ЛЬВОВСКИЙ «СОБОР»: НЕПЕРЕВЕРНУТЫЕ СТРАНИЦЫ

8 марта исполнилось 50 лет Львовскому псевдособору 1946 г., бросившему в катакомбы Греко-Католическую церковь в Украине - крупнейшую из запрещенных режимом религиозную общность в бывшем СССР. События полувековой давности полностью достоянием истории, увы, еще не стали - в условиях многостороннего межцерковного конфликта раны рубцуются мучительно медленно.

Прелюдия

Намерения ликвидировать Греко-Католическую церковь вызревали, очевидно, еще в тот период, который в советской историографии открывался «золотым сентябрем» 1939 г., а в диаспорной жестко именовался «первой советской оккупацией Галиции». На духовенство обрушились жесточайшие репрессии, и одновременно «канонисты в штатском» старательно собирали сведения о разногласиях между клириками «восточной» и «латинской» ориентаций. Среди «особо интересовавшихся» был, кстати, и автор любимой советским юношеством «Старой крепости» Владимир Беляев. Еще тогда НКВД обратил внимание на принципиального критика латинизации Греко-Католической церкви протопресвитера Гавриила Костельника. Однако Костельник при всем своем антимирском пафосе был настолько далек тогда от роли ликвидатора унии, что НКВД арестовал его сына Богдана и принялся грубо шантажировать отца.

По целому ряду причин уничтожение Церкви в течение 1939 - 1941 гг. не состоялось. Но относительно намерений режима митрополит Андрей Шептицкий, по крайней мере, иллюзий не питал: «Имеем основания опасаться такой катастрофы, которой наш народ никогда еще не переживал», - писал он. И Иосифа Слипого назначил почти неподвижный уже митрополит своим преемником, потому что верил в несгибаемость отца-ректора. «Этот не сломается, - сказал он как-то в своем окружении. - Умрет, но не сломается».

Арестованный 11 апреля 1945 г. Кир Иосиф действительно не сломался. Не сломались и епископы Будка, Чернецкий, Хомишин и Лятышевский - ни один из них не принял предложения перейти в православие. Арест епископа развеял последние сомнения - власть не потерпит Греко-Католическую церковь ни при каких условиях. Тщетными оказались и приветствие Верховному Главнокомандующему, и 100 тысяч рублей, пожертвованных на Красный Крест, и обращение Иосифа Слипого «К духовенству и верующим» (23 ноября 1944 г.), где митрополит призвал людей С.Бандеры «вернуться с неправильного пути». Какой-то период режиму понадобился, чтобы выиграть время. Продолжалась война, в советском тылу действовали повстанческие формирования, впереди были еще Ялта с Потсдамом и чрезвычайно напряженный торг с союзниками, чувствительными к соблюдению религиозных свобод. Поэтому Н.Хрущев прислал венок на могилу Андрея Шептицкого, а делегацию ГКЦ в конце 1944 г. приняли в Москве и заверили, что униатам в пределах СССР ничего не угрожает. Но проект уничтожения Церкви вчерне был готов еще до конца войны.

План

Исследователи до сих пор дискутируют: какой из факторов - внутри- или внешнеполитический - оказался решающим в принятии решения о ликвидации ГКЦ. Церковь представляла собой главное институциональное препятствие на пути советизации края; надежды использовать ее в борьбе против националистического подполья провалились, многие священники поддерживали, и не только морально, движение сопротивления «социалистическим преобразованиям». С другой стороны, уничтожение ГКЦ призвано было блокировать влияние Ватикана (который в тогдашней пропагандистской лексике мягче, чем «оплот мировой реакции», не именовался) на западноукраинские земли и поставить регион под дополнительный контроль вполне уже управляемого Московского патриархата. Ватикан действительно очень беспокоил советскую внешнеполитическую службу. Апостольская столица настойчиво предостерегала союзников от уступок Сталину в Европе и предпринимала серьезные дипломатические усилия, дабы помешать осуществлению советских планов послевоенного переустройства мира. Упорство Ватикана подтолкнуло Кремль к проекту создания пан-православной Европы с центром в Москве. Предстоятели православных церквей наперебой признавались в любви к «III Риму» и лично генералиссимусу, всесоюзный староста Калинин вручил орден патриарху Московскому Алексию I и посоветовал ему поактивнее выходить на внешнюю арену, а Католическая церковь была поставлена, по сути дела, вне закона.

