НОВОБОГДАНОВКА: ЖИЗНЬ ПОСЛЕ ЖИЗНИ

Из сотен сел, расположенных вдоль трассы Харьков—Симферополь, немало таких, чьи незамысловатые, по-домашнему теплые названия способны привлечь внимание. Зеленый Гай, Абрикосовка, Радостное, Привольное… Однако судьбе было угодно распорядиться так, чтобы с полудня 6 мая широкую известность снискала раньше ничем особо не приметная Новобогдановка. И эта известность, к сожалению, оказалась печально-зловещей.

Наша с коллегой попытка добраться до села по объездной дороге закончилась на очередном милицейском посту. Здесь уже не возымели действия ни журналистские удостоверения, ни уговоры, ни ссылки на вышестоящее начальство. Сержанты были вежливы, но несговорчивы, заученно повторяя: «Туда нельзя».

Судя по всему, подобных ответов наслушались расположившиеся возле поста хмурые водители с десятка легковушек, которые, впрочем, не торопились уезжать. Может, в надежде на то, что милицейская непреклонность все же дрогнет перед настойчивостью женщин, слезно умолявших проведать родные дома. Эмоциональные переговоры закончились тем, что две женщины, устав доказывать и упрашивать, поспешили в сторону села. Мы вызвались к ним в попутчики.

— У меня там корова отелилась, — сокрушалась одна из женщин, назвавшаяся бабой Галей, — ее же подоить надо, иначе пропадет.

Дом бабы Гали в Новобогдановке, на улице Первого мая.

— Когда в обед за селом начало бухкать, я сначала подумала, что на станции что-то грузят. А тут — соседка плачет, говорит: «Военстрой рвет».

Военстроем в селе по старинке называют расположенный за околицей армейский склад боеприпасов. О том, какую опасность представляло это соседство, новобогдановцам лишний раз объяснять не стоило. Поэтому решение об эвакуации возникло стихийно, с первыми взрывами.

— Все бросились бежать. Кто куда и кто в чем, — рассказывает баба Галя. — Люди плачут, кричат, падают, теряют сознание. А эти бомбы шипят над головой…

— Говорят, часа в три дня начали людей вывозить автобусами. Но к тому времени все, кто хотел, эвакуировались самостоятельно, — подключилась к разговору вторая попутчица.

Познакомиться с ней мы так и не успели. Обогнавший нас красный «жигуленок» взвизгнул тормозами, и из машины донеслась повелительная скороговорка: «Возьмем только женщин. Садитесь быстрее. За нами сейчас менты будут гнаться».

Подобрав попутчиц, машина резко рванула с места. Туда, где километрах в пяти отчетливо слышались взрывы, озарявшие сполохами сумрачное вечернее небо.

Преследовать нарушителей никто не стал. И мы, постояв несколько минут на опустевшей дороге, не сговариваясь, побрели обратно на пост. Удивительнее всего, что это решение было вызвано не то чтобы страхом, а иным, непонятным на тот момент чувством, суть которого довелось осознать лишь неделю спустя, когда дорога в Новобогдановку стала открытой.

К тому времени общественный интерес к селу практически сошел на нет. Его название перешло в разряд нарицательных, как Бровары, Скнилов, Артемовск. Изменились параметры оценки случившегося, и слишком крупный масштаб восприятия попросту стал неудобен. Обобщения ведь не нуждаются в подробностях. Они лишь отвлекают в процессе принятия стратегических решений. Поскольку значение деталей принято считать такими же несущественными на фоне общегосударственных интересов, как старушечьи слезы по невыдоенной вовремя корове в сравнении с проблемами военного строительства и национальной безопасности…

В неказистом здании сельсовета, которое из-за обилия военных скорее напоминало армейский штаб, оставшаяся на хозяйстве секретарь Валентина Гречаная явно не испытывала желания общаться с прессой.

— Про нас уже столько всего написали и показали, что приходится сомневаться, где мы живем. Будто бы и полсела разрушено, и дома погорели, и нефтебаза взорвалась, а то, что уцелело, — мародеры-солдаты разграбили. Знаю, было нечто подобное — в одном доме борщ съели, а во втором на вино позарились. А что касается пропавших денег, так хозяйка потом в сельсовет приходила, сказала, что нашлись ее сбережения. Она впопыхах забыла, что в подвале их спрятала. Но почему-то никто и словом не обмолвился о том, как двое солдатиков старушку уводили от беды подальше. И при каждом взрыве эти мальчишки закрывали ее собой.

