Роберт Конквест против «империи зла»

«Невозможно понять современность, не заглянув в человеческое прошлое и в непредсказуемое, но вероятное будущее».

Роберт Конквест, «Раздумья об уничтоженном веке»

15 июля исполняется 90 лет одному из крупнейших интеллектуалов современности Роберту Конквесту.

Англоязычный Google содержит на его фамилию 1 млн. 390 тыс. ссылок. По этому показателю ему уступают даже Сэмюэль Хантингтон (1 млн. 350 тыс.) и Збигнев Бжезинский (1 млн. 90 тыс.). Не меньше поражают разносторонность интересов и масштабы деятельности Конквеста. Он — член Британского литературного общества, Британского межпланетного научного общества, автор научно-фантастического романа и рассказов. Его перу принадлежат произведения о старинных эпохах, средневековье и ХIХ веке. Но мировое признание он приобрел прежде всего в качестве самого известного на Западе советолога. Наибольший резонанс вызвали книги Конквеста «Большой террор» и «Жатва скорби».

Когда еще не было Бухенвальда и Освенцима…

На Западе правда о тоталитарном режиме, которую Конквест впервые раскрыл миру в книге «Большой террор», впервые вышедшая печатью в 1968 г., вызвала шок. «В реальность поступков Сталина никто не верил, они казались невероятными, — объясняет автор. — Все то, что он совершал, казалось непостижимым с нравственной точки зрения».

Сегодня эту книгу особенно полезно было бы прочесть тем в Украине, кто в условиях нынешнего политического и социально-экономического хаоса стремится «навести порядок» и вернуться в «светлое прошлое». А тем временем в середине 1937 года в СССР «потенциальным объектом» сталинских чисток были все категории населения. Кроме производственных планов, которые выполняли и перевыполняли преимущественно на бумаге, существовал «реальный план экзекуций». Так, в феврале 1938 года глава НКВД Ежов приезжал в Киев на специальное заседание своего карательного ведомства и приказал уничтожить еще 30 тысяч человек.

Конквест считает, что в сталинских «трудовых лагерях», куда попадали избежавшие расстрела, насчитывалось 7 млн. заключенных, а в целом жертвой репрессий стали 20 млн. человек.

«Холодная ночь сталинского террора» окутала страну после осуществленного по заказу Сталина убийства любимца партии Кирова, которое Конквест считает ключевым моментом на пути кремлевского диктатора к утверждению абсолютной власти. Ради этого Сталин нанес удар по самой ВКП(б), ранее исповедовавшей скорее верность идеям, а не генеральному секретарю. Потом пришел черед армии. А дальше — интеллектуалов, считавшихся носителями еретических идей. Перейдя в стремительное наступление против всего населения страны, заставив его молчать и повиноваться, Сталин был чрезвычайно последователен в своих действиях.

Массовая чистка достигла кульминации в первой половине 1938 года. Сталин добился полной победы на политическом фронте.

«В созданной им (Сталиным) системе видна специфическая форма деспотизма, в жертву которой было принесено государство и партия, — отмечает исследователь советской истории. — Личная победа сопровождалась хаосом. Советский Союз не достиг стабильности в то время, когда столкнулся с чрезвычайными ситуациями на международной арене. Началось все с финской войны 1939—1940 годов, а переросло в отчаянную борьбу за существование с нацистами... Политически сталинское государство стабилизировалось только в 1947—1948 годах». И какой ценой!

Сталин с Берией завершили то, что не успели Ягода и Ежов. Наиболее ужасным последствием сталинских репрессий, продолжавшихся до самой смерти диктатора, Конквест считает нравственный кризис советского общества («духовный холокост»). Он стократ прав, поставив политический и психологический диагноз хронически больному советскому обществу, потерявшему человеческий облик. «Каждая ложь об этом периоде истории постепенно распадалась на осколки, — писал исследователь. — Однако труднее бороться с последствиями влияния на сознание советских людей целой эпохи великого страха и оболванивания. Немедленное возрождение невозможно. Вероятны даже рецидивы прошлого».

