На скамье наблюдателя. Об истории, политике и... Украине

Месяц, проведенный в Украине, был до отказа наполнен встречами, воспоминаниями, впечатлениями. Каждый приезд и отъезд сопровождаются эмоциональными переживаниями, характерными для эмигранта. Мы вылетаем из родительских гнезд, но редко отрезаем пуповину. Родная мать всегда остается матерью, какой бы доброй ни стала мачеха, как, например, Швеция для меня.

Вполне осознаю, что нахожусь на скамье наблюдателя и смотрю на вещи сквозь призму двадцати двух лет, активно прожитых в Швеции. Заранее упреждаю логичный комментарий: «А какое, по сути говоря, она имеет право судить-рядить, сидя в уютной Швеции?» Для этих людей сразу объясню: имею не только право, но и долг перед моими предками. Вполне естественно, что, неся в себе идентичность двух народов, я невольно сравниваю наш менталитет со Швецией и шведами.

Как человек с активной политической и гражданской позицией я не могу делить мои впечатления на сугубо частные и политические. Пребывание в маленьком городе и столице показало Украину в контрастных красках и дало пищу для размышлений. Сразу бросилось в глаза, что жизнь в обществе течет параллельными потоками — народ сам по себе, политики сами по себе. Как известно, параллели не пересекаются…

Вспоминаю эмоциональный подъем и чрезвычайный интерес к Украине в помаранчевые дни. Не секрет, что самобытность быв­ших стран Советского Союза утверждалась в сознании шведов пос­тепенно. Советское отождеств­лялось с русским, и все народы Со­ветского Союза были «втиснуты» в единый «идентитет» — без собственной истории, собственной культуры. На Западе знали русских/советских спортсменов, артистов, писателей, не задумываясь над тем, какой они национальности на самом деле. Не думаю, что кому-то из скандинавских народов понравилось бы, чтобы их смешивали, как карты в колоде. Шведам, как и остальной Европе, пришлось делать «открытие», и небольшая община украинцев в Швеции внесла свою лепту в этот процесс.

Вряд ли можно рассматривать украинский политикум в помаранчевых или голубых цветах, учитывая быстрое перекрашивание многих его составляющих. События на Майдане незалежности были вспышкой народного волеизъявления, а не творением отдельных политиков, как бы они этого ни хотели.

Приятно отметить, что Украина и украинцы семимильными шагами догоняют то, что еще не так давно было для них недосягаемым. Такие демократические ценности, как свобода волеизъявления и свобода слова, стали обычными в Украине как воздух, которым мы дышим: пока он есть, мы его не замечаем. Даже при всей политической неопределенности и нестабильности Украина считается одной из самых демократических стран на бывшем советском пространстве. Мне могут возразить, что демократические ценности не могут снять проблем каждодневной жизни рядовых украинцев. Нет, конечно, ценовых ярлыков на эти ценности не повесишь. Тем не менее, если мы сможем бросить взгляд за горизонт, то поймем бесценность демократического достояния для плодотворного развития как общества, так и личности. Печальный опыт господства одного мнения и одной воли мы уже, надеюсь, оставили в прошлом. Целесообразно вспомнить, что такие демократические завоевания, как свободная пресса, возможность создавать общественные организации и свобода волеизъявления без страха преследования, дают широкие возможности привлекать граждан к активному участию в государственном строительстве. К сожалению, складывается впечатление, что украинские политики, мягко говоря, не очень заинтересованы сделать украинский народ субъектом политической жизни страны.

Полемика между высокопоставленными политиками иногда поражает высокомерным отношением к своим избирателям. Неужели после долгого сидения на высоких стульях им действительно кажется, что они незаменимы?!

Во время моего пребывания депутатом шведского парламента приходилось встречаться с депутатами из бывших советских стран. Они удивлялись, что не все шведские депутаты, а то и министры, имеют высшее образование или образование соответст­венно профилю министерства. Действительно, власть над форми­рованием правительства имеет партия, которая пришла к власти, и главную роль в назначении играет политический опыт канди­дата в министры. По традиции, только Министерство юстиции возглавляет специалист. Тем не менее и он должен быть членом правящей партии и иметь опыт политической деятельности. Это не означает, что в Швеции нет политической элиты. Отличие в том, что здесь происходит постоянное обновление элиты из разных слоев населения. Именно в рядах политических партий происходит идеологический и государственный рост политиков раз­ных уровней. Не следует смешивать понятия: политик — это не профессия, а призвание. Разгра­ничение между экспертами и политиками четкое. Представительская демократия, бесспорно, не совсем совершенна, тем не менее это лучшее, что человечество на сегодня придумало.

Демократичность общества измеряется уровнем привлечения широких слоев к обсуждению, возможностью разным мнениям и аргументам пересекаться без уничтожения друг друга. Достижение компромисса не всегда самый желанный сценарий для общества, но он — неотделимая составляющая демократического строя.

