ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ «ЛИТЕРАТУРНОЙ ЗАБЕГАЛОВКИ»

Я ловлю в далеком отголоске,

Что случится на моем веку...

Борис Пастернак

Преступление

В году 1959-м в адрес группы молодых людей и одного профессора раздалась справедливая и беспощадная критика газет и собраний: «...Они, эти несколько человек, задались одной целью - оплевать все создаваемое советскими людьми... Так и разит неприязнью, неуважением и нескрываемой злобой к родному городу... Сочиняли порнографические вирши, воспевали пивно-водочные места, а затем захихикали над кукурузой и колхозами... Поносят советскую литературу... Кучка отщепенцев смаковали мазню... Пьют из нашего колодца воду и туда же плюют... У этой группы была, оказывается, даже своя организация - «Литературная забегаловка»!..

Это было сказано о наших мальчиках, о моих приятелях-студентах или выпускниках Киевского университета, медицинского института. Неужели это по нашим головам ударили гром и молния, и это мы - «организация», смешно названная «Литературной забегаловкой»?! Только лишь потому, что мы приходили иногда к Мирону Петровскому домой - потрепаться о жизни и литературе, показать свои стихи и «абстракции», поулыбаться с девочками, а затем прошвырнуться по Крещатику, паркам, где-то сбацать «буги»?..

Совсем было не смешно. Ибо наша невинная молодая жизнь разворачивалась в тот год на таком фоне (из газет):

«...Запуск космической ракеты является для советских людей могучим стимулом в их героической борьбе за утверждение светлого будущего - коммунизма... День - короче, продуктивность - выше... Два мира - две морали... Пленум ЦК КП Украины избрал секретарем ЦК тов.Скабу А.Д. («искусство на скабе»). ...К декаде украинского искусства в Москве писатели А.Левада и А.Малышко закончили работу над большой драматической поэмой «Арсенальцы»...

Н.С.Хрущев: «Говорят, бытие определяет сознание. Утрированно некоторые говорят: «Битие определяет сознание». Я бы сказал, и то, и другое правильно. (Смех. Аплодисменты)... Уже готовится и вскоре будет опубликовано Постановление ЦК КПСС «О задачах партийной пропаганды в современных условиях»...

Такова среда нашего обитания в 1959 г. Конечно, в центре Киева был у нас и свой круг. Площадь Толстого. Здесь был дом Мирона. Напротив в старинном доме с вывеской над магазином «Птица - яйца» жил с родителями Юра Щербак. Только начинал в Институте микробиологии. Мы с Мироном после университета редактировали сельскохозяйственную газету «За сiльськогосподарськi кадри», и Мирон там даже делал подстрочные переводы по стихам китайских студентов.

Дом Мирона находился в замечательном пространстве между Бессарабкой, Крещатиком и университетом. Бывали в нем и симпатичные киевские мальчики, и мэтры, позже зафиксированные и отмеченные временем и органами. Кроме Юры Щербака, уже умеющего писать, музицировать и рисовать абстракции, заходили выпускники журфака Миша Мишин и Юра Педан, художник Вилен Барский, студент-биолог Юра Некрутенко, а также - профессор А.А.Белецкий и его молодая супруга и аспирантка Т.Н.Чернышева.

Чем занималась «организация»? Конечно, уже знали, читали Хемингуэя и Ремарка, Хлебникова и Мартынова, Галчинского и журнал «Пшекруй», знали Малевича и Пикассо, смотрели «Пепел и алмаз» и фильмы с Жераром Филипом, обожали джаз и пение Монтана... А также сами писали и рисовали, впервые переводили «Маленького принца»...

Еще никто не подозревал, как опишет вот такую деятельность и «сборища» у Мирона газета «Сталинское племя».

«...Низко опущены шторы. В красном полумраке приглушенно завывает и «мяукает» музыка. Одна из пар конвульсивно дергается на паркете. Вилен обильно макает кисть в черную краску и ударяет ею в центр белого листа. - Колоссаль! Потряссе! - восторгаются друзья. Потом собравшиеся переходят в кухню и долго бродят вдоль стен, рассматривая полусонными глазами намалеванную им зелено-черно-желтую абстракционистскую мазню. Где-то в полночь они расползаются по домам».

