НЕСТОР МАХНО — КРЕСТЬЯНСКИЙ ВОЖДЬ

Очерк написан специально для «Зеркала недели», на основе литературного сценария художественно-документального, семисерийного (каждая серия объемом в 30 минут) фильма «Нестор Махно», который лежит в портфеле автора (за диваном) уже более трех лет.

Автор - сценарист, кинорежиссер, заслуженный деятель искусств Украины, 30 лет проработавший на Украинской студии хроникально-документальных фильмов. Цель публикации - поиск спонсоров для осуществления постановки фильма.

Повествование ведется от имени сына махновца Агеева, пока еще здравствующего и самостоятельно разъезжающего по Киеву в городском транспорте.

... Друзья, соратники и враги Нестора Махно располагаются вокруг меня в полном молчании. У большинства из них лиц нет - пустые овалы, будто художник еще не приступал к проработке индивидуальных черт.

Они сидят на диване, стульях, лежат на стареньком коврике, некоторые курят на балконе.

Я их не люблю. Точнее, я им не доверяю: каждый «вспоминальщик». Кто в большей, кто в меньшей мере, высматривает свою выгоду. Вот, к примеру, Герасименко... Бывший белый офицер. Самый «раскрепощенный», в смысле жизнеописания Нестора Ивановича Махно. В его книге крестьянский вождь подается в сдержанно карикатурном виде. Писатель Кубанин вглядывается в командира повстанцев пристальным, просоветским, коммунистическим глазом. Анархист Исаак Теппер преувеличивает роль анархической идеи в повстанческой армии; то же самое делает анархист Петр Марин (Аршинов). Он изо всех сил пытается показать, что на формирование мировоззрения гуляйпольского атамана именно он оказал решающее влияние. Бывший начальник штаба Виктор Билаш в своей толстой книге «Дороги Нестора Махно» пытается быть честным, но в одном категоричен: в вопросах действий повстанческой армии решающую роль играл штаб, а не Нестор Махно.

Даже мой отец, Поликарп Агеев, из боязни, въевшейся в каждую его пору, уменьшает себя, старается держаться в тени, уменьшает до обычного ездового обоза! Хотя в это поверить трудно, если сопоставить некоторые факты из его биографии...

В 17-м на неделю забегает домой, в длинной шинели до пят, с красным бантом на груди (явный признак окопного комитетчика)!.. Служит в знаменитой дивизии, под высокой рукой героя одесского, крымского, таврического, Николая Александровича Григорьева! Он знал его еще до войны и встречался с ним у своего деда Андрея Агеева в Новом Буге. Знал Григорьев и семью Поликарпа, его жену, красавицу Марфушу. Их родные села (Верблюжка и Аджамка) находились в тридцати километрах друг от друга.

Я полагаю, что именно по этой причине, когда Григорьев задумал свое дело*, послал с секретным пакетом к Махно моего отца, в котором гуляйпольскому атаману предлагался союз и совместные действия против вероломных коммунистов.

Даже Галина Кузьменко, жена Махно, после прочтения ее дневниковых записей, вызывает во мне недоумение и протест. Возникает вопрос: да любила ли она своего Нестора? Или просто была подхвачена революционным вихрем и пристала к его громкой славе, и купалась в мужниной славе до поры!..

О Деникине, Слащеве, Шкуро, Врангеле ничего говорить не стану. Это - враги. Хотя Антон Иванович делал в своих мемуарах интеллигентные попытки в отношении Махно быть великодушным.

У молодых историков - Волковинского и Верстюка - настороженные взгляды: «Неужели у него есть что-то такое, чего нет в наших книгах? Похоже, что-то нарыл...»

ДЕТСТВО МАХНО

- Обретайте плоть, господа! - говорю присутствующим. - Оживляйтесь. Начнем наш разговор с детства Нестора Ивановича Махно. Полагаю, каждый из вас знает, что «никто из людей не рождается злодеем. Злодеями нас делает жизнь». Так считает мудрый, все знающий народ. Кто первый?..

- Начну, пожалуй, я, - говорит Виктор Еланский после ощутимой паузы. - Мой дядя был пятым ребенком у Ивана Родионовича и Евдокии Матвеевны. Хозяин промышлял откормом крупного рогатого скота. Когда бычки набирали товарный вес, продавал их мариупольским мясникам по более высокой цене. С того и жили. Тут кое-кто... - внучатый племянник косится в сторону Герасименко, - ...из «историков» пишет, что Нестор Иванович помогал отцу свежевать туши. Это выдумка. Он не мог свежевать туши. Нестору не было года, когда умер отец...