Отнюдь не идеализируя, тем не менее, замечу: шведские политики всех мастей осознают, что каждый из них несет большую персональную ответственность за состояние демократии в обществе. Подрыв доверия к одному из политиков бросает тень на весь политикум и вызывает неуважение и недоверие к политической власти. Последствия для страны могут быть весьма печальными.

Большинству украинских избирателей не понятно, почему политики ставят на повестку дня вопросы, такие далекие от потребностей Украинского государства и его народа. Споры об императивном мандате вообще не должны были бы касаться избирателя. По большому счету, избиратель голосует за идеологическую программу политической силы, и не его вина, что некоторые депутаты, подобно свободным радикалам, перекочевывают из одного политического лагеря в другой далеко не из идеологических соображений.

Мало в какой стране прошлое так упрямо напоминает о себе в повседневной жизни, как в Ук­раи­не. Впрочем, это и неудиви­тельно. Столетиями история писалась не украинцами, не для украинцев, да и не об украинцах. И даже после семнадцати лет независимости право украинцев писать и толковать свою историю подвергается интенсивным нападкам. Каждая попытка украинской нации утвердиться исторически сопровождается бурными эмоциями как в украинском обществе, так и в стане «старшего брата». Так уже сложилось, что истории наших стран переплетаются. Впрочем, процесс очищения историей Украине и России нужно неминуемо пройти вместе. Обеим странам нужно завоевывать взаимное доверие, столь подорванное историческим прошлым. И сделать это необходимо для будущего.

Можно, конечно, «выезжать» на демократических принципах и «защищать» права русскоязычных украинцев. А можно вспомнить великодушно Валуевский указ, советские времена и понять, почему миллионы украинцев стали русскоязычными. Впрочем, дву­язычие сегодня в Украине и так прекрасно существует. Боль­шинство граждан Украины владе­ют и русским, и украинским языками. Остается только нескольким миллионам русскоязычных украинцев изучить украинский, и все сравняется. Я, украинка, не стесняюсь считать оба языка своими родными. Так уж случилось. И мне непонятно, почему, например, любой перевод на русский воспринимают как нормальное явление, а переводы или озвучивание фильмов на украинском вызывают насмешки. Попахивает махровым шовинизмом.

Можно раздувать костер раздора между Восточной и Западной Украиной, таская политические каштаны. А следовало бы вспом­нить о колонизации и русификации восточной части Ук­раи­ны — как во времена Екатерины ІІ, так и в советский период — и понять чувства украинцев. Крым вряд ли можно расценивать как царский подарок. Ни­кто не мог предугадать распад Со­ветского Союза, и подарок все рав­но остался бы в семье. Однако нелишне упомянуть о завоевании Крыма. Пока украинские казаки отдавали свою жизнь за империю, российские генералы разрушали Запорожскую Сечь... Впро­чем, украинцев как в восточной, так и в западной частях в одинаковой степени беспокоят вопросы доступного жилья и образования, трудоустройства, здравоохранения, досуга детей и молодежи и тому подобное. Возможно, именно на этих вопросах следовало бы сосредоточиться украинским политикам?

Разве можно снять с весов тот исторический факт, что украинскую элиту на протяжении столетий или покупали за чины и привилегии в империи, или гноили в тюрьмах и лагерях? Почему то, что в большинстве стран, в том чис­ле и в России, расценивается как патриотизм (любовь к своей стране), в Украине некоторые лов­кие политики (и соседские также) немедленно превращают в украинский нацио­нализм? Сегодня уже стало обычным генералов белогвардейской армии считать героями России. Никому не придет в голову сомневаться в патриотическом отношении к России Ивана Бунина. Эти люди любили Россию, но ненавидели советскую власть. Я уверена, что мудрый читатель проведет параллели с украинской историей сам.

Почему многим украинским политикам все еще не удалось избавиться от сюзерено-вассального мышления в отношениях с Россией? Что это — генетическое чувство неполноценности? Если мы не будем уважать сами себя, можем ли мы ожидать уважения от других?!

История, как и статистика, относится к субъективным областям науки и, бесспорно, на толко­вание исторических явлений влияют как временные, так и идеологические факторы. Как историк я понимаю, что нельзя строить будущее страны только на историческом прошлом. Так же нельзя его строить и напрочь отбрасывая прошлое. И все же без общих знаменателей понимания и оценки истории Украины объединение вокруг национальной идеи маловероятно, а кроме того, не может быть длительным. Возмож­но ли написать историю Украины и при этом избежать политизации и противостояния в обществе? Во всяком случае, это должно стать исходной позицией. Опыт Скандинавских стран показывает, что это возможно.

Во взаимоотношениях Скан­динавских стран можно найти мно­го похожего с отношениями трех славянских народов. Проводить исторические параллели или заимствовать исторический опыт другой страны — не очень бла­годарное дело. Тем не менее этот опыт, возможно, сможет заставить задуматься и взглянуть на вещи широко раскрытыми глазами, а не сквозь ушко иголки.

