Антон Макаренко |
Видение будущего им недоступно,
настоящего они не понимают,
а в прошлом не находят назидания.
И.Фроянов. Погружение в бездну
Деятельность коммуны, организованной по приказу ОГПУ УССР в начале 1927 года в Харькове, описана в сочинениях Антона Семеновича Макаренко, всемирно известного педагога-практика, трудившегося в Украине в 20—30-е годы. Автор «Педагогической поэмы» умер на 52-м году жизни от разрыва сердца в подмосковном Голицыно.
Сегодня наследие писателя-педагога, чей опыт, по оценке ЮНЕСКО, пока что является непревзойденным в истории мировой педагогики, практически бесследно кануло в пучину ничем не оправданного нигилизма. 30-е годы ассоциируются только с голодомором, террором, с кровавой работой НКВД и его карательных учреждений. Практически исчезли публикации о педагогике 30-х со страниц периодики, бесперспективными называются исследования деятельности трудовых коммун в Украине. Академия педагогических наук Украины уже на протяжении нескольких лет не пропускает для защиты диссертации, связанные с именем Макаренко.
Директор государственного музея Макаренко в Кременчуге, кандидат педагогических наук Петр Лысенко в одиночку и без средств заканчивает ремонт маленького домика родителей педагога-писателя и наводит порядок на их могиле — ведь в июле музей отмечает полувековой юбилей. Плачевное существование влачит открытый в 1988 году — к столетию педагога — музей Макаренко в Куряже под Харьковом, где была и есть колония для несовершеннолетних.
Музеи и архивы во все времена и у всех народов — хранители истории. Рискну напомнить, что исторический опыт крайне важен в деле создания в современных условиях модели воспитания. Чтобы лучше понять причины кризиса, происходящего сегодня в среде молодежи, повальной криминализации общества, стоит обратиться к истории. Так как размеры и характер явления, которое называется «беспризорность детей и подростков», сегодня неизмеримо шире и глубже, чем тогда, в 30-е…
«Десять тысяч поэм»
Вспомним, что появление в свет в конце двадцатых годов прошлого уже столетия «Педагогической поэмы» — главного литературного труда А.Макаренко, явилось своеобразной популяризацией непрестижной и до наших времен профессии колонистского воспитателя. Никто доселе столь ярко и просто не рассказывал миру о труде тех, кто работал с беспризорными, юными ворами, мошенниками, сиротами, никогда не знавшими родительского тепла и заботы.
«Путевка в жизнь», а именно под таким названием книга вышла в Англии, США и других странах, легко стала бестселлером. Она робко, небольшими тиражами, но издается и по сей день в разных странах. Можно сказать, что приемы Макаренко усвоены основным числом его последователей именно благодаря прочтению «Поэмы», а не трудов критиков последующих лет, приписывавших Макаренко только величие и скрывавших объективные стороны жизни писателя-педагога.
В те годы коммун в Украине было две: первая — имени Ф.Дзержинского — была создана в 1927 году и располагалась на окраине тогда еще столичного Харькова, вторая — имени наркома внутренних дел УССР Всеволода Балицкого — возле Прилук. Суровые годы обнищания и голодного отчаяния приводят к воротам коммун не только преступников — «дефективных», как называли их в ту пору. Нормальный быт, горячая пища и чистая постель — эти прозаические вещи для многих в Украине в ту пору были сладкой мечтой.
«До коммуны им. Дзержинского. Просю вашего распоряжения примить мальчека в коммуну. Товарищи командиры чтонибудь сделайте какие меры примите бо я ничего не сделаю … уезжаю на посевкампанию … примите меры какиенибудь или в СЛОН отправьте его…», — дословно фиксирует Макаренко в своей записной книжке заявление одного отчаявшегося отца, приведшего своего сына в коммуну в апреле 1934 года.