Честь армии для Валентины Александровны, в отличие от слишком многих военных и гражданских чинов, отнюдь не отвлеченное понятие. На складах боеприпасов работал охранником ее муж. В тот злополучный день он отдыхал перед очередным дежурством. А еще на базе несли срочную и сверхсрочную службу сын и зять. О том, что муж дочери жив и здоров, она узнала только к вечеру, и лишь спустя два часа, которые ей показались вечностью, увидела целым и невредимым сына.

— Он забежал на несколько минут домой в изодранной форме. Пока переодевался, рассказал, что работал на хоздворе, а когда начались взрывы, охранник крикнул: «Тикайте, хлопцы, отсюда, все рвется». Они вдвоем с другим солдатиком побежали через поле к селу. Падали после каждого взрыва — ударная волна валила с ног. К счастью, их не задело. А охранника, который их предупредил, судьба не уберегла… Сейчас сын в Мирном дослуживает, ему пять месяцев осталось… О пожаре на складах в сельсовет сообщил зять, он был в наряде дежурным связистом. Позвонил: «У нас все взрывается, уходите немедленно!» Пытался оповестить всех, кого только мог, и покинул часть в числе последних. Но я его не послушалась. Не до эвакуации было, когда столько работы навалилось…

Почему на складе, где хранилось без малого 92 тонны боеприпасов (кстати, вблизи нефтебазы), не сработала аварийная сигнализация, и была ли она вообще, — даже в сельсовете не ведают. Зато ни для кого из местных жителей не секрет: ограждение базы было настолько условным, что проникнуть на ее территорию мог любой без особого труда. Наверное, вполне реальной угрозе опасности там попросту не придавали значения, если даже убежище переоборудовали под овощехранилище. А об уровне дисциплины и боевой готовности части, обслуживавшей склады, можно судить по тому, что на третий день после катастрофы розыском военнослужащих занимался военкомат. Стоит ли удивляться, что транспорт для эвакуации жителей, оказавшихся в зоне бедствия, был подан уже после того, как большинство спаслось самостоятельно. В их числе были и семьи военнослужащих базы.

Пожар на складах боеприпасов всколыхнул регион не только ударной волной от рвущихся снарядов, но и паникой, грозившей вызвать хаос. Однако почему-то никто из областного руководства не счел нужным напрямую обратиться к населению с разъяснением случившегося. А тем временем Мелитополь охватил продуктовый ажиотаж. В Запорожье от имени МВД и МЧС стали распространяться телефонограммы с указаниями задраить окна, не выходить на улицу, запастись питьевой водой, поскольку «на город движется химическое облако». Лишь после этого представители властей удосужились дать официальные комментарии, характеризируя молву как «идеологическую диверсию», неуместно иронизируя относительного того, что «у слухов, у паники глаза широки и уши тоже». Особенно «убедительно» и «успокаивающе» это звучало на местном телеканале, который почему-то упорно называл зоной катастрофы не Мелитопольский, а Михайловский район…

Говорят, худшее осталось позади. Власти организовали ремонты поврежденных взрывами окон, дверей и крыш и заверяют, что к 20 июля последствия катастрофы окончательно устранят. Больше того, будут выполнены дополнительные работы по благоустройству. В Новобогдановку, например, проведут газопровод, строительство которого оставалось незавершенным в течение последних 13 лет.

«Не было счастья, да несчастье помогло», — горько шутят жители. И тут же добавляют: «Не приведи, Господь, никому такого везения».

Коротая время у сельского Дома культуры, новобогдановцы обсуждали поступившую гуманитарную помощь.

— Кому она такая нужна? Чайники раздавали. Те, кто попроворней, по два прихватил, а другие остались ни с чем. Только перессорились.

— Вам-то достался?

— Нет, не хватило. Да и не нужен он мне. Я покоя хочу.

Но что поделаешь, если в плане официальных мероприятий он, увы, не предусмотрен…