Скандинавские страны — Швеция, Норвегия и Дания — подобно трем восточнославянским народам имеют общие корни. Как в каждой семье, отношения между этими странами на протяжении истории имели разный характер, в частности и сюзерено-вассальный. Швеция, как правило, играла роль «старшего брата». Так, в 1814 году Норвегия, согласно Кельнскому соглашению, перешла от Дании к Швеции, и этот союз просуществовал до 1905 года. Норвежцы не были в восторге от такого союза, и в 1905 году наступил критический момент. Страны оказались практически на грани войны, но политикам хватило здравого смысла вовремя остановиться. Обе страны выбрали разные приоритеты и разные направления внутренней и внешней политики, исходя из своей самобытности и исторического прошлого. Так, Норвегия — член НАТО, Швеция — нет. Швеция — член ЕС, Норвегия — нет. Тем не менее это совсем не мешает им создавать общий рынок труда, работать над гармонизацией правовых вопросов и тому подобным. Разумеется, что шведы, которые живут в Норвегии, знают норвежский язык и, наоборот, норвежцы в Швеции — шведский, что свидетельствует о высоком уровне взаимного уважения. Конечно, учитывая близость этих языков, взаимное изучение их намного проще, чем изучение английского или китайского. В 2005 году Швеция и Норвегия совместно торжественно отметили на самом высоком государст­венном уровне равные 100-летие со дня своего «расставания».

Вполне понятно, что каждая из Скандинавских стран имеет своих исторических героев и свое толкование своей истории. При всей похожести они выбрали свой путь общественного развития и сохранили свою самобытность. Вспоминаю, как в далекие студенческие годы мы «пробежались» по короткому курсу истории Скандинавских стран. При этом Швецию, а точнее социал-демократов, на протяжении десятилетий бывших у власти, особенно не жаловали. За прагматическое объединение планового и рыночного хозяйствования социал-демократов объявили предателями рабочего движения. Между тем это объединение оказалось очень плодотворным. Во главе угла шведской модели лежит такой знакомый моему поколению принцип экономического перераспределения общественного богатства: от каждого по возможностям и каждому по потребностям. Социал-демократам удалось построить такое общество, которым нас манили семьдесят лет. На сегодняшний день шведская модель имеет такую легитимность в шведском обществе, что ни одна из парламентских партий не отважилась бы ее разрушить. Другое дело, что каждая идеологическая сила окрашивает эту модель в свои идеологические цвета. Стремление достичь консенсуса, особенно в вопросах, касающихся интересов всех граждан и имеющих долгосрочное действие, характерно для шведского политического устройства. Таковы, например, пенсионная система, вопросы образования, здравоохранения и тому подобные. Неудивительно, что в вопросах внешней политики существует в целом политичес­кий консенсус, а при возникновении расхождений прилагают все усилия, чтобы его достичь. Швед­ские политики всех мастей имеют одну цель — интересы шведского государства. Да, в вопросе о членстве в НАТО есть идеологические расхождения, однако нет агрессивности в дискуссиях.

В Украине вопрос членства в НАТО пока что не стал предметом широкого и глубокого обсуждения. Более принципиальной, чем именно членство, является возможность Украины самостоятельно делать свой выбор, тем не менее эту возможность все время ограничивают. Я не приверженец НАТО и хотела бы видеть Украину нейтральной. Тем не менее каждому понятно, что нейтралитет Украины будет химерой, пока «старший брат» не полюбит «младшего» и не поймет, что тот уже совершеннолетний. Скорее исторический страх, чем политическая целесообразность, подгоняет бывшие советские республики в НАТО. Впрочем, даже Швеция, которая щеголяет своим нейтралитетом, не всегда была такой уж и нейтральной, особенно в годы Второй мировой войны.

Удивляет, что украинские политики после семнадцати лет независимости все еще в поисках национальной идеи. А разве укрепления политической и экономической независимости Украины, улучшения благосостояния ее народа, благоприятствования расцвету украинской культуры недостаточно, чтобы стать национальной идеей? Украинский народ в этом вопросе определился окончательно. Конечно, семнадцать лет демократии — слишком короткий срок. Но строительство следует начинать снизу, если хочешь, чтобы здание стояло прочно долгие годы.

Даже политики, которые так ностальгически все еще видят Украину составной частью России, должны смириться с тем, что независимость Украины необратима. И Украина, и Россия выиграют намного больше, строя свои отношения на уровне глаз. Мы можем искать объяснение в нашем прошлом, однако вряд ли можем перекладывать ответст­венность за сегодняшнее состояние дел в украинском политикуме на это прошлое. Политики ответственны за то, что не сумели за 17 лет укрепить веру украинцев в свою самобытность и состоятельность руководить своим государством. Нужно просто очень полюбить свою страну.

За время независимости выросло целое поколение, которое вряд ли захочет отказаться от возможности жить в своем государст­ве и открывать для себя весь мир. Это поколение людей, которые действительно чувствуют себя хозяевами своей жизни и лишены животного, тормозящего страха, присущего моему поколению. Не время ли уже им стать хозяевами свободной Украины?