«НАШОГО ЦВІТУ ПО ВСЬОМУ СВІТУ…»

Ехать или не ехать?

Возможно, живем лучше, чем считается. Но хуже, чем хотелось бы. Перемены все-таки есть. Хотя бы в том, что все меньше рассчитываем на государство, а все больше на себя, на собственные силы. Свобода и демократия, принесенные нашей независимостью, — это ответственность за себя и свои поступки. И коль скоро жизнь не всегда складывается так, как того хотелось бы или как того заслуживаем, то зачастую приходится принимать кардинальные решения вплоть до поиска лучшей доли вне Родины. И многие оставляют насиженные места (часто — неплохо насиженные!) и бросаются в круговерть и неизвестность под названием «эмиграция».

Как-то Вячеслав Чорновил сказал, что «такой рассеянностью по миру, как украинцы, может похвалиться (или опечалиться?) разве что только библейский еврейский народ». Конечно, не от хорошей жизни разбрелись по миру люди Украины — ныне, только по официальным данным, они проживают в 55 странах мира.

За последние 10—12 лет уехали многие. Специалисты называют цифру в семь миллионов человек. Ужасно, что эти люди — самая активная, трудоспособная и готовая преодолевать трудности часть населения. Вот и оказывается: не так хорошо там, где нас нет, как плохо там, где мы есть. А что делать, если жизнь застала врасплох и поставила условие? Что делать, если умный, образованный человек оказался в положении внутреннего эмигранта? Выход ищется разными способами, в том числе и путем трудовой миграции.

С тем, что из Украины уезжают легально и нелегально, уезжают в огромных, вчера еще непредставимых количествах, свыклись на удивление легко. Едут из Киева, Черновцов, Харькова и Одессы, из сел и поселков. Едут все: евреи и украинцы, русские и поляки, музыканты и филологи, ученые-ядерщики и юноши призывного возраста (эти, правда, не едут, а бегут), инженеры и проститутки, футболисты и слесари, дилетанты коммерции и асы преступности, врачи и селяне, в одиночку и семьями. Вся Европа, обе Америки и Австралия с нарастающим ужасом глядят на этот поток эмиграции. И только сама Украина равнодушно относится к этому отвалу. Разве что кто-либо из журналистов опубликует очередную статью об «утечке мозгов» (об «утечке умелых и работящих рук» пишут значительно реже, видимо, журналистам, как интеллигентам, свое больнее).

Сегодня несколько миллионов украинцев работают в России, 300—400 тысяч — в Белоруссии, почти полмиллиона — в Португалии, 350 тысяч — в Греции, в США — около одного миллиона, в Канаде — менее миллиона (не считая миллионной украинской диаспоры), в Германии — 450 тысяч... Это — официальная статистика. Реальные цифры гораздо больше.

По сути, в мире есть две Украины. Первая — многомиллионная страна, вторая — диаспора. Почти 15 миллионов человек в разных странах называют себя украинцами. Причем почти половина из них живет в странах СНГ. И эта так называемая ближняя диаспора во многом отличается от диаспоры заокеанской. Хотя бы тем, что дальние украинцы относятся к исторической родине, как давно повзрослевшие дети, которые всегда пытаются помочь родителям, осовременить их, а иногда и навязать «устаревшим предкам» свой образ жизни. Украинцы же ближнего зарубежья — «дети» еще не столь самостоятельные, материально уязвимые, поэтому им самим зачастую требуется поддержка. А также вера и надежда, что материнская держава обязательно придет на помощь, если что-то не сложится в новом отечестве.

Побратимы на Западе сумели сохранить национальное самосознание, верность родному языку, культуре, традициям и обычаям своего народа. А представители ближней диаспоры, которые проживали на территории бывшего Союза и после его распада превратились в национальные меньшинства, могут вообще потерять язык, ибо не имеют национальной образовательной сети, средств массовой информации и поэтому нуждаются в помощи Украинской державы.

Вот письмо в Верховную Раду от одного фермера из-под Виннипега: «Украинское зерно, привезенное когда-то первыми переселенцами в Канаду, во многом изменило облик этой страны. Сегодня настал срок вернуть это зерно предков домой, помочь преобразовать Украину. Это будет символом нашей благодарности за все то доброе, что наша вторая родина, Канада, получила от Украины более чем сто лет назад».

А вот письмо из Греции, где шестой год работает семья инженера из Черновцов: «Что можно сказать о нашей жизни? Батрачим по 12—14 часов на уборке апельсинов. Я на них уже смотреть не могу — ночью снится, будто меня раздавил огромный апельсин... Что поделаешь, если наша Украина — государство с ограниченной ответственностью».

