте в начале сороковых годов высадилась первая геологоразведочная экспедиция для разведки на олово. Там же базировалось первое авиазвено первых чукотских авиаторов, от которых осталось несколько полуземлянок, сложенных из крупных камней. Место дикое, пустынное. Лишь летом сюда заплывают рыбаки, охотники на уток, осенью - грибники. Со «старого» на западе видно слабое зарево огней поселка, да и то в ясную погоду. Вокруг мертвая тишина, никого и ничего живого. Сильные ветры, частые туманы...

Облюбовал себе Женька одну из землянок, как мог обустроил ее и стал жить. Вскоре о его новой «прописке» узнали в поселке. Нет, к нему не посылали «делегаций», не просили вернуться к людям. За ним с интересом наблюдали, рассказывали приезжим, как о местной достопримечательности. Лишь местный бродячий люд - охотники, рыбаки жалели его, помогали при первой возможности. «Квартира» Женьки с годами обустраивалась: кровать, стол, стулья, тумбочка с литературой, полки, хорошая печка... Возле «хаты» - всегда горка угля. Пить Женька бросил. Ловил рыбу, купив ружье и научившись нажимать на курок одним из обрубков пальца, стал неплохо «заваливать» уток... Один раз в месяц Женька, всегда чисто выбритый, одетый в выстиранную рубашку, появлялся в поселке. Получал пенсию, закупал продукты, «Беломор», патроны и, впрягшись в саночки, уходил по льду, провожаемый многими взглядами. В разговоры он ни с кем не вступал. Все уже привыкли и к тому, что во время выборов самым первым для голосования на избирательный участок придет, конечно, он, Евгений Мишкин! К этому событию он всегда тщательно готовился: побриться, наодеколониться, сложить лучший костюм и обувь на саночки и вперед! Темнота, лед залива уже давно не пугали. Прийдя в поселок, Женька где-то прятался, переодевался в «пижона» и представал перед избирательной комиссией ровно в 6 часов утра! Все давно знали, что среди комиссии вызовет легкое замешательство вопрос о месте жительства. После консультаций, всегда записывали: «Старый аэродром, «шхуна» (так на Севере издавна называют самодельное жилье, сделанное из досок, рубероида, полуземлянки).

Много раз я бывал в гостях у Женьки. Как и все, кто захаживал к нему, мы «забывали» у него или сумку, или сверток с консервами, чаем, сахаром, «Беломором», литературой ...Лишь так ему можно было помочь, от прямых «подачек» он отказывался, сердился. Первые годы он очень радовался гостю, особенно если с ним можно было поговорить не только на темы жизни поселка... Иногда мне удавалось от разговоров на темы географии, истории, политики повернуть русло беседы на тему «за жизнь», применительно к его судьбе. Как-то узнав, что на собрании «Смешторга» Бузуева лишь «обсудили», осудив его поведение, что он «не видит за собой никакой вины», что он остался работать там же и ему все так же доверяют водить вездеход, Женька сказал: «Когда-нибудь ему все это и аукнется, и откликнется!»

Как-то, говоря об отношении к женщине у разных народов, я привел ему прекрасную поговорку кабардинцев - «Цихубз пшерих хушанэ!», что в переводе - «Женщине - лучшая добыча!». Женька тщательно записал и как-то, когда я спросил его, не держит ли он зла на Алелину, которой Бузуев уступал место в кукуле, а не ему, замерзающему на морозе, Женька привел мне эту поговорку.

Решили у нас в аэропорту Залив Креста начать полеты в ночных условиях. Остановка была в одном: нужен был проблесковый маяк, установленный в начале «коридора подхода» к аэропорту, и устанавливать его надо было на сопке в районе «Старого аэродрома». Маяка у нас не было. Я выбил командировку, договорился с гидрографами в Анадыре. Вскоре судно «Гидростат» доставило нам этот маяк. Установили мы его на сопочке, расположенной рядом со «шхуной» Женьки. От маяка кабель шел к «шхуне», где мы поставили маленький бензиновый движок. Автоматически решился вопрос: кто будет в нужное время включать и выключать маяк? Так Женька стал смотрителем маяка! Привезли мы ему и подарили аэрофлотовский китель. Это стал самый счастливый день в его жизни!

Абсолютно точно, минута в минуту, маяк начинал давать проблесковые огни из далекой темноты. Мощности движка хватало и на то, чтобы зажечь «лампочку Ильича» в кабинете смотрителя маяка, и даже на то, чтобы запитать маленький переносной телевизор «Электроника», который вскоре появился на рабочем столе, откуда исчезла посуда, окурки, зато гордо лежал вахтенный журнал!

Парень ожил. ОН СНОВА СТАЛ НУЖЕН ЛЮДЯМ! От него зависят ночные полеты авиации, безопасность полетов и жизнь людей! Как высшую драгоценность, он оберегал вверенную ему технику, протирал, следил, проводил «регламентные работы», все фиксируя в журнале. Он боялся оставить без присмотра госимущество, поэтому оформил на одного из друзей доверенность на получение пенсии, на закупку на нее продуктов, патронов... Около года маяк загорался при любой погоде. Затем - ночные полеты отменили. Маяк вывезли. В «шхуне» погасли и лампочка, и экран...

Через пару лет у некоторых «посетителей» Женьки возникло сомнение: не свихнулся ли? Меня он тоже встретил неприветливо. Рядом со «шхуной» валялась застреленная собака...

- Женька, в чем дело? Зачем собаку убил?

- Я пришел к выводу, что теория физики ошибочна: любые полюса отталкиваются!

- Женька, не страшно тебе здесь, одному?

- Уже привык. Недавно вот... не по себе стало. Волки ночью под дверью выли. Так стало тоскливо. Сам завыл... по-ихнему...

Начальник районной милиции вместе с врачом прилетели на «Старый». Обследовав Женьку, врач вынес вердикт: нет, он не свихнулся, сдвигов в психике не констатирую! Они улетели.

Вскоре мы узнали, что Женьку нашли в его «шхуне», неживого. Схоронили рядом.

Весной 1985 года попал я на озеро Епан. На берегу озера, скованного льдом, стоял маленький балок, в котором у входа я увидел вырезанные ножом буквы. С трудом удалось разобрать: «Этот балок спас жизнь Е.Мишкину... Большое спасибо!»

«Старый аэродром», на долгие восемь лет ставший местом жительства чукотскому «робинзону», стоит и сейчас. Между «шхунами» все так же гуляет, воет ветер, летом все накрывает густая пелена тумана. Никто там больше не живет. Не ходят туда по ночам зимой и не воют под дверью «шхуны» голодные полярные волки...

(Прим. - фамилии Кудрина, Бузуева, Алелиной - изменены).