- В своих мемуарах, - продолжаю я, - под названием «Батько Махно» этот автор вольничает во многих местах, отметим это как факт и... продолжим разговор, Виктор.

- Нестор ходил в школу всего две зимы. Потом родители отдали его подручным столяру...

- Ишь, как нежно - «отдали»! - ехидно замечает Герасименко. - Может, стоит сказать, почему «отдали»? Да потому, что учился плохо, был неслухом, драчуном-забиякой. Из кожи лез, чтобы быть первым!..

- Где-то в девять или десять лет, - продолжает Еланский, - мать устраивает Нестора «мальчиком» в галантерейный магазин в Мариуполе, к дальнему родственнику. Но «мальчика на побегушках» из него не получилось...

- Естественно! - восклицает Герасименко. - Старый приказчик обломал на его спине не один деревянный аршин без пользы!..

- Ничего удивительного! - вмешивается в разговор Кузьменко. - Мальчика влекло море. Целыми днями он пропадал в порту, среди рыбаков, матросов, таких добрых, веселых. Любил наблюдать за швартовкой больших пароходов, как их привязывали канатами к берегу, как эти чудовищные тросы жутко дрожали от напряжения, скрипели, а под тяжелыми боками, под кормой устрашающе смачно чавкала черная вода. Ветер с моря возбуждал его незнакомыми запахами. Он взмывал над землей и летел, как пушинка! А вечное недовольство взрослых угнетало, утомляло душу, обозляло, и он невольно становился существом озлобленным, сжатым, мстительным!..

- Вот-вот! - снова вмешивается бывший офицер. - И месть его, должен заметить, была грубой, мерзкой. То у приказчиков пуговицы с мундиров срежет, то в чайник касторки плеснет. Как-то после очередного подзатыльника так ошпарил своего родственника-благодетеля, что того увезли в больницу, и когда разъяренная супруга вознамерилась надрать ему уши, покусал ей руки до крови! Вызвали из Гуляйполя кого-то из братьев. Тот выслушал тетку. Засопел. Молча «промесил» меньшого за проказы и на следующий день втолкнул в помещение городской типографии...

- Этот эпизод Нестор мне описывал несколько иначе... - говорит Галина Андреевна. - Карпо действительно завел его в каморку и, шепнув на ухо «ори громче», стал что есть силы стегать ремнем мешок с крупой, потом взялся мять брату бока, и он действительно заорал, потому что жутко боялся щекотки!..

Перешагнув порог типографии, они сразу попались на глаза Севе, то есть Всеволоду Волину. Позже анархист говорил, что с мальчиком получилось хорошо, он подвернулся ему в озорную минуту. В переводе на общедоступный это означало - когда Волин был под хорошим кайфом.

- Ты кто, раб Божий? - спросил громко наборщик у мальчика.

- Я не раб, - неожиданно в тон ответил Нестор. - Я есьм Махно... Нестор Иванович!

И тут началось такое! Целое представление...

- О! - заорал анархист. - Так ты еще и философ! Да тебя хоть сейчас бросай в огонь за попытку разрушения главного постулата православной церкви! А может, не православной?.. Ты говоришь, что не раб, значит, ты считаешь себя сыном человеческим? Значит, ты - еретик! Да и имя у тебя бунтарское - Нестор! Просветитель! Кстати, просветитель, читать умеешь?

- Господь сподобил.

- Хорошо. Жди минуту...

Волин отвернулся к столу, что-то взял, чем-то щелкнул, что-то крутанул и через минуту показал на листе оттиск:

«Я - Нестор! Я - Махно! Милостию Божьей - человек! Величайшее творение на свете!...»

- Да. Махно всегда с теплотой отзывался о городе своего детства - Мариуполе, - говорю. - Новое дело ему понравилось. Вернее, сначала понравился Сева и метранпаж Михайлов. А потом мальчика поразило превращение обыкновенного листа в нечто удивительное, стоило лишь на нем выложить ряд слов! Потянулся к книгам...