Куда и за чем?

В первые годы дарованной нам свободы специалисты предрекали эмиграционный бум. Но, как сказал поэт, «народ смутился, но смуты не произошло». Обвала отъездов не было. Кто-то уехал и преуспел. Другие съездили, понюхали чужой жизни и вернулись. Мы почему-то сегодня из «жертв режима» и «борцов за свободу» в восприятии цивилизованного мира превратились в назойливых парвеню с криминальным уклоном...

«Думаю, что сейчас терпение народа и его надежды на лучшее скисли и люди уже понимают: в ближайшие 30 лет Украина будет топтаться на месте. И готовы ехать куда глаза глядят! Хотят скопить денег хотя бы на черный день», — рассуждает один украинский писатель.

Да, нынче многим честным людям скопить денег на черный день мешает отсутствие дней белых. Вот человек и рассуждает: «Мне бы только попасть за границу. «Отстану» от туристической группы и пойду на стройку. Знаю, платят нам меньше, чем строителям, оформленным официально, и прав я иметь не буду, и никто за меня не заступится. Но зато хорошие деньги домой привезу».

Из одной только Черновицкой области за границу на заработки выехали 180 тысяч человек (это — официальная цифра, считается, что в действительности уехали тысяч 300—350 работников). Схожее положение в Закарпатской, Ивано-Франковской и Львовской областях.

«Надо смотреть на этот процесс как на естественный. Квалификация специалистов из Украины намного превосходит квалификацию традиционных поставщиков рабочей силы, таких, как арабские страны. К тому же резкое старение населения развитых стран и обеспокоенность их жителей разрастанием африканских и исламских общин делают желаемым приток временных рабочих именно из стран СНГ. В свою очередь и Украина видит выгоду в том, что определенная часть населения работает за рубежом. Вернувшись с начальным капиталом, она быстро найдет свое место в экономике страны», — это рассуждения одного из депутатов с трибуны нашего парламента. Увы, надежды на то, что уехавшие на заработки вернутся и станут основой так называемого среднего класса, пока не оправдываются. Видимо, деньги, заработанные за рубежом, недостаточно серьезные, чтобы открыть свое дело, заняться предпринимательством. Денег хватает максимум на год безбедной жизни или на учебу детей, покупку бытовой техники, лечение близких. До открытия собственного бизнеса дело не доходит...

Вот уж который год не зарастает «народная тропа» к зданию, где располагался когда-то Шевченковский райком партии города Киева. Посольство США в Украине. Но американцы принимают у себя хорошо лишь тех, в ком очень нуждаются. А другие — незваные, которым очень нужны американцы, должны быть готовы и к разочарованиям. Здесь не требуют много документов. Даже могут не потребовать приглашения. Уже выработался стереотип: подтверждающие документы о имеющейся хорошей работе, наличии хозяйства, машины, своего дела могут быть подделаны, поэтому предоставлять их нет необходимости. Важно продемонстрировать, что вы — респектабельный, внушающий доверие человек и не останетесь в Америке в поисках работы. Если не убедили консула, то получаете белый листок с отказом и можете в письменной форме обратиться за визой только через год. Правда, практика работы американского посольства свидетельствует, что это напрасный труд. И все-таки люди попадают в Америку, правдой или неправдой, но попадают.

Говорят, что себялюбивые французы не очень-то привечают иностранцев. Но все равно поток желающих поработать здесь и даже остаться навсегда — огромен. Вот что сказал мне наш земляк, учитель физики из Кременчуга: «Мне и моей Ленке уже безразлично, закончились ли забастовки сотрудников Лувра, пускают ли посетителей в оперу и в какое время лучше оказаться на Эйфелевой башне, чтобы получить возможность, как пел Высоцкий, «плевать на головы беспечных парижан». Столица Франции для нас — не туристическая Мекка, а город, где нужно выжить. И мы стараемся»...

А вот признание медсестры из Херсона: «За бизнес-визу Георгий заплатил 10 тысяч американских долларов. По ней значилось, что он отправляется в Австралию, т.к. имеет с ее бизнесменами серьезные общие дела. Уже два года работает в этой прекрасной Австралии грузчиком и регулярно шлет нам через «Вестерн Юнион» денежки, и хорошие. Ночует он в комнате, где еще восемь человек, а уж пашет — по 10 часов в день. Сейчас проблема возникла новая: бизнес-виза заканчивается, а чтобы ее продлить, нужны хорошие деньги на адвоката. Как мой Жора выкрутится на этот раз?»

