Псевдонаука рождает фальшивые юбилеи

В Москве прошел круглый стол по фальсификации источников (Сусанин и др.). Выводы касаются и нас. Обыденному сознанию дороже «возвышающий обман», а не «низкие истины». Эта потребность сродни религиозной — апелляция к неконтролируемой разумом потребности в мифе. Cенсации широко распространяются в СМИ, укореняясь в массовом сознании. Даже рациональные люди подпадают под очарование иллюзии. Такой «источник» становится основой нового мифа. За готовностью «впитывать» фальсификат ясно виден социальный заказ, религиозный, политический, административный. Особенно часто заказывают «хронологические» мифы с нужной звучной датой. Коренная проблема — у общества нет потребности различать «подлинное» от «неподлинного». Как правило, фальшивка выигрывает информационную войну у научной критики, которая выходит в специальной периодике минимальными тиражами. Массовый читатель не располагает данными о ее научной апробации. СМИ не интересно слушать выступления ученых о домыслах, отсутствии научной логики. Им нужна яркая сенсация. Фальсификации идут по пути ложных интерпретаций и встречают мало критики в фундаментальной науке, которая не в силах угнаться за мифологами. И это молчание отчасти санкционирует юбилейные кампании и псевдореставрации. Для общества это явно опасная тенденция, а науке такие «подходы» противопоказаны априори. Проявляемая зачастую наукой «гибкость» — один из корней паранаучных явлений типа «новой хронологии» Фоменко.

Вся сложная наукообразная конструкция состоит из нескольких блоков, где краеугольным камнем стало правильное прочтение граффити. Стоит вынуть один блок или критически разобрать его надежность — и вся доказательная конструкция рухнет. Палеографы высшего разряда, которые много лет работают с граффити от Новгорода до Болгарии, знают тонкости языка, видели киевские надписи в натуре и на фото, слушали пояснения В.Корниенко, с редким единодушием говорят о его ошибках в прочтении. Граффито о некой «Златой пасхе» 1022 г. состоит из нескольких разноязычных надписей, а его автор читает «странно», перескакивая со строки на строку. Даты идут без титлов и контекста, начертание многих букв из других эпох. Изучение показало, что не существует ни одной надежно доказанной даты 10—20-х годов
ХI века. В ответ В.Корниенко говорит о методике фотографирования, о том, что палеографы являются сторонниками поздней даты Софии. Но они прежде всего сторонники правильного истолкования фактов. Удивительно обвинение, что их цель — «бросить тень на граффити как надежный источник». И это говорится о людях, которые всю свою жизнь профессионально занимаются ими. Он не понимает: если есть разночтения, то его интерпретация — лишь субъективное предположение, а не доказанный факт.

Н.Никитенко твердит о «политическом заказе» книжникам Ярослава. Но необходимо не декларировать, а доказывать. Когда, кем, в каком своде, в каком отрывке это происходило. Ничего нет — в текстологии проблема не разбирается. Даты — 1017 и 1037 годы — это текстологический, а не политический вопрос. И «тенденциозность» здесь абсолютно ни при чем. Если бы летописец «зачищал» сведения о Владимире, то убрал бы сам спор Ярослава с отцом. А он подчеркивал преемственность славных дел отца великим князем. Обобщающий характер статьи 1037 г. не является доказательством фальсификации. Н.Никитенко пишет — Ярославу «важно было начать со звучной акции, которая показала бы его мудрым, достойным наследником отца». И делает удивительный вывод: «акция» состоит в краже славы отца. И это при живых свидетелях. А почему он это делает через 20 лет, когда в его власти самодержца на Руси уже никто не сомневался? Где логика? Как и в утверждении, что жене Владимира Анне необходим был вход в северную башню, а жене Ярослава Ирине — нет. Снова налицо одни лишь домыслы. Если бы Владимир строил собор, Ярославу выгодно было бы трубить о том, что он продолжатель его дела.