- Скорчившись в теплой нише предбанника котельной, - мягко входит в разговор Кузьменко, - зачитывался романами о гарибальдийцах, восхищался Робин Гудом, Томасом Мором, вообще рыцарями, которые грабили богатых и награбленное раздавали бедным.

«Разбойников» Шиллера знал наизусть. Его душа всегда была распахнута для искусства. Роли большей частью играл женские, потому что лицо было миловидное, волосы белые, а роста маленького.

- Не забудьте в ваш панегирик добавить еще одно, - вставляет свое слово Герасименко, - что мальчик играл на гармошке, а под балалайку любил петь мерзким голосом похабные частушки.

- Я не стану вступать с вами в полемику, - спокойно возражает Галина, не для этого мы здесь собрались. Мне кажется, что именно в типографии, в душном предбаннике, проклюнулась чувственность Нестора и душа научилась взлетать ввысь, подниматься над землей! Научился оттуда много видеть, быть гордым! Ведь известно, что полет птицы начинается не тогда, когда она прыгает по земле, а раньше, когда приобретает гордый вид!

- Может быть, и так, - говорю я. - Однако имеется и другое мнение. Он ошибся. Он сделал мечты великих гуманистов своей долгосрочной программой и попытался воплотить ее в жизнь. А так не бывает. Жизнь - жестокая учительница. Мечты почти всегда не соответствуют действительности. А Махно упорно, вопреки логике событий, практике, втискивал ее в придуманные рамки.

- Следует признать, - говорит Герасименко, - когда в типографию вломились жандармы, чтобы арестовать Волина, Нестор защищал своего друга, как барс: налетал с кулаками, царапался, верещал... пока не получил увесистого тумака.

- Да, - говорю, - сидя в углу, затих. Он не мог понять - за что? За что лишают свободы такого хорошего человека? «За книжки», - растолковывал эсер Михайлов.

- После ареста Севы, - говорит Галина, - Нестор стал читать книги об анархизме. Читал, читал - и ничего не понял. «Учиться тебе надо, Махно», - говорил Михайлов. «Кто грызет гранит науки - тот и мастер на все руки», - подхватывает Нестор, но Михайлов, ухмыльнувшись, заканчивает стихотворение иначе: «Тот в зубах таскает брюки!»

ПЕРВЫЙ АРЕСТ

Сопоставляя даты, встречающиеся у многих авторов, узнаем, что первый арест Нестора Махно приходится на август, 27 число 1907 года. Вспыльчивый, неуравновешенный, он поднял дурацкую стрельбу в сторону полицейского управления, ранил крестьянина Назаренко, который, предвидя беду, попытался отобрать у подростка оружие.

Махно вышел на свободу и тут же взялся за старое.

Пристав Караченцов возмутился, написал губернатору следующее:

«Я считаю, что пребывание его (Махно) на свободе может потянуть за собой новые, более тяжкие преступления, не исключаю даже убийства чинов полиции. Потому нижайше прошу Ваше Превосходительство об отмене примененных против Махно предупредительных мер - заменить поручительство на личное удержание под стражей или на арест его до суда в соответствии с положением о государственной защите».

Полиция не имела против Нестора Махно никаких конкретных обвинений. Но возмущению Караченцова не было границ, и он их быстро нашел. Помогло дело о внедренном в группу подпольщиков агенте-наблюдателе, некоем Гуре. Подпольщики его разоблачили и убили. Вот это убийство пристав и повесил на Махно.

Что касается убийства самого Караченцова, то следует заметить, что тут многие исследователи делают ошибку, полагая, что с приставом разделался Махно. Махно не убивал полицейского. Акт возмездия осуществил Александр Семенюта, который после бегства Вальдемара Антони возглавил «Союз бедных хлеборобов». Он выследил пристава и, когда тот вышел из кинотеатра с женой, расстрелял его в упор.

Второго все того же несчастливого августа 1911 года двенадцать каторжников ехали на север в столыпинском вагоне с решетками. Столицу Российской империи они увидели в клеточку... А она была многолюдная, пропахшая вкусной чесночной колбасой, бурлила - жила сытой, роскошной жизнью. Осужденный к повешению, которое, в связи с его несовершеннолетием, было заменено пожизненной каторгой, Махно прибыл в Москву.

Так закончились юношеские годы.

В Бутырке гонористые начальники щеголяли своим дебильством.