Осмысливая постсталинский период истории СССР, Конквест приходит к выводу, что общество не избавилось от тяжкого наследия прошлого. Он считает «полностью не соответствующим» историческим реалиям хрущевское понятие культа личности Сталина, поскольку оно не отражает сути режима. Хрущевская «десталинизация», по мнению исследователя, проявилась преимущественно в отказе (или даже изобличении) от конкретных злоупотреблений, связанных с покойным диктатором. Однако она не повлекла какого-либо изменения сути системы политического правления в СССР или определявших ее основных принципов. Россией все еще правил партийный аппарат, и неприкосновенным остался принцип партийности — доктрины, предполагавшей исключительное право партии руководить и решать все неотложные и кардинальные вопросы.

В хрущевский период были реабилитированы миллионы заключенных, большинство из них посмертно. Некоторые трудовые лагеря фактически распустили, в некоторых стало меньше заключенных, а в иных все осталось без изменений. Криминально-полицейская система была реформирована, считает Конквест, однако не стала действительно либеральной.

После смещения Хрущева в октябре 1964 года десталинизации был положен конец. Процесс реабилитации жертв режима фактически прекратился, как и диспуты вокруг сталинского прошлого, констатирует исследователь. К диктатору начали относиться сначала со сдержанным уважением, а со временем — с немалым пиететом. Созданная им система управления, несколько исправленная при Хрущеве, опять была ужесточена. Лишь протесты интеллигенции и зарубежных компартий воспрепятствовали полнейшей реабилитации Сталина, которую брежневское окружение было намерено осуществить к сотой годовщине со дня его рождения. Дыхание сталинской эпохи становилось все более ощутимым. В Уголовный кодекс были добавлены новые статьи, предусматривавшие тюремное заключение за высказывания или публикацию материалов, «дискредитирующих советское государство», или за участие «в групповой деятельности», направленной на невыполнение «законных требований властей». Эти законы, отмечает Конквест, обернулись «ужесточением репрессий против писателей и диссидентов, и это было определяющей чертой того периода».

Политические зигзаги и кульбиты в постсталинский период он частично объясняет тем, что и Хрущев, и Брежнев были порождением тоталитарной системы, созданной кремлевским деспотом, а значит, лично причастны к его преступлениям. Ведь после назначения Хрущева на январском 1938 года пленуме первым секретарем ЦК КП(б)У Сталину «удалось уничтожить на Украине старые партийные кадры и заменить их теми, кто отличался дисциплинированностью, проявлял согласие или энтузиазм в отношении новых методов правления». Среди тех, кому чистка партии пошла на пользу, был молодой Леонид Брежнев, во время правления Сталина и Хрущева быстро сделавший политическую карьеру.

Если бы Конквест хронологически довел тему до горбачевского периода перестройки и гласности, он наверняка бы убедился, что либерализация тоталитарного режима не состоялась и тогда, что этот режим просто развалился под давлением демократических сил, пробудившихся в его недрах. А в мартиролог представителей украинской интеллигенции он непременно бы добавил имя Василя Стуса и других украинских диссидентов, замученных в советских концлагерях в то самое время, когда Запад охватила неистовая эйфория по поводу горбачевских «реформ».

В книге «Большой террор» (речь идет об обновленном издании 1990 года) определенное место отведено и Украине. В поле зрения Конквеста попадает борьба Сталина не только с национал-коммунистами в КП(б)У, но и против носителей «некоммунистического национализма». Он касается сфабрикованного процесса над СВУ, называет имена Михайла Драй-Хмары, Леся Курбаса, Миколы Зерова — «жертв экстремальной чистки», целью которой было уничтожение украинских интеллектуалов.

Удушение голодом украинских крестьян в 30-е годы Конквест сравнивает с «опустошениями вражеских территорий, которые осуществляли Чингисхан и другие завоеватели прошлого». К украинистике исследователь пришел не сразу. Но «Большой террор» он рассматривает в неразрывной связи с посвященной украинской трагедии «Жатвой скорби».