Зато можно довольно легко поехать в Россию, где заработки хотя и небольшие, но во всем остальном (виза, язык) — хлопот никаких. «В Москве, в Нижнем Новгороде, в Петербурге потому столь много рабочих мест, что города эти сплошь населены пенсионерами. Одни дедули и бабули! Вот и нужны рабочие руки для стройки, для варки, для стирки», — объясняет жительница Харькова, в прошлом учительница, а сейчас — домработница в Москве.

Можно поехать в Канаду. Вот строки из рекламной листовки: «Если ты молод и полон честолюбивых планов — Канада ждет тебя! Ей нужны умные и работящие люди, которые приумножат богатство страны. Ведь молодые люди и только они в состоянии освоить неизмеренные до конца богатства канадского Севера и шельфа обоих омывающих страну океанов».

«Не надо бояться всяких «страшилок», — сказали мне в Праге супруги-луганчане, приехавшие в Чехию работать в ночном клубе, он — официантом, она — в стриптизе. — Сколько в украинских газетах пишут о наших женщинах как живом товаре для европейских борделей, об изнурительном батрацком труде и скотском отношении хозяев, о рэкете... Но ведь это есть и в Украине. Так что все зависит от самого человека — хочешь вляпаться в дерьмо, значит, вляпаешься!»

Требуется Мэри Поппинс

Часто тот, кто ищет место под солнцем, сам не успевает даже загореть, ибо работает от зари до зари. А получает за свой труд в несколько раз меньше, чем местный работник. Это — нелегал, человек-невидимка, существо абсолютно бесправное, современный раб. Но при этом, если работать уборщицей в отеле, гладильщицей белья, лифтером, швейцаром, официанткой, слесарем, то можно получить во Франции, Испании и Португалии 500—600 евро в месяц. Правда, из этих денег надо будет оплатить проживание, питание и налаживание «хороших отношений» с полицией…

Тех, кого заинтересовал сбор апельсинов и маслин на Кипре и в Греции, не должны верить обещанным 1500 долларам в месяц. За эту работу больше 350 долларов не платят. Так что бешеных денег на кисельном берегу не заработаешь. Но выбирать, видимо, не приходится, коль в Украине официально заработать даже 150 долларов можно далеко не везде, разве что в Киеве или в других промышленных центрах, где есть крупные фирмы и предприятия.

Давненько в Украине женщины не подавались в няньки: не так уж, видимо, бедствовали до недавнего времени, чтобы зарабатывать деньги таким трудом. Зато теперь все охотнее берутся за это занятие. Сколько наших соотечественниц всех возрастов, выехавших в США по гостевой визе, обретаются здесь в этом качестве, не знает даже служба по делам иммиграции и натурализации. Речь, наверное, идет о десятках тысяч. Коль скоро женщины прибывают с визой, не дающей им право на работу, услуги их обходятся в три раза дешевле, чем труды «легальной» прислуги. Нанимают их в основном наши бывшие соотечественники, которые прекрасно осведомлены о положительных качествах рабсилы: не только за детьми присмотрят, но и обед приготовят, квартиру могут убрать, белье постирать. В среднем такса составляет 120—150 долларов в неделю с проживанием в доме и одним выходным.

Но можно наняться и к коренным американцам, французам, англичанам. В США домработницам-нелегалкам платят 250 долларов в неделю, в европейских странах — 150—200 евро. Но без серьезных и солидных рекомендаций из крупных фирм по трудоустройству, а также от знакомых будущих хозяев на это теплое местечко рассчитывать не приходится. У домработницы — шестидневная рабочая неделя, один выходной и постоянный страх потерять работу.

Когда я был в Де-Мойне (столице штата Айова), то познакомился с приехавшей из Донецка женщиной, которая пыталась устроиться воспитательницей. Она раньше трудилась на руководящей должности и не хотела готовить и мыть полы. «Понимаете, я думала, буду гулять с ребенком и делать с ним уроки. Но мне грубо объяснили, что приглашали бебиситтера, а не главного экономиста завода».

А сотрудник украинского посольства в Канаде так охарактеризовал эту проблему: «Няни нужны канадским семьям в огромном количестве. Но те, кто хочет получить эту прилично оплачиваемую работу, должны выучить английский, привести в порядок зубы и бросить курить. Беззубую няню с никотиновым «амбре» никто не наймет, даже если она будет готовить, как повар отеля «Плаза», а английским владеть, как коренные жители».