Лишение свободы Нестор Махно переживал трудно. Буквально превратился в бешеного зверя! Бежать, бежать!.. И пена пузырилась в уголках рта.

С нетерпением ждал празднования 300-летия дома Романовых. Когда же ему объяснили, что амнистия на каторжников не распространяется, хотел покончить с собой.

- Тюрьма не украшает человека, по себе знаю, - говорит Петр Аршинов. - А большой срок изменяет даже психику. Неминуемо наступает моральная деградация личности, процесс перевоспитания приостанавливается. Человек озлобляется. А человек сильный превращается в такое же сильное рефлексорное животное, которое думает лишь о пище и удовлетворении природных инстинктов.

ГуляйПоле

Земляки встретили каторжника приветливо. Не забыли. В глазах молодежи Махно был героем. Избрали председателем сельсовета, позже - возглавил совет рабочих и крестьянских депутатов.

Поначалу высоких должностей стыдился, как-то даже направил в Москву телеграмму и запросил анархиста Карелина, мол, «можно ли мне, стороннику безвластия, занимать руководящие должности?»

Этот факт вспоминал с улыбкой. Говорил: «Прежде всего я - революционер, а уж потом - анархист. Основные руководящие должности должны занимать свои люди - и только!»

- На одном из первых съездов, - говорит Петр Аршинов, - мы записали, что «съезд осуждает претензии правительства... Народ - сам правитель. Самоуправление - его давняя мечта, и теперь настало время мечту воплотить в жизнь. Отныне вся земля, фабрики и заводы принадлежат трудящимся людям. Крестьяне - хозяева земли, рабочие - хозяева заводов и фабрик. Нам не нужно счастливое государство! В счастливом государстве не может быть счастливого народа, потому что власть всегда приберет к рукам лучшие куски»...

- Нестор очень гордился тем, что ему, а не Ленину, первому удалось (еще 25 сентября!) обнародовать декрет о национализации, о частной собственности на землю, отобранную у помещиков, и распределить ее среди крестьян, - сказала Галина Кузьменко.

В октябре 17-го года повстанцы Гуляйполя наладили связь с Александровском через Марусю Никифорову. От нее Махно узнал, что 27 октября Донской корпус генерала Краснова (вместе, кстати, с Керенским!) намеревается двинуться на Петроград для подавления большевистского восстания.

- Нестор распорядился, - говорит Галя, - на пути следования карательного корпуса разоружить помещиков и всяких буржуев. А Маруся, которая в то время командовала отрядами Махно, приказала:

- Буржуев, офицерство уничтожать немилосердно!

- Марусю, - говорю, - пока оставим. О ней позже... Пока несколько слов о «черной гвардии»... Исаак Теппер говорил, что эта самая «гвардия» оставила о себе черное воспоминание.

- Абсолютно черное! - отозвался тот. - Это был безудержный шабаш гадов, разгул уродов, слетевшихся под знамена анархии со всей тогдашней Российской империи.

- Знаете, - снова вступает в беседу Галя, - Нестор от природы чистый, он, безусловно, испытывал к этим паразитам отвращение, но гады были ловкими, хитрыми, не скупились на лесть. Прославляли его ум, храбрость - и он начал падать. В тот момент он чуть было не стал членом коммунистической партии! Я во многом не оправдываю Нестора, это вы заметите, когда я буду рассказывать о других его чертах характера. Однако о «черной гвардии» скажу так: он ею не командовал. «Гвардией» командовал его брат, Савва. Нестор бывал у него наездами, а сам был поглощен пропагандой идей безвластия.

- Мне кажется, - говорит Исаак Теппер, - у Махно произошел слом после одного случая в Бердянске... Там «черная гвардия» организовала грандиозное пиршество: столы трещали от снеди и разносолов. Когда «вольные люди добряче взяли», построили в один ряд проституток, собранных со всего города, чтобы Махно выбрал себе девицу по душе. Но среди хмельных «борцов за свободу» началась драка: кто-то не пожелал отдавать атаману свою пассию!

На шум вышел Махно и конфликт разобрал одним махом: прямо во дворе расстрелял нескольких пьяных затейников.

- Я должна сказать, что анархическая идея натворила много зла. Едет, бывало, махновец верхом, видит в окне хорошенькую мордашку - и машет, мол, иди сюда! А та прячется, не выходит... Так он, басурман, из нагана по окнам, по окнам! Как же, махновец, вольный человек, приказывает, а она не подчиняется! И боронь, Боже, - ничего не скажи: затопчут, потому что это есть покушение на анархическую свободу!