Однако главное зло таилось не в этом «разврате». Члены забегаловки знали и любили поэзию Бориса Пастернака. В их руках мог находиться, и находился, роман «доктор Живаго», отмеченный Нобелевской премией. Шел 1959 год, и уже вся страна, весь мир знали, что «...учитывая политическое и моральное падение Б.Пастернака, его предательство по отношению к советскому народу, к делу социализма, мира, прогресса, оплаченное Нобелевской премией в интересах разжигания «холодной войны», - президиум правления Союза писателей СССР... лишает Б.Пастернака звания советского писателя»... «Лягушка в болоте!.. Пасквилянт! Передал отравленный антисоветским ядом роман в руки наших врагов!».

Понятно, что означало попасть под злую руку пастернаковской травли. Неужели кто-нибудь капнет?!. Никто не сомневался, что и бдительные украинские органы не будут сидеть сложа руки.

«Если только можно, Авва Отче,

Чашу эту мимо пронеси»...

Легкомысленные были мальчики. Уже ведь много открылось помимо обязательной университетской программы. Дышалось и читалось легче. И даже Никита не казался таким уж страшным. «Кукурузник» мирное сосуществование начинал. Только не с нами. И - не мирное. А может, обойдется...

«Но продуман распорядок действий,

И неотвратим конец пути»...

Наступил нехороший день 13 октября. День обысков, задержаний, допросов. мальчики наши, которые пережили этот день, и будут главными действующими лицами сей подлинной истории.

«Кто же они, эти людишки?» - зазвучал вопрос.

Мирон Петровский. Недавний студент-заочник филфака КГУ. Штатно работал переплетчиком и «литрабом» в многотиражке. Впоследствии - известный литературовед и киевовед. Автор книг, которым бы подошло название его последнего труда, - «Городу и миру». Именно - нашему городу. И этому миру. В 59-м - главный вдохновитель сборищ у себя в отдельной квартире, в проходной комнате пл. 13 м 2 .

Старики-родители, встретившие ранним утром 13-го людей в штатском и понятых - старые большевики, «муравьи революции». Очень симпатичные. Критикующие и обожающие сына. И вот такое! Самый сильный удар был нанесен не нам, а нашим дорогим и советским родителям.

М.П.: - Как замечательно заметил Гейне: «Я был молод и глуп, сейчас я стар и глуп». Ничего хуже своим родителям я сделать не мог. Мои старики смолкли, побледнели от ужаса. Я еще хорохорился при обыске: что они у меня могут найти такого?.. Целый мешок набрался. Забрали рукописи, записные книжки с телефонами (искали связи). В ту пору я уже писал свою первую книжку, по сути дипломную работу о Корнее Чуковском. Наподобие «Чукоккалы» завел для своих гостей альбом для автографов и рисунков. Забрали. В протоколе обыска значатся: несколько дореволюционных книжек А.Белого, И.Эренбурга. И любимое мною издание стихов Б.Пастернака 34-го года.

...Как и у него осенью и «бабьим летом» это происходило... «В доме смех и хозяйственный гомон. Тот же гомон и смех вдалеке»... Взяли папку, мною переплетенную, стихов из «Доктора Живаго», известных мне еще до издания романа. Сняли со стены абстрактную картинку, подаренную мне Юрой Щербаком. Уже тогда из Юры перли таланты - писательский, музыкальный и, конечно, живописный. Не зря разбирающиеся люди цокали языками, гдядя на его графику и живопись...

...В это же утро 13-го по другую сторону площади Толстого...

Юрий Щербак. Ныне - доктор биологических наук, известный украинский литератор и общественный деятель, посол Украины в США и Мексике. Тогда - «комсомолец Юрий Щербак днем выступал под личиной скромного младшего научного сотрудника Института микробиологии и эпидемиологии, а по вечерам оплевывал в своих «творениях» тех, кто верил и доверял ему, кто пытался сделать из него ученого».

Мы знали, что Юра в ту пору был очень уязвим по некоторым фактам своей начинающейся биографии. Его старший брат по вздорному националистическому делу был посажен на несколько лет. Юра был вынужден поступить не на биофак университета, а сперва закончить медучилище, потом стать студентом мединститута. Еще хуже было то, что он встречался со студенткой химфака университета полькой Марией - гражданкой иностранного государства, ставшей ему верной женой.

