Однажды рано утром меня поздравил с днем рождения миротворческий контингент во главе с самим генералом. Собственно говоря, я ждала письма от любимого, который, увы, не спал в теплой постели рядом со мной, а находился в очередном «нестабильном регионе» нашей маленькой и беспокойной планеты. Я провела рукой по подушке, ожидая большого чуда, но вместо этого, в электронной почте, меня ожидало чудо скромных размеров — письмо с поздравлениями дорогого человека. Только поздравлял меня любимый не один — мне салютовали солдаты-миротворцы, и их суровый генерал стоял навытяжку, отдавая честь рукой в белой перчатке. Впрочем, перчатки не было — был синий миротворческий берет на генеральской голове, были дюжие молодцы в бронежилетах, и все они широко, но почему-то удивительно грустно улыбались с фотографии в режиме jpg, потому что всем хотелось домой. И я пожелала им всем вернуться — каждому к своей женщине, уставшей от ожидания и живущей письмами, оставив политиков своими силами разбираться в заваренной ими каше.
Но как же, спросите вы, как же «сильные мира сего», все эти короли и королевы на шахматной доске мира? Разве можно отпустить миротворцев по домам, если их задание еще не выполнено, а правители не устали передвигать пешки на шахматной доске?
Только я видела другой лик, с отеческой улыбкой склоненный над шахматной доской. Я видела Творца всего сущего, которому нет дела до бумажного дождя, проливающегося в чьи-то широкие карманы. Я видела путеводные звезды на низком ночном небе — те самые звезды, которые помогают странникам вернуться домой. И я знала, что несмотря на «нефтяные доллары», в которых так нуждаются политики, те, кто поздравил меня утром 5 ноября, и, прежде всего, мой любимый, скоро должны оказаться дома. Просто потому что есть Бог, всеведущий и вездесущий.
Через несколько недель, рано утром, я ехала в электричке и смотрела на высокие ели, глубокие сугробы и молочный туман, в котором тонули каменные дома и деревянные усадьбы. Владимиро-Суздальская Русь проплывала за окнами, та самая, на которую некогда пришли киевские пассионарии и заложили белокаменный город, названный Владимиром. Эта Русь пахла горячим хлебом и хвоей, и вся она была, как новогодний подарок, как родина, наконец-то открывшаяся всем заплутавшим в этом мире душам. Рядом со мной ехал слепой с собакой-поводырем, дворнягой по кличке Дружище. На меня смотрели умные и добрые темно-карие собачьи глаза, в которых читалась спокойная, нерассуждающая и основательная преданность, а потом хозяин поднялся со скамьи, и дворняга повела его за собой, торопясь к выходу — к деревянным домам, сугробам и елям. Дружище и его хозяин шли к дому, я смотрела им вслед, потом поезд тронулся, и их окутало молочным маревом тумана.
В вагоне засобирались солдатики, еще недавно строившиеся на платформе, под снегом, смешанным с дождем. Потом они вышли из вагона, офицер отпустил их на побывку, и они заторопились, засуетились — быстрее, быстрее домой! Двое из них обогнали меня, и первыми оказались у метро — радость долгожданного возвращения сделала почти детскими их лица, и они бежали вниз, по эскалатору, расталкивая спускавшихся горожан…
А я подумала о миротворческом контингенте, о генерале в синем берете, добрых молодцах в бронежилетах и, конечно, о моем любимом. О том, что скоро все они должны оказаться дома — на побывке или навсегда. О том, как в бокалы и мимо них хлынет поток шампанского, а наши тела и души впервые за эту долгую разлуку окажутся рядом. И будет гореть над деревянным, утонувшем в лесах и травах домом путеводная звезда, а копию этой звезды мы когда-нибудь обязательно водрузим на новогоднюю елку. Аромат праздничных яств будет витать над нами, потому что странник вернулся домой, и скатерть бела, как никогда в жизни. Мы будем говорить о том, что было в «нестабильном регионе» и о друзьях любимого, оставшихся там. О том, что они тоже вернутся — рано или поздно, именно рано, а не поздно. И о том, что грустить больше нет смысла, а можно только любить… О том, что молитвы сбываются, когда архангел Михаил, по-отечески улыбающийся с иконы, словно спасительный покров, опускает над нами полыхающие на закатном солнце крылья. И все будет по молитвам нашим — и возвращение, и любовь. «Потому что я люблю тебя, Господи…»