Район вокруг Гуляйполя многие журналисты называли МАХНОВИЕЙ, а сам городок - МАХНОГРАДОМ. Ой, господи! Каких только проходимцев здесь не было! Разноязычный гомон стоял до рассвета. У махновцев за бесценок скупались драгоценности, дорогие вещи... В письме к Луначарскому Короленко писал: в местах, занятых повстанцами, Махно выпустил свои деньги с такими стихами: «Гоп, кума, не журися, в Махна гроші завелися», а на обратной стороне купюры - «Хто цих грошей не буде брати, того Махно буде драти».

В Гуляйполе плыло все, что не тонет... Непрерывно работали рестораны, кафе, всякие лавочки. Махновцы ходили по улицам разряженные, как попугаи. Револьверов тех кругом понатыкано: за голенищами, за поясами, за пазухой. Кстати, пояса были красные и зеленые, а все туловище опоясано лентами с патронами. Делали маникюр, причудливые прически, французские духи выливали на себя флаконами. В парикмахерских работали мастера из Варшавы и Парижа.

Гуляйполе... Малюсенький городок, затерянный среди садов и огородов, был наводнен пронырливыми журналистами, фотокорами, авантюристами со всей Европы. Здесь даже побывала известная анархистка из США, некая Эмма Драуле.

Но... как известно, удовольствия ничему не учат...

- Мне кажется, Галя, что свободный доступ в Гуляйполе средств массовой информации в конечном счете, впоследствии, оказался вам полезным, когда вы очутились за границей. Анархисты Европы и Америки пришли вам на помощь!.. Давайте вот о чем... О начале активных действий махновцев в конце 1917-го и в начале 1918 годов против Центральной Рады, когда она поддержала Каледина и пропускала через свои границы на Дон казачьи части из фронта: офицеры, юнкера формировались в белогвардейские полки, которые собирал генерал Деникин. Разоружали казаков и на этой почве вступали в контакт с командирами Красной Армии.

- Раз уж мы заговорили о разоружении казаков, я вынуждена сказать несколько слов об анархической «Жанне д'Арк»... Я имею в виду Марусю Никифорову. Ей отводилась главная роль. Это была худощавая женщина, вся черная какая-то, а лицо белое. Глаза серые, бешеные, как у дикой кошки. Настоящая фурия! Вечером могла затащить к себе в постель офицера, а утром расстрелять.

- Да. Действительно... - соглашается Аршинов. - И постель, и злые глаза, в которых, как сказал поэт, всегда «вьется крошечный красный флаг, рвутся маленькие снаряды». Было в ней что-то польское, надменное!.. Кроме того, когда Господь создавал Марусю, в какой-то момент отвернулся и нечистый кинул в нее и мед, и отраву в равной мере!..

...На исходе января 1918 года войска Центральной Рады были разгромлены Красной Армией и она подписала договор о военной помощи с Германией и ее союзниками.

- Нестор был страшно возмущен таким решением правительства Грушевского, - замечает Кузьменко. - Он кричал и, извините, матюкался, что «эта банда дельцов собралась там, чтобы продать Украину, а народ бросить в неволю! Это измена!..»

Немцы хлынули по украинской земле.

Ни частям Красной Армии, ни махновцам было не под силу оказать должное сопротивление четко отлаженной немецкой военной машине. Повстанцы вместе с частями Красной Армии отходили на восток, к Таганрогу. Все нововведения, сделанные Махно и его соратниками, кончились. В свои поместья вернулись старые хозяева и начали мстить тем, кто «сел» на их землю.

В Таганроге, в присутствии махновцев, состоялась первая дискуссия о создании в Украине коммунистической партии. Собрались все более менее значительные украинские вожди. «Девятку», т.е. центр, возглавлял Николай Скрипник. Здесь Нестор Махно познакомился с Ворошиловым, Затонским, Полонским.

Вожди приняли решение организовать в тылу врага повстанческую борьбу. Приняли решение, и дело с плеч долой - разбежались кто куда!..

Махно «пропутешествовал» по местам Войска Донского, побывал у брата Григория в Царицыне, где принимал участие в реквизиции продуктов и, кстати, чуть было не угодил под расстрел. Из Царицына спустился по Волге в Астрахань. Числился при агитбригаде... Здесь впервые напечатал в газете «Мысли самых свободных людей» свое стихотворение под псевдонимом «Скромный».