В Штатах я познакомился с одесситкой, кандидатом меднаук, приехавшей в Чикаго работать бебиситтером. Наша встреча произошла как раз в тот период, когда моя знакомая уходила от хозяев, проработав у них целых два года. Нет, условия жизни в дорогом доме у людей, зарабатывающих 200 тысяч долларов в год, были неплохими. Отдельная комната — и не в подвале рядом с котельной, а на втором этаже. И работа строго по контракту, и в 19 часов, когда хозяева возвращались с работы, женщина эта была свободной. Но вот эта свобода и стала яблоком раздора, точнее, занозой, которая отравила жизнь. Не сумела моя знакомая привыкнуть к тому, что, накрыв стол, надо исчезнуть и больше за весь вечер хозяевам на глаза не попадаться. Чикаго — не Одесса, здесь во дворе нет скамеечек, на которых можно скоротать вечер за беседой.

В таком положении большинство женщин, приехавших из Украины. Они не могут привыкнуть к роли прислуги, к тому, что их не сажают за праздничный стол и не обсуждают коллективно все проблемы.

Это особенность Запада. Он приучает смотреть на жизнь трезвыми глазами. Свыкшиеся с заказными убийствами и невыплатой зарплаты, наши люди тем не менее сохранили святую веру в то, что человек человеку друг, товарищ и брат. Запад разрушает их веру. Потому что отношения здесь строятся по принципу: мы тебе платим — ты должна работать. Все эмоции по поводу того, кто кому товарищ, а кому брат, надо оставить при себе.

Замдиректора крупного завода в Николаеве, в свое время лихо раскатывающий на персональной машине с персональным водителем, теперь часами и в зной, и в стужу стоит на дороге в потоке движущихся машин и продает цветы. Он горько жалуется на то, что испанцы нередко норовят вырвать цветы у него из рук и уехать, не заплатив...

Доктор физико-математических наук, автор множества статей, приехав в Австралию, годами тщетно рассылает сотни и сотни резюме и работает... кассиром в магазине.

Некоторые мои коллеги-журналисты, попавшие в Штаты даже легально, тоже не могут себя найти. На волне интереса к России и Украине возник в Нью-Йорке некий журнал, специализирующийся на бизнес-обзорах рынков Восточной Европы. Поскольку издание это новорожденное, то среди местных бизнесменов давать туда рекламу дураков не оказалось. Хозяин, коренной американец, нанял двух бывших киевских журналистов, которые звонят на родину владельцам предприятий и убеждают их разместить рекламу в этом издании. Будьте спокойны: партнерам в Киеве, Донецке, Луганске, Николаеве, Львове и Одессе «забывают» сообщить, что аудитория у журнала мизерная, а ставки за рекламу — непропорционально высоки.

Правда, некоторые крупные газеты США все-таки стали теперь в свой штат брать наших журналистов. С одним из них, работающим в «Нью-Йорк таймс», познакомился. Все материалы о России, Украине и других странах бывшего Союза, которые публикуются в газете, предварительно им просматриваются. Он считается хорошим специалистом. «К нам стали обращаться и крупные фирмы. Дело в том, что американским продавцам необходимо заранее оценивать приемлемость их торговых марок на рынке СНГ, проверяя, как они звучат для нашего уха. Недавно мы посоветовали двум компаниям — «Perdue» (крупнейший американский производитель куриных продуктов) и изготовителю средства от головной боли «Dristal» — подумать об изменении этих названий для рынка Украины».

Года два назад проводился опрос людей, уезжающих за рубеж на заработки: «При каких условиях оплаты труда вы бы остались?» Оказалось, 76% согласны на сумму вдвое меньшую той, которую обещали им в качестве «остарбайтеров». А 62% опрошенных заявили, что сумма в 1000 гривен в месяц позволила бы не просто сводить концы с концами, а, как говорится, решать насущные проблемы, и, главное, оставила бы на насиженном месте.

Язык мой — брак мой

Было это весной 92-го. В аэропорту имени Кеннеди в Нью-Йорке я понял, что разговаривать с американцами очень легко. Для этого нужно просто знать язык, и больше ничего. Английский язык настолько понятен, что в Америке без него никто не обходится. Там уж как-то все привыкли говорить по-английски, и человек, говорящий на этом языке, не удивляет даже иностранца. Я тоже хотел болтать, травить баланду, рассказывать анекдоты, говорить молодым длинноногим американкам комплименты — и все исключительно по-английски. В первую же минуту своего пребывания в Америке я понял, что это будет непросто. Но ведь надо же когда-то начинать! И пользуясь словарем для идиотов (это когда в разговорнике все английские слова написаны русскими буквами), я решил, что обязательно освою язык и впишусь в американскую жизнь. Это как раз и оказалось самым сложным. Ибо нужна серьезная и планомерная учеба.