Геноцид украинской нации — это не только Голодомор

«Жатва скорби», до сих пор остающаяся самой известной в мире книгой об Украине, была важной частью спонсорируемого диаспорой гарвардского проекта, оказавшегося чрезвычайно успешным. В первой половине 80-х годов ХХ века Институт украинских студий при самом престижном в США университете предложил влиятельному советологу исследовать тему Великого голода 1932—1933 годов. Благодаря Конквесту диаспора надеялась привлечь внимание к величайшей национальной трагедии Украины, в течение десятилетий замалчиваемой советским режимом и влиятельными представителями либеральных кругов Запада, которые были ослеплены сталинской пропагандой и поражены вирусом украинофобии.

В книге, вышедшей печатью в 1986 году в американском издательстве Oxford University Press и британском Hutchinson Press, Конквест вслед за уже покойным Джеймсом Мейсом на основе изучения архивных материалов и свидетельств очевидцев убедился, что крестьяне советской Украины стали жертвой страшного эксперимента — «террора голодом». «Нет никакого сомнения, что обвинение в геноциде имеет прямое отношение к Советскому Союзу и его действиям в Украине». Этот ключевой вывод «Жатвы скорби» опирается на положение принятой в декабре 1948 года резолюции Генеральной Ассамблеи ООН «О предотвращении преступлений геноцида и наказании за него».

Сформулированная в «Жатве скорби» концепция геноцида, совершенного сталинским режимом против украинской нации, и по сей день является самой основательной и убедительной в мировой историографии. В отличие от украинских историков, политиков и представителей общественности, которые обычно рассматривают Голодомор отдельно от других катаклизмов, Конквест и Мейс считают его одним из трех преступлений, совершенных сталинским режимом. Два других — украинское Расстрелянное возрождение и запрещение Украинской автокефальной православной церкви (УАПЦ). «Голодомор, — подчеркивается в «Жатве скорби», — сопровождался разрушением украинской культурной и религиозной жизни и массовым уничтожением украинской интеллигенции. Здравый смысл не позволяет видеть в этом двойном (на самом деле — тройном. — А.С.) ударе что-то случайное».

Можно ли после этого отрицать, что против украинской нации был на самом деле совершен акт геноцида, если ты не являешься неистовым сталинистом или патологическим украинофобом?

Откровенно став на сторону порабощенной и униженной нации, Конквест приложил немалых усилий, чтобы сломать отрицательные стереотипы в отношении Украины и украинцев. Он опровергает «ложное представление» Запада о том, что «якобы не существовало никакой украинской нации» подобно польской или русской. Это «абсолютное представление», по его словам, определяет — по крайней мере на рефлекторном уровне — отношение к украинству и нуждается в осознанном пересмотре. «Исторически, — доказывает Конквест, — украинцы — это древняя нация, выжившая вопреки всем лихолетиям».

Вопреки распространенным среди политической элиты Запада взглядам, что Украина является неотъемлемой частью России, он превозносит проблему создания будущего Украинского государства до мирового уровня. «Стремление украинцев создать собственную государственность было подавлено лишь временно. Это — дело не просто местного масштаба, если слово «местный» уместно в отношении почти 50-миллионной нации, — подчеркивает Конквест в конце «Жатвы скорби», — … Свобода для Украины является или должна быть ключевой нравственной и политической проблемой для всего мира» (перевод — А.С.).

К сожалению, эти мысли выдающегося исследователя в украинском издании его книги воспроизведены не совсем точно. Понятие «государственность» подменено другим — «независимость» (хоть, как свидетельствует более чем 15-летнее существование декларативной независимости Украины, это отнюдь не одно и то же). А «ключевая проблема» представлена в переводе как «одна из ключевых». У Конквеста акцент более отчетливый. На языке оригинала авторская мысль сформулирована предельно четко. И этот последний аккорд «Жатвы скорби» звучит как императив для мировых политиков на фоне величайшей национальной трагедии Украины, которую автор принял не только умом, но и сердцем.

Хула и слава

Роберт Конквест выполнил благородную миссию, которую взял на себя добровольно. Оценили ли ее надлежащим образом Украина и украинцы?