В ту пору многоцветная абстракция - в городе великих художников-модернистов - Малевича, бойчукистов, Богомазова, Семенко, Экстер - была страшной раздражающей тряпкой для советских идеологических блюстителей нравственности и эстетики. Как оплевывались и какими острейшими перьями критиковались первые в Киеве выставки югославских и иных абстракционистов - сей демонстрации «отравленного оружия Запада»!

И вот, придя домой к Юре, искусствоведы в штатском обнаруживают «отравленные картины», развешанные не только в комнате, но в большом количестве и на кухне!.. При обыске выявилось и еще кое-что: «...Чего только стоят фамилии и данные автором характеристики действующих лиц в его так называемой «социальной пьесе» «Потные ноги». Главный «герой» - Гнусько, кретин, надежда будущего общества. Его окружают «Ханжиев-реалист, Шваль-декан факультета» и т.д. Порядочные люди как таковые в пьесе не участвуют»...

«На меня наставлен сумрак ночи

Тысячью биноклей на оси»...

После обыска Мирона увозят в областное КГБ. Допрос.

М.П.: - Стали допрашивать по очереди «добрый» следователь - «вредный» следователь. Я не был напуган, не знал за собой греха. Мне объяснили, что сборища в моей квартире носили антисоветский характер. Спрашивали об участниках, как ко мне попали материалы отщепенца Пастернака? Не давал ли мне читать антисоветский роман, скажем, профессор А.А.Белецкий? Я заметил, что о профессоре Белецком могу говорить только комплиментарно. Не мог же я им сказать, что как-то при встрече Андрей Александрович, конечно, доверяя мне, спросил: «Не хочу ли я познакомиться с одним интересным произведением?» И я получил известное зарубежное издание.

«И те же выписки из книг,

И тех же эр сопоставленье»...

Проф. А.Белецкий. Т.Чернышева. Андрей Александрович знал 100 языков. Его вторым родным языком после украинского был древнегреческий, третьим - новогреческий. Он исследовал спорные вопросы китайского языка и особенности индейских племен. В ту пору вместе со своей женой, талантливой и энергичной аспиранткой Татьяной Чернышевой Белецкий помогал украинским грекам возродить свою письменность. Мы слушали в университете лекции завкафедрой классической филологии и языкознания - почтенного, лысого и нестарого профессора.

Но только Мирон, из наших, мог обыкновенно общаться со знаменитым профессором. Недавний студент-заочник и мэтр лингвистики прониклись взаимной симпатией и запросто ходили друг к другу в гости. Мирон, который сам был для нас почти профессором, запальчиво предложил Белецким совместными усилиями на базе университета осуществить реконструктивную постановку античной трагедии Эврипида «Ифигения в Авлиде». Все вспыхнули от такого замечательного замысла. Начали подбираться актеры-студенты. Художником для постановки трагедии Мирон предложил Юрия Педана.

Юрий Педан. Недавний выпускник факультета журналистики. работал редактором на телевидении. И для него наступил нехороший день 13 октября. Утром, ничего не подозревая, шел себе на работу на Крещатик, на телестудию.

«Но как мне быть с моей грудною клеткой?»

У Юры Педана «на грудной клетке» в кармане пиджака лежал комсомольский билет, а в нем для лучшей сохранности фотография Б.Пастернака

Ю.П.: - На площадке второго этажа меня поджидал человек, представился следователем КГБ, показал удостоверение. Предложил пройтись с ним в его организацию. Пришли. Начал обыкновенно: говорите правду, с кем общался у Мирона, перечислите всех студентов своего бывшего курса (может, кого специально не упомяну?) А также - знаю ли я роман Пастернака, перепечатывал ли его стихи? Следователь предложил проехать ко мне домой на обыск.

Взяли мои рукописи, бумаги, засунутую за холодильник мою картинку-абстракцию, которая мне не нравилась. Машиной вернулись в КГБ. Мой следователь отлучился на читку моих трудов, пришел, показал стихи: чьи это стихотворения? Мои. Сказал: «Вы хорошо пишите, но почему так зло?..» Я пожал плечами. После обеда принесли бутерброд с колбасой. Съел. Чувствовал себя неважно. Особенно из-за хранимой в кармане фотографии Б.Пастернака. Спросили. - Кто мне дал стихи Пастернака для перепечатки? Возникла фамилия Мирона, у которого я взял эти стихи. Привели меня к Мирону на очную ставку. К сожалению, подтвердил, что вроде бы мне Мирон говорил, что читал роман.