А большинство прибывших в США чуть ли не на второй день по приезде начинают вставлять в свою речь английские слова. При этом они руководствуются иллюзией, что именно таким образом быстрее выучишь английский. Из-за этого родной украинский или русский язык превращается в жалкого калеку: «С твоим экспириенсом (опытом) ехать на апоинтмент (встречу) лучше не по хайвэю (скоростная дорога) с диким трафиком (загруженность дороги), а по более спокойной стрит (улице)»…

«Когда-то Ленин в письме Лафаргу писал: то, что дворянин получает с рождением, разночинцу надо добиваться лет 30. Речь шла, как вы понимаете, о материальном статусе разночинца и дворянина. С языком — то же самое. На то, что самый простой и рядовой англичанин, француз или немец получает с молоком матери, приезжему надо потратить десятилетия. И тогда (может быть!) английский, французский или немецкий станет вторым родным языком», — говорил мне в Дрездене бывший ученый-историк из Киева, а ныне — немецкий пенсионер.

Язык — проблема номер один для всех эмигрантов. И оказалось, что самый талантливый полиглот — мать-одиночка. Да, она приезжает в чужую страну с ребенком, часто совсем маленьким, без поддержки и помощи, без родственников и друзей. Но бедовая, привыкшая рассчитывать лишь на собственные силы, она не просто выживает, но, довольно быстро выучив язык, добивается определенного статуса. Конечно, на Западе государство существенно помогает такой женщине, но все равно уйму непростых вопросов она решает сама и только сама. «Выучить испанский оказалось еще не самым сложным», — сказала мне в Мадриде художница из Феодосии, приехавшая в Испанию без мужа с двумя маленькими детьми.

Нелегалы (мужчины и женщины) достаточно быстро осваивают язык страны, куда они попали. «Когда мы прибыли в Веллингтон, — пишет бывший моряк из Севастополя, — то я решил остаться в Новой Зеландии, а уж потом перебраться в США или Канаду. Языка не знал, но не было иного выхода. Днем таскал мешки и тюки, а ночью на английском «разговаривал» с неграми, с которыми ночевал под открытым небом. Так через два месяца уже настолько наглотался инглишем, что завербовался матросиком на танкер, и пошли мы в Канаду. Через полгода я уже был настоящим канадцем».

«До тех пор, пока приехавший не начнет смотреть теленовости на английском и читать местные газеты, его нельзя считать жителем Австралии. Он все еще турист», — пишет мой коллега, который еще недавно работал в одной из симферопольских газет.

«Я выучила нудный немецкий только потому, чтобы у меня с Аленкой были равные отношения. Ведь так стыдно, когда дети шпрехают всласть, а мать и отец — глухонемые», — призналась мне в Нюрнберге маляр, приехавшая в Германию из Геническа.

А вот письмо из Израиля от секретарши в одной солидной фирме: «А своего Валеру я называю «мой младшенький». И действительно, подумай сам: мы в Натании уже полных четыре года и Лена с Вовой знают иврит назубок, я — тоже, а вот сорокалетний отец семейства топчется на одном месте и вызвать «скорую», решать вопросы в банке, на работе, в мэрии могу я и только я. Естественно, что и на родительские собрания ходит не он. Ну скажи — будут его дети уважать? Вот я и зову Валеру «мой младшенький», ибо он самый несмышленый, самый незащищенный, ему нужна постоянная нянька».

Израильская пресса много пишет о том, что приехавшие женщины довольно легко разговаривают на иврите уже через год, через два — работают секретарями у врача или диспетчерами фирмы, а через три — становятся полноправными членами израильского общества.