- Впервые я увидел Махно в Астрахани, - говорит Агеев. - Мой земляк, прикуривая от моей самокрутки, тихо спросил:

- Видишь того, на скале? Это Махно. Слышал о таком?

Я, конечно, слышал. Когда увидел его поближе, меня поразило - какой он невзрачный! В другой раз он сам заговорил со мной, когда я поил коня... Взял «віхоть» травы и стал мыть жеребцу спину. Спросил: «Знаешь меня? Вижу - знаешь... Земляк?»

- Да, - говорю, - с Украины, из-под Елисаветграда.

- Фамилия русская, а «розмовляєш чистою українською»...

- Говорю мовою своїх батьків, іншої не знаю.

- Грамотный?

- Трохи кумекаю.

- Офицер?

- Унтер.

- Хорошо. Унтеры - хорошие вояки.

Назвал адрес и пригласил на собрание земляков...

- Знаете, в Астрахани Нестор был в жутком состоянии, - говорит Галина Андреевна. - Часами просиживал на берегу и наблюдал за «похоронами» солнца. Оно погружалось в пучину тихо и торжественно, а красная чаша неба медленно гасла... Вместе с небом умирал и он... Черное воронье сонно, едва двигая крыльями, летело в свои гнезда... Горло сдавливало... Он плакал.

Это напоминало ему Мариуполь, где он любил провожать и встречать светило.

- Я бывал на тех собраниях, - говорит Агеев. - Слушал Махно. Большого впечатления на меня он не произвел. Говорил невыразительно, путано. Что-то толковал о революции, о восходе и заходе, и за эти его слова мне было почему-то стыдно. Не скрывал своей растерянности перед оккупировавшими Украину немцами, и этим запомнился.

«В Астрахани у меня непрерывно болела душа», - жаловался он. Разговаривал сам с собой, мучился, мол, «неужели погибла такая блестящая идея - вольный от тирании район Украины? Нет, не район! Страна! Величиной с Бельгию! Неужели я поспешил, и задние ноги обогнали передние?»

- Разговоров на собрании было много, - говорит после Гали Агеев. - О смысле борьбы, о правде... крестьянской правде. Я не удержался и сказал, что правда имеется лишь в Святом Евангелии! «Ага! - вскинулся Махно. - Да! Там написано: не убий! И если кто ударит человека так, что тот умрет, - да будет предан смерти, потому что Высший Суд - это право Бога».

И тут начался галдеж, как на базаре! Я ушел...

Махно встречал меня, приглашал наведываться, говорил, что я ему нравлюсь. А я про себя думал: «Ще чого! Хіба я жінка!..» А вслух сказал, что прийти можно, но спорить не о чем. Обо всем уже в книжках написано. Мне иногда кажется, что наш Творец, вдохнув в человека жизненную силу, взял да и затаился, мол, погляжу, что они будут делать дальше? А мы постарались - всего наделали: брат пошел на брата, сын - на отца... Поубиваем «одне одного - і квит! Землю жалко. Вона не винувата. Бур'янами заросте, а ми повиздихаїмо до ноги!»

- Нестор больше всего переживал, - говорит Кузьменко, - что он убежал с Украины черте куда. Надо было остаться. И драться, а «він накивав п'ятами»!

Но потом все же пришел к одному определенному выводу: против силы - нужна сила, причем превосходящая!

- Как-то проснулся среди ночи, - вспоминает Галина Андреевна, - весь потный... Приснилось: мчится на него паровоз под соломенной крышей, а в ней одни дыры и воробьи вьются, чирикают, а из трубы черной чухкает такой же черный дым и колеса паровоза с его дышлами на него прут!

- К чему такое привиделось? - спрашивает. - Вообще, что я делаю в этой Астрахани? Сижу, будто цыпленок в яйце, а за моими пределами - жизнь! Что-то происходит, а я тут сижу, пишу стишки! А в Таврии, среди трав, залег ветер, пьет соки моей земли!.. Нет, надо идти, идти.

- Бывало, неожиданно останавливался, - говорит Агеев, - будто кто-то внутри него нажал на тормоз. И громко говорил: «Да нет же! Все было правильно! Может, не так красиво, как в книжках написано... «Люди! Слушайте меня! Я пришел сюда, чтобы дать вам волю!»