Следователь сказал, чтобы я все написал, как было, ничего не скрывая. Я написал. Следователь посоветовал, чтобы я перед начальством вел себя покорно и вежливо, признавая свою вину. Совет пригодился, а мой следователь, как оказалось позднее, не дал дальнейшего хода моей действительно антисоветской мини-пьесе «Коллективизация»...

Затем меня повели во двор - в небольшой домик, где и оставили одного в комнате, которая очень подходила для подслушивания и просмотра. Завели Юpy Щербака, оставили нас в молчании вдвоем. Хотелось о чем-то говорить, и я стал почему-то рассказывать о картинах азербайджанского художника Салахова. Юра сидел, обхватив голову руками, и молчал... Потом я оказался в большом кабинете у высшего начальства и его помощников. Мне желчно сказали: как это я, бывший суворовец, сын офицера мог так опуститься, как я мог клеветать на нашу действительность, особенно в стихотворении-пасквиле «Оплакиваю сообщение о закрытии толкучки на Сталинке» - ведь власти наконец-то прикрыли этот грязный рассадник... Как я, комсомолец, могу распространять писания антисоветчика Пастернака и обливаю грязью...

...Мой бедный сокурсник Педаша, с такой тонкой, по словам Мирона, душевной организацией, - сколько еще советской грязи они и на тебя выльют! «Еще в студенческие годы Юрия Педана неудержимо влекло к написанию всякого рода неприличных куплетов. «Молодое дарование» прибилось к берегам все той же «литературной забегаловки», по-прежнему сочиняло порнографические вирши, воспевало винно-водочные места, а затем, поднявшись до «социальных тем», захихикало над кукурузой и колхозами. Таков духовный мир этих людишек»... «Людишкам» повезло.

Ю.П.: - После нотации начальник сказал. - Скажите спасибо!.. В другие бы времена... И меня, с распиской о неразглашении, выпустили.

«Теперь из некоторой дали

Не видишь подлых мелочей.

Забылся трафарет речей,

И время сгладило детали»...

В тот же нехороший день 13 числа был взят и допрашивался студент биологического факультета университета - Юрий Некрутенко.

Юрий Некрутенко. Студентик Юра, впоследствии известный ученый-энтомолог, автор 150 научных публикаций по дневным бабочкам Крыма, Кавказа, Малой Азии и Ближнего востока, - привлекался к делу с естественно-биологической стороны. Он приятельствовал с медиком Щербаком, заходил к Мирону Петровскому, а вообще-то был «стилягой». Это таких, как он, слепили и пригвождали, как бабочек, беспощадной сатирой комсомольские прожектористы. «Сегодня ты играешь джаз, а завтра Родину продашь».

Но на будущем биологе Юре Некрутенко повисли более серьезные обвинения.

«Сейчас ты выпорхнешь, инфанта,

И, сев на телеграфный столб,

Расправишь водяные банты

Над топотом промокших толп».

Ю.Н.: - И еще в то время я ходил обогащать свою латынь на лекции Белецкого, а также, на свою беду, уже неплохо знал английский. Увлекался очень кактусами и в письмах обменивался таблицами семян с какими-то американскими учеными-кактусниками. Так я установил свою первую связь с заграницей. Вторая «связь» была непосредственной. «Клеили» мы на Крещатике девочек. И случайно я «склеил» очаровательную американскую студентку Пегги, находящуюся в Киеве на экскурсии. Потом между нами завязалась переписка. Недолгая, однако.

Как и почему она прекратилась, я понял в кабинете следователя. Он продемонстрировал мне почему-то грязный и скомканный конверт моего письма к Пегги. - Вот, работники связи помогли, письмо советского студента к какой-то американской девке. Вы знаете, кто она?!. Мало того, что вы являетесь стилягой, так вас еще рисует этот тип Барский с вашим напарником Щербаком во время этого похабного «буги-вуги»!

Э-э, дело не в том, что это был чистейший «рок». Забрали у меня в обыске действительно картинку Вили, где мы с Юрой исполняем стильно на фоне огромной пластинки настоящего Элвиса.