Организовать работу колоний и коммун в условиях голода и продолжающегося тощего финансирования, отсутствия заурядных вещей, одежды, продовольствия было крайне сложно. Добавим к этому, что переданные из ведения Наркомпроса учреждения обладали никудышной, даже в понимании того времени, материальной базой. Становление колоний и коммун могло произойти только за счет огромного энтузиазма тех, кто взялся руководить ими в это непростое время.
Сегодня мы хотим упомянуть о некоторых малоизвестных эпизодах из жизни коммуны и ее идеолога А.Макаренко. Это взятые из архивов факты с небольшим комментарием.
Олимпиада-35
В переписке ученика Макаренко Алексея Явлинского и Петра Лысенко есть заметки о проведении НКВД невиданного ранее смотра талантов «дефективных» в 1935 году.
Это была идея Макаренко. В Киеве она была поддержана. Более того, о проведении итогового концерта доложили в ЦК ВКП(б) Украины и получили «добро» на проведение Олимпиады колоний и трудкоммун НКВД в помещении Киевского ордена Ленина оперного театра.
Отдел трудколоний НКВД УССР по крупицам собрал по колониям и приемникам-распределителям Украины юных танцоров, певцов, чтецов и художников.
Особенно сложным было привлечь к участию в Олимпиаде подростков из детских приемников-распределителей. Напомним, что в приемники на короткий срок — до направления в колонию или доставки родителям, опекунам — попадали беспризорные дети, задержанные милицией на улицах, поездах и т.п.
Тем не менее эта публика тоже участвовала в Олимпиаде и успешно. «Бурю восхищения и умиления вызвала самая младшая участница олимпиады Алла Красавина из ворошиловградского распределителя, которая танцевала «Яблочко».
Основу программы составляли выступления воспитанников харьковских учреждений — трудкоммуны им. Ф.Дзержинского и колонии им. М.Горького.
Макаренко знал наизусть не только репертуар своих подопечных. Например, с дирижером оркестра колонистов Иваном Волченко он был знаком уже несколько лет, еще по Куряжу. Пятнадцатилетний воспитанник, прибывший в колонию в 1926 году, приобщился к музыке и через пару лет играл уже на всех инструментах оркестра. Поступил на музыкальный рабфак.
На Олимпиаде самодеятельный духовой оркестр под руководством двадцатичетырехлетнего Волченко был гвоздем программы. Бетховен, Гуно, Бизе, Гулак-Артемовский — вот далеко не полный репертуар, подготовленный к смотру.
Герман Адлер, профессиональный дирижер из Германии, который провел с оркестром несколько репетиций, свидетельствовал: «Несмотря на то что большинство исполнителей не так давно взяли в руки свои инструменты, еще очень молоды по своему музыкальному стажу — игра оркестра заслуживает, чтобы ее оценили. Что касается чувств и понимания стиля произведений, волевой напористости, чуткости, ловкости и, особенно, горячего старания — у них могут поучиться иногда немало профессионалов».
Аудитория, 4 мая 1936 г. заполнившая Киевский оперный театр, известна сегодня по сохранившимся памятникам и мемориальным доскам — Косиор, Постышев, Петровский, Якир, Затонский, стахановцы, военачальники, творческая общественность столицы Украины.
Концерт удался. В нем приняли участие 350 воспитанников колоний и коммун. Зрители увидели 25 номеров художественной самодеятельности, а в фойе — выставку художественных работ колонистов.
По итогам Олимпиады нарком внутренних дел УССР Балицкий подписал приказ, поощрявший месячным окладом управляющих коммунами. Самому Макаренко объявили благодарность и также премировали месячным окладом. И самое важное — нарком поощрил не только чиновников и персонал колоний и коммун, но и 90 колонистов, коммунаров и воспитанников детприемников. Награды были самые разные: часы, костюмы, отрезы на платье и даже велосипед.