Замечено, что эмигрант-мужчина (не только в Израиле) очень рефлексирует. Ведет нескончаемые беседы о том, какую замечательную работу он имел на родине, а, мол, здесь вынужден быть уборщиком мусора. Жалеет себя, страдает, смотрит по телевизору в двадцатый раз «Бриллиантовую руку», но язык не учит и не борется за свое достойное место под зарубежным солнцем. Правда, например, в Израиле еще можно как-то обойтись и без изучения иврита: в магазине, в автобусе, на работе каждый третий (если не второй) знает русский или украинский. Но ведь и в других странах многие наши мужчины не торопятся учить язык. Вот письмо из Мельбурна бывшей харьковчанки: «Мы в Австралии уже восемь лет, и Миша до сих пор знает на английском 20 слов, не больше. Ходил на курсы, вроде бы занимался, но всякий раз, вернувшись, брался за русскоязычную газету или включал НТВ. Однажды у Миши поломалась машина, и я приехала в мастерскую, чтобы помочь ему объясниться. И мастер-араб говорит мне: «Странные вы люди, русские (за границей все, приехавшие из СНГ, — русские). У вас жены говорят по-английски, а мужья знают на английском два-три слова. Почему?»

Но далеко не все, приехавшие из Украины, мучаются с языком, плохо осваивают его. В Штатах даже шутят: «Что такое американский университет?» — «Это место, где евреи из Украины преподают английский язык китайцам».

Помню разговор в Париже с выходцем из Украины («когда-то жил в Каменец-Подольске, работал в ОРСе и был молод и красив, как «Красный конь на зеленой траве» Петрова-Водкина») и знакомство с его магазином, в котором работает он, жена и две дочери. На витрине написано по-немецки — «говорим на немецком», по-испански — «говорим на испанском», по-французски — «говорим на французском», по-английски — «говорим на английском», по-румынски — «говорим на румынском», по-русски — «говорим на русском» и на иврите — «говорим на иврите — евреям скидка». «Все доходы, все сбережения, — объяснил хозяин магазина, — я трачу на учебу дочерей. Каждая знает по восемь языков, но это для нас не предел».

Замечу, что начитаешься писем из-за рубежа, наговоришься, насмотришься на «ту» жизнь и начинаешь испытывать огромное преклонение перед нашими женщинами. Знаете, есть тип женщин, которые встречаются на всех широтах Земли, но у нас, в Украине, их почему-то особенно много. Судьба может забросить такую женщину даже в Антарктиду — она сама не замерзнет и других согреет...

Чужая страна — всегда мачеха

Году в 80-м мой друг побывал в Болгарии и потом рассказал, как однажды другари-болгары прижали его: «Ну почему СССР себя всем навязывает? Ведь вас, советских, не любит никто. Даже Болгария, хотя она относится к вам лучше других. И в самом деле: что у вас хорошего? Телевизоры у вас плохие, тряпки — плохие, еда — отвратительная!» Мой друг, человек основательный, таким напором озадачился: мол, я с вами, как с братьями, мол, Шипка все-таки, памятник Алеше... «Танки у нас хорошие», — ответил он болгарам задумчиво, отчего они отвесили челюсти, покачали своими взбунтовавшими болгарскими головами и тут же отвалили.

Да, раньше нас не любили, но хотя бы уважали. Вернее, боялись. Теперь — не уважают, не боятся, А о любви и речи нет. В письме из Стамбула двадцатилетняя девушка сообщает подруге в Тернополь: «Нинка, упаси Господи тебе быть на моем месте. Никто меня и других украинских девчат людьми не считает. Мы — хуже скотины. Бьют страшно. Все мы — «Наташки», которые обязаны без передыха принимать клиентов. В город выйти — нельзя, пошептаться с подругой — нельзя. Наташка она и есть — Наташка, хуже кошки».

Многие наши эмигранты, с кем я встречался в Европе и Штатах, жаловались: «Здесь и в самом деле полно дешевой и вкусной еды, но спячка, какая-то духовная провинция, совсем не слышно пульса интеллектуальной жизни». А коренные жители в ответ: «Эти эмигранты из бывшего СССР нам ужасно надоели, мы устали от их культурных претензий, мы устали от того, что все они тащат с собой полные собрания сочинений своих классиков. У них дурно пахнет изо рта. Сначала пусть вставят зубы, а потом уж беспокоятся о духовной пище».

У каждого канадского дома-коттеджа — травка, подстриженные газоны, в горшках и прямо в земле — немыслимо красивые цветы. И вдруг возле дома — огород: редис, лук, капуста, помидоры, картофель. Мне объяснили — здесь скорее всего живут выходцы из Украины. Может, это замечательной советской эпохой уже в гены заложен страх: «А вдруг в Канаде голодуха начнется?» А может, обойдется, а?..