И вот мы сидим в пустой комнате с Вилей Барским и тихонько вздыхаем. Подумать только, как все получилось... «...Комсомолец Юрий Некрутенко, как и все его друзья, начинал с небольшого. Вначале его привлекло стиляжничество, затем он обратил внимание на яркие обложки зарубежных журналов, потом все чаще стал назойливо льнуть к иностранным туристам. Но всему, как известно, приходит конец»...

До конца - еще было время. Задержанных и допрошенных выпустили. Материалы на всех основных участников организации были переданы в редакцию республиканской молодежной газеты «Сталинское племя». Но прежде, чем обозначится результативность всей операции и появится большая и зловещая статья-фейлетон «Конец «литературной забегаловки», выдержки из которой, читатель, вам уже знакомы - объясним хотя бы, - как возникло само название «организации».

М.П. (душа литературной забегаловки): - На допросах мне все время объясняли, что дом моих родителей превратился в антисоветское сборище, что им все известно от самих его участников. Тогда я, не без иронии, спросил. - Так что, получается, они из моего дома хотели какую-то «литературную забегаловку» устроить?!

Термин был подхвачен, «литературная забегаловка», которая «катилась все дальше и дальше», нашла свое место на страницах «Сталинского племени».

«Но продуман распорядок действий.

И неотвратим конец пути,

Я один, все тонет в фарисействе»...

Перед опубликованием фельетона в редакцию, для приличия, были вызваны М.Петровский и Ю.Педан. Они пришли к ответственному секретарю, автору готовящегося материала Николаю Бакланову. (Статья о «забегаловке» автору помогла. Впоследствии Н.Бакланов - зав.сектором прессы в ЦК КПУ, затем один из руководителей всей советской печати в ЦК КПСС. У нас на журфаке был секретарем партбюро, его жена - наша сокурсница.)

Мирону Бакланов стал рассказывать, что они готовятся дать серьезный материал, что у него есть к нему вопросы. Мирон, увидев на диване подготовленные полосы со статьей о «литературной забегаловке», сказал, чтобы он не морочил ему голову. К Ю.Педану был сочувственный вопрос: «Как же ты, Юра, попал в такую историю?..» «...Когда, склонившись над картами-расчетами, инженеры определяют границы будущего Киевского моря... Когда «МАЗы» с полными прицепами везут железобетонные перекрытия...Когда строят сложнейшие машины, пишут стихи и повести о наших днях»...

Тогда и началась расправа и пришел печатный «конец «литературной забегаловки».

Наказание

Мирон Петровский: Мы стали не только «идейно-чуждыми», но и весьма известными общественности. Шквал телефонных звонков обрушился на мой дом. Часть звонящих ругалась, проклинала и требовала нашей высылки из города. Другие - утешали и старались поддержать в действительно трудную минуту, затянувшуюся на года.

Профессор Белецкий от руки аккуратно написал и вывесил на филфаке объявление: «Прошу не затруднять себя приветствиями со мной, профессором Белецким, так как это может принести воспитанным людям неприятности».

После публикации статьи я попросился на прием в КГБ к полковнику Мережко. Перед ним и его подчиненными я тщательно разобрал каждый абзац, каждую, даже бытовую, деталь, показав, что они не отвечают ни фактам, ни логике. Подумав, полковник Мережко произнес знаменательную фразу: «Конечно, в статье есть некоторые передержки. Но ведь мы должны воспитывать молодежь на конкретных примерах!».

Наказывать стали конкретно и строго. Чтобы как следует воспитать молодежь.

«Я пропал, как зверь в загоне,

Где-то люди, воля, свет»...

Пущенная КГБ, привычно заработала идеологическая машина решений, постановлений, собраний и наказаний. Пошли по следам наших преступлений.

«Редакция газеты «Сталинское племя» получила письмо из Киевского горкома ЛКСМ Украины, в котором сообщается следующее: 29 декабря 1959 г. на комсомольском собрании Института эпидемиологии и микробиологии было рассмотрено персональное дело комсомольца Ю.Щербака. Собрание объявило Ю.Щербаку строгий выговор с занесением в личную карточку».

Еще до собрания Юра у себя дома изорвал все свои картины. - Больше никогда в жизни я не буду этим заниматься!.. Так он закончился как художник...

«...Ю.Некрутенко приказом ректора КГУ им.Т.Шевченко исключен из числа студентов биологического факультета. Комсомольское собрание исключило его из числа членов ВЛКСМ. Горком ЛКСМУ взял под контроль его трудоустройство».