Например, воспитанница 1-й трудовой коммуны имени Дзержинского Семенова в приказе наркома поощрена за «танцы и организацию балетной группы в коммуне стипендией в 100 рублей в месяц до окончания балетной студии Харьковского государственного театра оперы и балета». Творчество Семеновой, создавшей в СССР свой стиль в балете, известно и оценено во всем мире. И никто никогда не вспомнил о том, кто дал ей шанс получить образование.
Однако лучшей наградой для участников завершающего этапа Олимпиады был приказ наркома, подписанный 29 июня 1936 года, о выпуске 255 лучших воспитанников трудкоммун и трудколоний.
Не было ли все это — Олимпиада, доставка вчерашних беспризорников в Киев, в оперу, на смотрины вождей Советской Украины, своего рода показушным мероприятием, такими себе «Веселыми ребятами» по-киевски в мрачные 30-е?
Однозначно — не было! В присутствии на концерте колонистов всех без исключения руководителей Украины того времени кроется нечто большее, чем стремление продемонстрировать сопричастность к решению проблемы беспризорности лишь аплодисментами. Те, кто был на заключительном концерте Олимпиады, воочию убедились в том, что из подростка-преступника можно воспитать человека.
Демонстрация в Киеве талантов малолеток из колоний и коммун была полным диссонансом словам Ворошилова, ставшим боевым кличем в борьбе с беспризорностью: «Думаю, что ЦК должен обязать НКВД организовать размещение не только беспризорных, но и безнадзорных детей немедленно и тем обезопасить столицу от все возрастающего «детского» хулиганства. Что касается данного случая, то я не понимаю, почему этих мерзавцев не расстрелять. Неужели нужно ждать, пока они вырастут еще в больших разбойников?» — пишет он в письме от 19 марта 1935 года, направленном на имя Сталина, Молотова и Калинина.
Результаты инициативы Ворошилова известны: было незамедлительно принято постановление ЦИК и СНК СССР от 7 апреля 1935 г. «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних», по которому уголовная ответственность за отдельные виды преступлений распространялась уже и на 12-летних. До стрельбы по малолеткам, слава Богу, не дошло.
Спустя два месяца после Олимпиады Макаренко написал рапорт об увольнении и сообщил мотивы своей просьбы:
«31 год я всегда работал непосредственно с детьми, я не имею никакого опыта работы в административном аппарате, польза, приносимая мною здесь, совершенно ничтожна.
После издания моей книги «Педагогическая поэма» на меня легло много литературных обязательств, которые я не в состоянии выполнить, находясь на службе...
Поэтому прошу Вас ходатайствовать перед Наркомом о скорейшем освобождении меня от должности помнач ОТК».
17 сентября 1936 г. рапорт Макаренко удовлетворен — он получает должность старшего инспектора-консультанта по учебно-воспитательной работе. Теперь он не стеснен рамками присутственных часов и углубляется в писательскую деятельность.
Можно ли съезжать по перилам?
«…Любой человек, после смерти которого можно с полным основанием утверждать, что он играл ведущую роль в теории и практике педагогики в течение более 30 лет и что он по-прежнему оказывает на нее большое влияние, достоин своего места в пантеоне, и обнаружение некоторых недостатков не дает оснований для свержения его с пьедестала почета. Кроме того, именно святые с некоторыми недостатками говорили миру наиболее ясно о положении человечества», — писал о Макаренко уже в наше время, в 1993 году, Дж.Данстен, ученый Бирмингемского университета.
Мой друг Вальтер Тоскан, директор колонии для несовершеннолетних в Бурггофе под Цюрихом, будучи пятидесятилетним человеком нейтральных политических воззрений, утверждает, что без коллективизма и в тоже время без опоры на личность, он бы не добился успехов в воспитательной работе. Этот главный макаренковский постулат швейцарец тиражирует в своих лекциях по миру, во многих странах, где опыт Бурггофа знают, а опыт Куряжа — нет.