В советские времена дипломатические представители по квоте так называемой УССР в советских посольствах и в ООН пытались очернить его имя, в частности, в западной прессе. Некоторые из тех, кто сегодня изображает из себя убежденных национал-патриотов и борцов за независимость Украины, клеймили автора «Жатвы скорби» как «фальсификатора истории» (тема заслуживает отдельного внимания, но не в юбилейной статье).

После провозглашения независимости отношение к Роберту Конквесту в Украине изменилось. Правда, не в такой степени, как он того заслуживает. В 1993 году, при содействии Краевого комитета по оказанию почестей жертвам голодомора (США), книга «Жатва скорби» издана в Киеве («Либідь») и уже стала библиографической редкостью. Недавно Фонд «Україна-3000» издал массовым тиражом эту книгу. Жаль, что сам Роберт Конквест никогда не бывал в Украине и, наверное, уже никогда не побывает.

Однако злопыхательские нападки на него не прекратились. При обсуждении в ноябре прошлого года в Верховной Раде президентского указа о Голодоморе фракция КПУ распространила русскоязычную брошюру «Миф о голодоморе. Изобретение манипуляторов сознанием». В ней малоизвестный доктор философских наук (для справки — Г.Ткаченко) клеймил Роберта Конквеста и Джеймса Мейса как «идеалистов и метафизиков, которые на «древе познания» плодят пустоцвет, а вторгаясь в политическую сферу — ядовитые плоды: апологетику расизма, фашизм (неофашизм) и расизм». Смешно. Если бы не было так грустно. Отношение коммунистов к тем, кто разоблачил преступления тоталитарного режима, не изменилось...

Вызывает удивление другое. Виктор Ющенко президентским указом наградил Роберта Конквеста орденом князя Ярослава Мудрого V степени «за привлечение внимания международного сообщества к признанию Голодомора 1932—1933 годов актом геноцида украинского народа». Впрочем, после этого случилась непонятная вещь. Таким же орденом, да и к тому же более высокой — III степени, — президент отметил г-на Потебенько. На чашах государственных весов Украины IQ и коэффициент преданности демократии и украинскому делу печально известного суржикоязычного экс-генпрокурора Украины почему-то перевесили умственные и нравственные добродетели интеллектуала из Стэнфорда.

Такие чудеса возможны лишь в Украине. Проблема в том, когда им, в конце концов, будет положен конец.

Штрихи биографии интеллектуала

Роберт Конквест родился 15 июля 1917 года в Грейт-Малверне (Великобритания). Его отец — американец, мать — англичанка. Образование получил в Оксфордском и Гренобльском университетах. Историк, политолог, дипломат, писатель, литературный критик, лингвист, переводчик, журналист. В 1946—1956 годах работал на дипломатической службе. Со временем — литературным редактором лондонского Spectator, в Лондонской школе экономики, в Колумбийском университете, в «мозговом центре» Республиканской партии США — «Фонд наследия». Был постоянным советником Маргарет Тэтчер во время ее пребывания в оппозиции и на посту премьер-министра. Ныне — ведущий научный сотрудник Гуверовского института Стэнфордского университета.

Автор поэтических и прозаических произведений, переводов и литературоведческих статей. Особое место в списке его работ занимает серия книг о Советском Союзе и коммунистической системе. Вот их неполный перечень: «Власть и политика в СССР», «О России со здравым смыслом», «Мужество гения: дело Пастернака», «Россия после Хрущева», «Убийцы нации», «В чем ошибся Маркс», «В.И.Ленин», «Колыма: лагеря смерти в Арктике», «Жатва скорби», «Большой террор», «Сталин и убийство Кирова», «Настоящая опасность: о внешней политике», «Мы и они: гражданские и деспотические культуры». «Что делать, если придут русские» (в соавторстве с Дж.Уайтом), «Тайная сталинская полиция изнутри: НКВД в 1936—1939 годах», «Сталин, истребитель наций».

Последние книги Роберта Конквеста «Раздумья об уничтоженном веке» (2000 г.) и «Драконы надежд: реальность и иллюзия в историческом процессе»
(2005 г.) посвящены не только историческим, но и геополитическим проблемам.

Из огромного наследия Конквеста на украинский язык переведены всего лишь два его произведения — «Жнива скорботи» и «Роздуми про сплюндроване сторіччя».