- Да. Это его слова, - признается Кузьменко. - Его мечта. Нестору очень хотелось, чтобы его земляки получили землю, волю из его рук... Однажды он прямо так и сказал: «Только это чего-то и стоит, имеет значение. Все остальное, как говаривали наши предки, - суета сует и бессмысленное томление духа».

...Весной 1918 года внутрь Украины двинулась старая Россия: гофмаршалы, камергеры, князья, фрейлины, фабриканты и заводчики.

А Нестор Махно, как это часто с ним бывало, двинулся против течения... Аристократия устремилась на юг, а он - на север, с чемоданом тамбовских булочек и документами учителя.

Остановился у Петра Аршинова. Тот обещал, а со временем и устроил гостю встречу с князем Кропоткиным...

- Я никогда не понимала (хотя и не допытывалась), почему Нестор с таким уважением относился к князю. Он не жаловал авторитеты. Я полагаю, что князь первым усмотрел... или дал ему понять, что он человек незаурядный, даже исключительный, достойный удивления и этим помог ему осознать себя как личность.

- После встречи с князем, - вступает в разговор Аршинов, - Нестор Иванович сказал: «Этот князь - умнейшая голова!» Уже через пять минут он понял, что я в растерянности, даже в панике перед развернувшимися событиями и... не видел в них своего места. Он отвлек мое внимание чаем, сказал: «Успокойтесь, дружок! Поверьте мне без моих старческих клятв - со мной было нечто подобное! Да, да».

Вы не суетитесь. Походите, посмотрите. Во всем разберитесь самостоятельно. Как птичка, клюйте по крошечке, по зернышку. И все прояснится. Впрочем, буду честным... прояснится далеко не все. Это я загнул. Непонятное, непонятое - не имеет границ. Но истина откроется вам... в меру ваших способностей». Каков, а? Откроется, но в меру способностей!..

...На каком-то митинге Махно познакомился с Бухариным и попросил того устроить ему встречу с Лениным. Через Якова Свердлова эта встреча якобы состоялась в кабинете Ленина в присутствии Свердлова и Дзержинского. Вождь мирового пролетариата заинтересовался гуляйпольским вожаком, в особенности его рассуждениями об аграрных преобразованиях и еще о том, как крестьяне понимают лозунг «Вся власть - Советам». Махно сказал, что «советы трудящихся должны сами решать политику на местах»... А Ленин с иронией заметил, что «в таком случае крестьянство ваших районов заражено анархизмом».

- А разве это плохо? - спросил Махно.

- Я не хочу этого сказать. Наоборот, это было бы отрадно, потому что это бы ускорило победу коммунизма над капитализмом.

Ну и так далее... Позиция Ленина по крестьянскому вопросу известна.

- Еще у Нестора был разговор с кремлевскими вождями о коммунах, - говорит Галя. - Ему очень понравился пример с мамонтом... Мол, мамонта в одиночку не убить и не съесть, и именно этот факт заставил наших пращуров объединиться в артели!..

Он перестал бродить по Москве, целыми днями просиживал в библиотеке... В середине июня на глаза попалась газета «Беднота». Из нее узнал, что в северных районах Черниговщины отмечены факты нападения на австрийские посты, крестьяне разоружают солдат...

21 июня «Правда» оповестила читателей: «На Екатеринославщине, в селе Кринички (с детства знакомые для Махно места!) произошел бой между крестьянами и оккупационными войсками. Село сожжено. Убито 200 человек. При разоружении села Солоного убиты 500 немецких солдат и 300 крестьян».

В это самое время большевики запретили партию меньшевиков. Вскоре Махно понял, что это запрет не партии меньшевиков, а запрет многопартийности вообще и этот факт приведет к беде. Так и вышло. Восстания вспыхнули во Владимирской, Вологодской, Калужской, Рязанской, Смоленской, Тамбовской областях.

Так началась гражданская война. Не Колчак, не Деникин - войну начали большевики, развернув тотальную борьбу с демократией, обозванной «контрреволюцией».

Примечание. Места съемок данного фильма предусматриваются в Украине, России, Казахстане (Джамбул), Румынии (Бухарест), Польше (Варшава, Торунь), Германии (Мюнхен, Берлин), Париже.