Или взять еще одного последователя Макаренко… В 1932-м в коммуне появился стремительный черноглазый воспитанник. Алексей Явлинский, 13 лет, родом из Черкасс, быстро обучился слесарному делу. В то время коммуна составила внушительную конкуренцию одному из монополистов в отрасли производства электродрелей — американской компании «Black&Decker». Затем Явлинский окончил рабфак электротехнического института в Харькове. Стал инструктором-слесарем. После выпуска из коммуны в 1937 году окончил еще и офицерские курсы. На фронт Алексей Григорьевич, 22 лет, ушел из Харькова. Был Кавказ, куда коммунары вместе с Макаренко ходили каждый год, были бои за освобождение Украины, несколько контузий и ранение. Свои двадцать пять встретил в Праге, командиром батареи. Орден Красной звезды, два ордена Отечественной войны, медали.
После войны поселился в Стрые подо Львовом. И пошел работать в колонию для малолетних! Так вот первое, что он привил у себя в отделении, — запретил воспитанникам держаться за перила на лестнице в общежитии. Это одна из миллиона макаренковских традиций, нюанс, из которых состоит вся макаренковская педагогика.
Можно много возражать, говорить, что личное дело каждого, как использовать, скажем, перила. Ведь если перила существуют, то должен же кто-то ими пользоваться? У Макаренко запрет и разрешение соседствуют: нельзя держаться за перила, зато младшим — можно по ним съезжать! Так закладываются традиции, которые, как известно, формируют поведенческие особенности, моральные ценности, устои.
В рабочем кабинете Явлинского всегда висел портрет Макаренко. Воспитатель следовал за ним всю его жизнь. В 1939 Алексей не смог приехать на похороны Макаренко в Москву. Поздно узнал об этом.
Алексей Григорьевич умер так же стремительно, как и Воспитатель — на рабочем месте и тоже от разрыва сердца. За все время работы с подростками он получил одну награду — 40 рублей от Управления внутренних дел к своему шестидесятилетию. Теперь, как пообещали во Львовском управлении внутренних дел, премию имени Явлинского ежегодно будут вручать лучшему воспитателю учреждений для подростков.
На его похороны во Львов съехались все те, кто помнил Макаренко и знал Явлинского. Это были седые старики — инженеры и рабочие, военные и учителя, те, кто когда-то составлял «десять тысяч поэм». Они, оставшиеся в живых, никогда не перестанут немножко идеализировать Макаренко. Да и мы, в нашей Международной макаренковедческой ассоциации, любим объект нашего исследования потому, что он позволяет нам шире и глубже, сквозь призму не только колоний и коммун, но и через своею литературу, своих воспитанников взглянуть на историю, обстановку тех лет.
А что педагоги?..
Они, как и семьдесят лет назад, «…имеют жалкий вид. В лучшем случае это люди, насобачившиеся в области своего предмета, которые с раннего утра до позднего вечера гоняют из школы в школу, чтобы побольше заработать. В других случаях и в большинстве — это замученные нуждой, бессилием и семейной обстановкой работники, которые кое-как выполняют свою работу в классе, кое-как удерживаются на своем месте, более или менее удачно обходя опасные склоки и подсиживания, которые ничего не читают, которые кое-как одеты и имеют кое-какую квартиру. Учитель получает жалование, которое почти равно жалованию городской уборщицы или дворника, но дворник получает одежду, а учитель ничего, кроме 100—120 рублей, не получает. Естественно, что на эту работу идет человек, который настолько слаб по своим личным данным, что ни на какую другую работу устроиться уже не может».
Это написал Макаренко в своих «Соображениях», хранящихся в Москве, в архиве М.Горького. В украинской печати эта цитата публикуется впервые.
Нет, нельзя назвать Макаренко приспособленцем или конъюнктурщиком! Его публицистика — это сплошь правдивое описание окружающего бытия, его образы точны, а обобщения претендуют на глобальность.
Он совершил великий поступок, рассказав миру о работе педагога в колонии, в совершенно особом мире подростков. Причем сделал это неподражаемо талантливо.
Будем ему за это благодарны.