Его трудоустройство, как бывшего студента, было суровым. Около года Юра Некрутенко проработал на строительстве метро проходчиком. Прорывал гору от «Арсенальной» до «Днепра», чтобы все глупости из головы выскочили. Рабочие из его бригады ходили к начальству в университет, чтобы Юру восстановили. Дудки! Аж во Владивостоке со временем продолжил занятия Некрутенко, потом вернулся в Киев.

«...Ю.Педан уволен с работы на Киевской телестудии. Комсомольское собрание рассмотрело персональное дело Ю.Педана и исключило его из членов ВЛКСМ». Нa собрании кричали из зала. - Выгнать эту забегаловскую шваль! Отправить в Сибирь, на шахты Донбасса!.. Зам.директора телестудии при увольнении Ю.Педана недоуменно буркнул. - Что они там думают! Как вас можно отправлять на ударную комсомольскую стройку Донбасса, если вас исключили из комсомола?! Просто выгнали. Но на следующую работу уже помешал поступить чей-то звонок... Двадцать лет после этого Ю.Педан не писал стихов. Однако же стал классным журналистом, переводчиком. И стихи его вы еще услышите.

«...Горком комсомола принимает меры по усилению идейно-воспитательной работы в комсомольских организациях Киева»...

На городской комсомольской конференции, где фигурировало дело «Литзабегаловки», в прениях взял слово всем нам знакомый и юморной Мыкола Сом. Добавил новую краску и новое лицо. «Я знаю точно, что и киевлянка Юнна Мориц там танцевала голая на столе!..» Сейчас, когда Юнна встречает Мирона в Москве, она улыбается: Вот человек, в доме которого я танцевала голая на столе».

«...К сожалению, до сих пор никаких мер общественного воздействия не принято по отношению к активным участникам «литературной забегаловки» М.Петровскому и В.Барскому. Они по-прежнему болтаются по городу без определенных занятий».

Последняя фраза была конкретно опасной. Литературоведа и художника, чей профессиональный труд не считался серьезным занятием, следует заставить заняться (как тунеядцев) трудом физическим. В чем «редакция не может не присоединиться к многочисленным голосам читателей. В нашем славном городе-труженике не должно быть места бездельникам и праздношатающимся».

Мирон Петровский спасся от последствий тунеядства в Москве. И его самого, и первую книгу избавил от гибели и «россыпи» набранного Корней Иванович Чуковский.

Художник Вилен Барский настолько стал «праздношатающимся», что уже давно изменил место жительства на германское, где успешно пишет и картины, и стихи.

«...Редакцией «Сталинского племени» получено также письмо от декана филологического факультета тов. А.Ищука, в котором он сообщает, что статья «Конец Литературной забегаловки» после глубокого изучения фактов обсуждалась на расширенном заседании ученого совета факультета в присутствии всех преподавателей».

Обсуждалось безобразное поведение проф. А.Белецкого и кандидата наук Т.Чернышевой. Цитируется по записи, сделанной и сохраненной А.Белецким.

А.Ищук.: - ...У группы молодежи, которая не понимает своих узкомещанских взглядов, была, оказывается, даже своя организация - «Литературная забегаловка», в деятельности которой принимали участие указанные преподаватели...

Преп. Плющ.: - Белецкий безусловно причастен к «Литзабегаловке». Я и другие не можем более уважать Белецкого так, как раньше.

Преп.Борозна.: - Советская пресса ошибаться не может. Преподаватели, не умеющие быть воспитателями за пределами университета, не могут и в университете быть таковыми.

Зам.декана Семенов.: - Неважно, слышали ли Белецкий и Чернышева в «Литзабегаловке» антисоветские стихи. Важно, что могли слышать. Они не могут быть преподавателями университета.

В.Пащенко: - Связь между преподавателями, университетом и Щербаком, Петровским несомненно была. (В дальнейшем говорит о важности недавнего постановления ЦК КПСС об усилении идеологической работы.)

Джеджула (секретарь партбюро историко-философского ф-та): - Чернышева пыталась вовлечь в «литературную забегаловку» широкие студенческие массы. Студентка Валентина Маняхина не хотела идти туда. Мать этой студентки умоляла Чернышеву не вести ее дочь в «забегаловку», но не помогли ни просьбы, ни слезы. Чернышева оттолкнула старую женщину и повела Маняхину туда...