Кроме знания языка (хотя бы минимального), приехавшему в страну нужны, как это ни покажется странным, связи. Необходим звонок по телефону, мол, хорошо знаю приехавшего или приехавшую и очень прошу принять на работу. Звонок или рекомендательное письмо нужны в США и Германии, Австралии и Канаде, но особенно благотворно они действуют в Израиле.

Да, Израиль по-прежнему принимает на ПМЖ всех, кто так или иначе имеет в роду или в семье евреев. Но положение иммигрантов в стране совсем не простое. Ни денег, ни квартир, ни, главное, рабочих мест для такой лавины приезжих уже не хватает. Ссуды, льготы и прочие блага новоселов худеют, сжимаются, чахнут, а тут еще проблема языка: кто доверит жизнь и здоровье врачу, с которым надо объясняться на пальцах? К слову сказать, о врачах. Им приходится долго доказывать свое право на профессию. Даже тем, кто с именем и большим стажем. «Уезжая в Израиль, меньше всего предполагал, — негодует врач-кардиолог из Полтавы, — что определенные инстанции будут заинтересованы ставить нам палки в колеса». Инстанции, палки и колеса — до жути знакомый словарь...

Инженер из Днепропетровска, работает мойщиком окон в Берлине: «Мы привыкли к истине: у нас либо колбаса дешевая, зато — не пикни, либо колбаса дорогая, зато поговорить можно всласть. А чтобы и колбаса, и поговорить — ни в жизнь! Да, мы жили в одном историческом времени и вдруг решили, что можем перепрыгнуть в иное. Это... только Ленин предлагал из феодализма прямо в развитой социализм. Так не бывает. Вот почему я мою окна здесь и получаю в 9 раз больше, чем дома, где был главным инженером завода».

Будущие Марки Твены, Карелы Чапеки, Бернарды Шоу и О’Генри еще опишут тот особый трагикомический колорит, который внесла в западную жизнь наша эмиграция. Например, инвалидам и старикам в Америке предоставляется множество льгот. В частности, вручается карточка, дающая право проезда в общественном транспорте за половину стоимости. Надо лишь взять справочку у врача и зайти в городское транспортное управление. Что и сделал один мой нью-йоркский собеседник. «А у вас что, больные ноги?» — спрашиваю его. «Да нет, — отвечает, — здоровые, но ведь полцены, как тут устоишь, да и врач — мой приятель». — «Ну и что, дали вам карточку?» — «В том-то и дело, что не дали. Я сую в нос инспектору справку, а он издевается, мол, ноги у вас совершенно здоровы». «А как он догадался?» — спрашиваю. «А у них, оказывается, при входе в управление стоит видеокамера. Я ведь хромать-то стал только в помещении...»

Недавно в Риме были осуждены два торговца обувью — эмигранты из Черновцов, которые заработали уйму денег, прежде чем были раскрыты их махинации. Они продали дорогую обувь тысячам людей, предъявив потом фиктивные документы в страховую компанию, что обувь была «ортопедической»...

Слово бывшей артистке Киевского оперного театра, а ныне — солистке варьете: «Нашим людям не угодишь. Повезла я на Новый год своего приятеля по парижским улицам. Он говорит: «Ну, как наш Крещатик в 60-е годы». Ничем нельзя удивить нашего человека! Никто, кроме наших, не заявляет, приезжая в Париж, что все французы — жлобы».

На Западе «наши» пытаются выглядеть стопроцентными американцами, англичанами, итальянцами, испанцами или французами. Они не стесняются и часто качают права, хотя новая родина им ничего не должна, а дает больше, чем за всю предыдущую жизнь дала Отчизна. В общем, зачастую ведут себя совсем неэлегантно. Но их дети в подавляющем числе случаев не только честно работают на эту страну, а нередко, — и лучше, умнее коренных жителей. Вот с детей эмигрантов она-то и получит свое.

Сколько эмигрантских судеб разломано из-за бытовых неурядиц! Сколько саднящих ран, зачастую незаживающих, наносит неустроенность! Сколько смертельных обид остается в душе «в результате совместного проживания» близких людей! Неужели и в самом деле лучший способ ладить с ближними — держаться от них подальше?

Мне показалось, что многим бывшим советским людям трудно на Западе еще и потому, что некому «поплакаться в жилетку», как это принято у нас. Там — другой стиль. Нужно всегда выглядеть удачливым, не показывая своей слабины. Хочешь поплакаться — иди к психоаналитику. За хорошую плату он снимет все твои печали. А может, жизнь не так уж плоха, пока на нее можно жаловаться...