Титмар Мерзебургский ничего не сообщал о соборе, о его дате, о материале, а только указал, что в монастыре святой Софии (сгоревшем в прошедшем году) архиепископ с духовенством Киева встречал Болеслава со Святополком. Большинство ученых считали, что он был деревянный, а датировка была различной. Н.Никитенко полагает, что это была резиденция митрополита, собор был каменный, остальные постройки — деревянные. Доказательств никаких не представлено. В записи об освящении Софии 4 ноября имя митрополита Ефрема «мог дописать книжник ХІІ в.», последователь Ярослава. Зачем? Угодить князю, умершему 60 лет назад? И Ефрема просто вымарывают — его присутствие противоречит версии, и потому вставляется нужный год. «11 мая 952 г.» взято из Псковского Апостола 1307 года. В данном случае убирается год и оставляется лишь нужный день — 4 ноября. Это и есть проявление произвола над источниками.

В отношении надписи Петра Могилы очевидны две вещи. Авторы начала ХІХ века фиксируют 1037 г. с именем Ярослава. После реставрации 1843—1853 гг. ошибочно (как пишут ее участники — протоиерей Софийского собора П.Лебединцев и И.Скворцов) появляется «1011 г.», имя Ярослава остается. Что могло быть или не быть в архиве митрополита Петра Могилы или написано на закладном камне — это догадки, а не факты, которыми оперируют ученые. А вот приписывание своей «концепции» П.Могиле — это уже домысел. Даже из цитаты Н.Никитенко (взятой у Лебединцева) ясно, что София «нача здатися» Ярославом. Пути появления в записях ХVІІІ в. этой даты легко выявляет историк, знающий традиции украинской историографии ХV—XVII веков.

Почему Владимир отворачивается от Десятинной церкви и начинает строить новый собор? Это уникальный случай в мировой истории. Ни один фараон или император, построив общегосударственный комплекс, не начинал возводить такой же новый. Это делали уже его преемники. Н.Никитенко поясняет необходимостью дать работу византийским мастерам… Хвост управляет собакой. Заявление, что фундамент вдоль восточных столбов Десятинной церкви существовал, а археологи неверно толкуют, что его ров «якобы» не был заполнен кладкой, говорит о полной некомпетентности «специалиста» в этом вопросе. Эту ситуацию отмечал еще Д.Милеев. При разборке кладки всегда остаются следы. Отсутствие кладки — факт, который объясняет изменение плана строительства храма. Каргер в том месте не копал. И его план — реконструкция, а не обмерный чертеж. Госпожа Никитенко не знает новейших материалов из раскопок. Плинфа обоих храмов принципиально разная. Размеры, формовка, наличие греческих клейм, знаков Владимира, черепицы в Десятинке. Этого нет в Софии, но есть голосники со знаками Ярослава, свинцовая кровля. А фундаменты на 0,5 м меньше. Их строили разные мастера. Технологи, делавшие анализы растворов фресок (Ю.Стриленко), говорят, что они разные. По плинфе, работе мастеров, планировке Софийский собор близок к группе четко датируемых храмов эпохи Ярослава (св. Спаса, св. Георгия, св. Ирины, св. Софии в Новгороде). Вырывать его из контекста нельзя.

Нет примеров возведения храмов зимой. Строительство завершалось до Воздвиженья (17 сентября), как и сезон формовки кирпича. Освящение закладки не отдалялось от начала работ на полгода, через зиму. Об азимуте Софийского собора, который указывает на начало лета как время вероятной закладки храма, мы ничего не говорили. С П.Раппопортом многократно обсуждали его идею об азимутах, от которой он отказался. Сама дата больше связана с Ярославом, который накануне, 3 ноября, праздновал день святого Георгия.

Построения сторонников «новой даты» подходят под характеристику явления, описанного Н.Костомаровым: «Когда вы в театре смотрите на сцену, то при хорошо устроенных декорациях леса, горы, замки кажутся вам настоящими, но подойдите поближе и осязайте, вы увидите, что они картонные». Н.Никитенко со товарищи затратила немало сил и учености, доказывая, что собор начал строить Владимир. Но ни одна из ее конкретных догадок не есть доказательство. Ни один блок, ни вся система в целом не доказывают, что собор заложен 4.ХI.1011 года. Дата не обоснована и не может быть основой для юбилея. На псевдонауке произрастают только фальшивые юбилеи.