Чернышева (с места): - Все это ложь!

Джеджула: - ...Оказывается, все последние стихи Пастернака вдохновлены Валентиной Маняхиной и посвящены ей, а через нее - всей «забегаловке». (Проф. Лавров подтверждает все сказанное Джеджулой.)

Преп. Сиренко.: - Ясно, что Чернышева укрепляла и расширяла эту организацию. Ее надо исключить из университета.

А.Илличевский.: - Белецкий больше виноват, чем Чернышева. Я сам наблюдал нездоровые настроения молодежи, увлечение порнографическими стихами Евтушенко. Петровского раскусил давно. Надо установить проверку, чтобы Петровского не впускали в университет.

А.Ищук.: - Чернышева идейно ограничена, а Белецкий какой-то отсталый. Белецкий, а затем Чернышева вновь отрицают инкриминируемые им факты и требуют проверки.

Преподаватели Якимович, Заславский, Лазня, Лапоногова говорят, что, по их мнению, резолюция совета преувеличивает вину Белецкого и Чернышевой.

Слово берет секретарь комитета комсомола КГУ им. Т.Шевченко, начинающий филолог, а ныне доктор наук, директор Института украиноведения П.Кононенко.

- ...Зачем нам читать древнегреческих поэтов и заставлять советских людей плакать?!. В наш век построения коммунизма надо радоваться. Нам незачем изучать античность, потому что мы ее давно переплюнули. Древней историей заниматься вредно. В этом основа всех ошибок Белецкого и Чернышевой...

...Нам не составит труда взять из университетской библиотеки десяток трудов П.Кононенко, чтобы подкрепить его тогдашнее выступление соответствующими цитатами «в наш век построения коммунизма»: «Прометей и Ахилл, Эней и Илья Муромец, Рахметов и Павел Власов - вехи на пути развития человечества. Вместе с Чапаевым, Щорсом, Давидом Мотузкой, Давыдовым в жизнь пришло многомиллионное племя корчагинцев» (П.Кононенко «Образ, що кличе за собою». «Знання». 1962 р.)

С другой стороны, П.Кононенко, еще не ведая, кем он станет, гневно пишет: «...Их идеал выражался в стремлении к буржуазно-националистическому развитию Украины»... «В этом «лагере» находились: В.Винниченко и герои его пьес». «Силы реакции (или точнее - буржуазно-националистического движения) изображены людьми высокого интеллекта и культуры» ...Автор решительно разоблачает «реакционную суть» С.Черкасенко, Шаповала, Донцова, Г.Косынки, которые «фактически присоединились к голосу контрреволюции», М.Хвилевого, Ю.Яновского, И.Сенченко, О.Кундзича, В.Пидмогильного, Е.Кротевича... Ближе к нам - достается В.Кетлинской, И.Эренбургу, особо - В.Некрасову... (П.Кононенко «Партійність, народність, художнє новаторство радянської літератури». Київ: «Вища школа», 1985 р.).

Секретарь комитета комсомола П.Кононенко: - Что вы мне говорите о Прометее! Ищите примеры душевной красоты на вашем курсе, а не у какого-то древнегреческого Прометея, которого, может быть, никогда и не было!

Был такой ученый совет. И сохранила стенограмма вот такое выступление комсомольского вожака. Сейчас П.Кононенко стал иным вожаком. По самой своей должности ныне - самый главный украиновед в Украине. Директор института украиноведения в нашем университете, в университете Белецких - отца-академика и сына-профессора.

Нет, не все забылось. Когда хоронили Андрея Александровича - никого не было от руководства университета. В нашем - таком национальном, в таком европейски известном университете я не нашел в библиотеке не только замечательного перевода на украинский «Истории» Геродота проф. А.Белецкого, но и вообще какого-либо издания знаменитого труда «отца истории».

...Эта подлинная и грустная история с «Литературной забегаловкой» - грустная до сих пор. Даже наш любимый и истерзанный Борис Пастернак отчаянно удивлялся обыкновенным советским злодействам и наказаниям.

Что же сделал я за пакость,

Я, убийца и злодей?

Я весь мир заставил плакать

Над красой земли моей...