«На Западе — сплошное лицемерие. К примеру, на экране нельзя показывать меха, чтобы не раздражать любителей животных. Нельзя критиковать голубых — они сексуальные меньшинства, значит, общество обязано их любить. И цирк со зверями здесь не сможет выступать — нельзя, дескать, над животиной измываться. Животных здесь уже любить научились, а вот возлюбить ближнего оказалось куда сложнее. А если не возлюбить, то хотя бы относиться к нему терпимо», — это письмо аспиранта Мадридской академии художеств, приехавшего из Ивано-Франковска.

Не менее категорична львовянка, преподавательница украинского языка в одном из нью-йоркских колледжей: «Америка превращается в общество отвратительных толстяков. Все время жрут, жрут и жрут. Они ничем не интересуются, кроме кегельбанов, где они прогоняют через себя галлоны своего жидкого пива, и своей безобразной борьбы, в которой спорт подменен деревенским трюкачеством. Нет ничего скучнее, чем жить в Америке. Их секс — это одни только разговоры о сексе. Их вкусы — это сплошной примитив».

Что знают о нас на Западе? Мне показалось, очень мало. Если семья не связана с украинской диаспорой, то о Шевченко не знает. Правда, не знает и русской культуры. Несколько человек на улице Чикаго на вопрос, читали ли они Достоевского, ответили отрицательно. А одного банковского служащего заинтересовал сам вопрос: «Что, в Польше уже новый президент?»

Наша нормальная украинская жизнь для западного обывателя — за семью печатями. Знакомый журналист из французской «Фигаро»: «Я никогда не был у вас, но как-то прочитал, что на какой-то фабрике в Киеве тайно делали босоножки из лишнего материала, а потом продавали на черном рынке. Я долго размышлял над этим фактом, но так ничего и не понял. Откуда берется лишняя кожа? Почему босоножки нужно делать тайно? И зачем на черном рынке?»

Лерри Фрулейн долго работал в Москве, прекрасно знает русский. Увлечен литературой. Он — автор известного двухтомника «Русские анекдоты и смешные истории. Вчера и сегодня». Мы познакомились в Эймсе, и он не отходил от меня несколько дней, пока не выудил и не записал все анекдоты, которые я помнил. Тому, кто смеется до слез над анекдотами (о чукче, теще, Чапаеве, Штирлице, Рабиновиче), их и рассказывать приятно. Но... Рассказываю анекдот о том, как мы прекрасно жили в первые годы перестройки. «Посмотрим по телевизору, подаренному японцами, что в Харькове дают пшено, выйдем из дома, построенного для нас немцами, сядем в вертолет, переданный нам американцами в качестве гуманитарной помощи, полетим в Харьков и возьмем пшено». Лерри даже не улыбнулся. Повторяю. Лерри: «Видимо, тут какая-то игра слов. Пшено — намек на женщину?» — «Да нет. Вместо «пшено» можно сказать «спагетти», «картошка». Лерри: «Тогда, может быть, у вас с Харьковом связано что-то такое, чего я не понимаю?» — «Пусть будет не Харьков, а Донецк, Львов». Полчаса бился, но так и не объяснил Лерри суть этого, не Бог весть какого тонкого, анекдота.

И все-таки, чем сегодня Запад в первую очередь отличается от нас? Улыбающимися людьми. Во-первых, они живут, чтобы получать от жизни удовольствие, и получают его. Во-вторых, в них эта философия воспитана: я улыбаюсь тебе, ты улыбаешься мне. Неплохо! «Это все напускное», — сказал мне один из моих коллег, еще не побывавший за границей. «Ну и пусть, — ответил я. — Мне даже напускное доброжелательство милее ненапускного безразличия!»

...Прочитав мои заметки о некоторых аспектах эмиграции, одни возрадуются, другие опечалятся, третьи вознегодуют: сам не едет и других отговаривает. Но давно уже очевидно: Запад — не рай, как это пытались представить восторженные слепцы. И не ад, как об этом годы и десятилетия трубила лживая пропаганда. Запад — в движении и борениях — живет своими проблемами. Решает их. И, конечно же, решит. Хочу быть верно понятым: жесткие правила игры, без которых не добиться успеха в странах неограниченных возможностей, ничуть не хуже других правил. Я уважаю за стойкость, за умение все проиграть и все начать сначала тех, кто эти правила принял. Просто у каждого — своя дорога. Удачи и успеха! А также мудрому — голову, счастливому — денег. Так ведь пел Окуджава.

Ну а те, кто уехал, знайте: Родина вас не забудет. И не надейтесь...