РЕАКТОР ВЗОРВАЛА ЛОЖЬ

Новый взгляд на причину чернобыльской катастрофы

В американской печати появилось сообщение, что трагедия в Чернобыле произошла совсем по другой причине, чем считалось до сих пор. Журнал «Вісті українських інженерів», издающийся Обществом украинских инженеров Америки, поместил статью, в которой утверждается, что общепринятые гипотезы, объясняющие причину катастрофы на ЧАЭС, попросту несостоятельны. Авария на четвертом блоке, по мнению ее автора, произошла вследствие очень грубого нарушения технологии: в активную зону реактора загружалось не штатное топливо, а стержни, содержащие высокообогащенный уран.

Это делалось, говорится в статье, чтобы получить так называемый оружейный плутоний. Если согласно технологии, принятой на реакторах типа РБМК, для обогащения урана-238 используется 1,8 процента урана-235, то отдельные тепловыделяющие элементы (твэлы), которые загружались в реактор четвертого блока, имели обогащение, достигающее 27 процентов. При их выгорании, подчеркивает журнал, можно было наладить промышленное получение плутония, используемого в военных целях.

Итак, насколько же новый взгляд на причину чернобыльской катастрофы соответствует истине? Этот вопрос корреспондент «Зеркала недели» задал известному украинскому радиобиологу, председателю Национальной комиссии по защите населения от радиации при Верховной Раде, заведующему отделом биофизики и радиобиологии Института клеточной биологии и генетической инженерии НАН Украины, академику Дмитрию Гродзинскому.

- Такая версия не может быть с легкостью опровергнута, - считает ученый. - Отступления от обычного обогащения урана и впрямь позволило бы получать оружейный плутоний, в чем, по-видимому, были заинтересованы военные. Какие же факты имеются в нашем распоряжении, чтобы высказать подобное предположение? Прежде всего это отдельные частицы ядерного топлива, обогащение которого выходит далеко за пределы 1,8 процента.

- Но ведь они могли появиться и в результате взрыва реактора? - высказываю свое сомнение.

- Не могли, - решительно возражает мой собеседник. - Правда, объективности ради следует признать, что здесь есть одно но. Обогащение топлива невозможно провести с такой точностью, чтобы оно оказалось полностью перемешанным. В каше всегда найдется кристаллик соли более крупный, чем остальные. И все же данное допущение представляется мне вполне реальным.

А вот и второй аргумент. Во время аварии в окружающую среду попало довольно значительное количество плутония. Вы спросите, по какому признаку я об этом сужу? Существует сравнительно коротко живущий гаммаизлучающий изотоп церий-144, который выбрасывается из реактора в строгом соотношении с изотопами плутония, - объяснил Дмитрий Михайлович. - Так вот, мы встречали церий в очень больших концентрациях. Некоторое время его активность даже перекрывала активность других гаммаизлучающих радионуклидов. Это говорит о том, что плутония из реактора было выброшено куда больше, чем если бы твэлы были «заряжены» строго по технологии.

- Какое же отношение имеет вышесказанное к чернобыльской трагедии?

- Самое непосредственное. Здесь мне придется несколько усложнить свой рассказ, - предупредил ученый, - уж больно непростой у нас с вами предмет разговора. Поскольку загрузка активной зоны реактора могла осуществляться и менее, и более обогащенным ураном, существовала вероятность возникновения большой неоднородности нейтронных потоков. Ведь при значительном обогащении топлива ураном-235 заметно возрастает количество нейтронов, образующихся за единицу времени в единице массы. А следовательно увеличивается и вероятность цепной реакции.

Естественно, когда иностранным делегациям демонстрировали, как советскому человеку служит мирный атом, им показывали стержни с обычно обогащенным топливом, а потом в активную зону реактора могли опускать другие, специально маркированные твэлы, позволяющие получать оружейный плутоний. Вот в этом-то случае в реакторе и возникала та неоднородность нейтронных потоков, которая вполне могла привести к трагедии.

- С момента аварии прошло больше 12 лет. Неужели никто из ваших коллег или специалистов-атомщиков не выдвигал подобное предположение? - спросил я у Д.Гродзинского.

- Такая точка зрения просто не дебатировалась, - ответил он. - В первые дни и недели после аварии, когда я пытался ее высказывать, меня во многих инстанциях резко одергивали, непрозрачно давая понять, что о плутонии у нас не говорят и никогда говорить не будут.

Очень странно, что в нашей печати не было никакой реакции на публикацию в американском журнале, - удивляется академик. - Хотя чисто психологически можно понять, что всем нам даже спустя много лет просто стыдно за свою страну, в которой мирный реактор решили использовать (если, конечно, все так и происходило на самом деле) для решения военных задач.

Тем не менее, мне кажется, - считает Дмитрий Михайлович, - что признать перед всем мировым сообществом свою вину было бы куда меньшим злом, чем так опорочить атомную энергетику и персонал Чернобыльской АЭС, как это сделали у нас. Уверен, если бы люди узнали всю правду, отношение населения к мирному атому было бы совсем иным, чем сейчас.

В споре об истинных причинах самой страшной техногенной катастрофы в истории человечества пора поставить точку, - говорит в заключение академик Гродзинский. - Нужно, наконец, сказать об аварии на Чернобыльской АЭС всю правду. И снять, хоть и с большим опозданием, те несправедливые обвинения, которые в свое время были выдвинуты против персонала атомной электростанции. Принести этих людей в жертву во имя «большого вранья» более чем безнравственно.

* * *

Шесть лет назад я встретился с бывшим директором Чернобыльской АЭС Брюхановым, чтобы взять у него интервью. Виктор Петрович незадолго до этого возвратился из мест заключения. Передо мной сидел худощавый, совершенно седой человек с тихим, словно потухшим голосом, на лицо которого жизнь наложила паутину глубоких морщин. До трагических событий весны 1986 года на его голове не было ни единого седого волоска...

- Я на суде свою вину не признал, - сказал тогда Виктор Брюханов. - И до сегодняшнего дня уверен: нельзя обвинять во всем оперативный персонал, который работал на четвертом блоке в ту страшную ночь. Каждый из этих людей до конца выполнил свой долг, вел себя исключительно мужественно. Некоторым авария стоила жизни...

Суд над нами проходил по определенному сценарию, и, думаю, приговор был заранее согласован в высших партийных инстанциях. В начале процесса я даже отказался от защиты, потому что понимал: все заранее предрешено. Главным виновником аварии в любом случае станет директор. Так и вышло. В июле 1986 года общество еще не созрело до такой степени, чтобы честно и откровенно признать: виновата вся система.

Эти слова бывшего директора Чернобыльской АЭС после всего, о чем мы узнали выше, не могут не заставить задуматься.