(Год 1959)

Что же такое сделали наш бедный профессор и мои обысканные, задержанные, допрошенные, наказанные, оплеванные мальчики? Нет ответа. «Был я молод и глуп, стал стар и глуп». Может быть, дело старое и рядовое. Ведь никого из «забегаловцев» не убили, не сгноили в лагерях, не замучили и даже не посадили. А «сейчас идет другая драма»?..

Впрочем, некий ответ недавно был получен. Один из пострадавших по делу «О «литзабегаловке» обратился в Службу безопасности с просьбой (о, нет, не принести извинения правопреемнику КГБ - такого у нас не бывает) только помочь что-то вернуть из забранного в рукописях, картинах, поискать материалы следствия, разобраться...

Ответ на официальном бланке последовал незамедлительно: «Уважаемый (имя-отчество), внимательно рассмотрев... провели тщательную проверку материалов... сообщаем, что каких-либо материалов в госархиве СБ Украины относительно вашего задержания сотрудниками КГБ в г.Киеве и Киевской области нет. Начальник...»

Нет ничего. Не осталось. Может, все это приснилось нам. Или прочно забылось?.. Ладно, мы еще вернемся к поиску того, чего нет. А сейчас попробуем привести то, что все же осталось после «Конца «литературной забегаловки».

В подражание Борису Пастернаку и его роману, приведем в конце нашей подлинной истории стихи и памятные знаки главных участников «Литературной забегаловки». Здесь я, Юрий Иванов, расписываюсь в том, что вспомнил и записал о наших мальчиках и одном профессоре. И от всей души и от всей нашей «забегаловки» - рекомендую!

Мирон Петровский

Декларация

Мне надоели эрзацы,

Я хочу настоящего.

Мне надоели мерзавцы,

За хороших парней сходящие.

Мне надоели знакомые -

Мои друзья незаконные.

Мне надоели мнения,

Как-будто и нелживые,

Однако, и не правдивые,

С которыми, тем не менее,

я почти соглашался,

Хотя был несогласен кричаще.

Мне надоели шалости.

Хочу себя - настоящего.

Отвратно смотреть, как актерство

Кокетничает и корчится!

мне надоело притворство,

выдаваемое за творчество.

Отныне строже и мнительней

Будет все проверяться.

Я не люблю заменителей,

Не выношу эрзацев.

Рядом оно стоящее

Или лет через сто еще -

Я хочу настоящего,

Единственного стоящего,

Единственного достойного...

(1960г.)

Юрий ЩЕРБАК

М.Петровському

Небесна книга

Роки минають,

наче цвіт дерев рожевий,

а ми здивовано і мовчки стоїмо

і в небо дивимось,

немовби в Книгу вічну,

де все незрозуміле,

таємниче і мінливе.

Вивчаємо примхливі тексти хмар,

а потім

спускаємось у метро

та їдемо додому -

знайомитися з дітьми нашими.

І раптом нам здається,

що вони доросліші за нас…

Юрий Педан

Доценты

Сокращают доцентов на двадцать процентов.

Беготня, суматоха,

заявления в суд.

Иванову неважно, Канторовичу плохо:

в полушарии левом глухо лопнул сосуд.

Составляются списки поспешно и странно.

Чья-то злая рука

изменяет их вид.

Опасаясь эксцессов, ректор заперся в ванной.

«Улетел на Борнео», - секретарша твердит.

Нас глядеть в небеса призывают газеты -

Там лихая комета к нам мчится из тьмы.

А в пустых амфитеатрах

без слова, без света

одиноко ненужные бродят умы.

Словно мертвые змеи, лежат перфоленты,

на полу возле досок

мелков серый прах.

Друг за другом в молчании бродят доценты

и мелькают их тени на черных столах.

Андрій БІЛЕЦЬКИЙ

(Переклади з давньогрецької)

З Фермопiльских написiв

перекажи, подорожній, лакедомонцям, що вкупі

Мертві ми тут лежимо, вірні їм даним словам.

(С.Кеоський)

В думках не Гігес, що богатий на скарби,

Мене не мучить заздрість, не дивуюся

З діянь богів я, влади царської не жду:

Далеко дуже все це від очей моїх.

(Архілох)

Вилен Барский

Текст

ИСПРАВЛЕННОМУ ВЕРИТЬ

ПРОПУЩ ОМУ ВЕРИТЬ

+ ВЕРИТЬ

+ невидимому