Карповский меморандум

Непосредственно план ликвидации Греко-Католической церкви разработал полковник госбезопасности Г.Карпов, назначенный в сентябре 1943 г. председателем Совета по делам Русской православной церкви при СНК СССР. Фигура Карпова была столь зловещей, что в хрущевские времена «разоблачения культа личности» он даже получил строгий выговор за «грубые нарушения социалистической законности» в 1937 - 38 гг. Но учитывая его «позитивный труд в последующие годы», этим дело и кончилось. К «позитивным трудам», очевидно, было отнесено и уничтожение ГКЦ. Карпов предлагал сделать это руками православной Церкви. Ознакомившись с девятью страницами его проекта от 15 марта 1945 г., Сталин наложил резолюцию: «Тов. Карпову. Со всеми мероприятиями согласен. Сталин».

В соответствии с «мероприятиями» создавалась т.н. «инициативная группа» по воссоединению греко-католиков с РПЦ. Под сильнейшим давлением НКВБ ее возглавил Гавриил Костельник. Он очень боялся за судьбу плененных сыновей (это был блеф ГБ) и к тому же полагал, что формальное воссоединение - меньшее зло по сравнению с полным разгромом священнического корпуса - морального и духовного стержня опустошенного войной галицкого общества. Инициативной группе было поручено не только проводить «воссоединение» и руководить греко-католическими приходами, но и составлять списки «упорствующих», которыми занимались «компетентные органы». Отказывавшиеся «воссоединяться» подвергались жестоким пыткам, бесхитростные и от того еще более страшные воспоминания о которых составили целый фольклорный пласт галицкого села. Вслед за иерархией была арестована практически вся элита Церкви.

«Собор»

Созыв, охрану, питание и, конечно, содержание мероприятия, вошедшего в историю под названием «Львовский собор 1946 г.», - все обеспечили органы госбезопасности. Площадь перед собором Святого Юра 8 марта 1946 г. была синей от околышей ГБ, а львовяне злословили, что у православного митрополита Киевского и Галицкого Иоанна (Соколова) под облачением - брюки цвета хаки с синим кантом. Ни повестки дня, ни проектов резолюций участники «собора» не получили; многие из делегатов узнали о своей миссии лишь тогда, когда их выгрузили из военных авто.

В документах «собора» значится 216 делегатов, на самом деле их было не более 140. Позднее в число участников включили и покойных, и тех, кто в марте 1946 г. находился в тюрьмах. Делегатам запрещалось покидать гостиницу и уклоняться от маршрута «Бристоль» - Святоюрский собор. Так как ни один из греко-католических епископов не согласился «воссоединиться», то в Киеве двух руководителей «инициативной группы» священников А.Пельвецкого и М.Мельника прямо накануне спешно хиротонисали во епископы. Эти отныне православные епископы должны были принять решение от имени Греко-Католической церкви.

Открытым голосованием «делегаты» упразднили Брестскую унию и решили присоединиться к РПЦ.

Атмосфера на соборе, по воспоминаниям очевидцев, была похоронной. И Костельник, и нововысвяченные епископы выглядели подавленными, выступая, запинались. Впрочем, их выступления в последующих изданиях «Деяний» собора здорово почистили. Оттуда исчезли панихида по Андрею Шептицкому (авторитет его в Церкви оставался незыблемым), вольности Костельника насчет «украинского сердца» и «украинского патриотизма», а также документы, свидетельствовавшие о реальных хозяевах «собора».

В катакомбах

По общему мнению - и православные, и греко-католики тут единодушны - абсолютное большинство из 1124 все-таки воссоединившихся священников сделали это вынужденно (перед войной ГКЦ насчитывала 2,5 тысячи священников). Из монашествующих (их было до войны около 1,4 тысячи) перешли в православие буквально единицы. Священники встречались с представителями ОУН и объясняли им недобровольность, а потому и недействительность своего шага. Известны случаи, когда сломленные священники все же не считали возможным совершать таинства и приглашали для этого невоссоединившихся клириков.

Между тем в приходах литургические и обрядовые особенности оставались неизменными. Директива Синода осуществить 16 мероприятий для православизации края натолкнулась на упорное сопротивление верующих. Периодические «чистки» и террор не могли его сломить. И через двадцать и через тридцать пять лет в прикарпатских церквах «выявляли» униатские знамена-фаны, распятия, иконы и благословения митрополита Шептицкого в богослужебных книгах. Целые села отказывались ходить в православные храмы, во многих хатах под нарядными рушниками торжественно стояли транзисторные приемники с замершей на волне Ватикана шкалой настройки.

Наряду с «криптоуниатами», т.е. униатами скрытыми, и через сорок лет после «воссоединения» оставались униаты явные, исповедовавшиеся у подпольных священников, крестившие у них детей и отпевавшие покойников.

Катакомбная история УГКЦ еще пишется, и исследователи стремятся зафиксировать свидетельства уходящего из жизни поколения. В этой истории наряду с образцами высочайшего мужества и предательства, были, конечно, растерянность и отчаяние перед лицом переламывавшего человеческие судьбы репрессивного аппарата. Но Церковь выстояла. Она сохранила преемственность епископата, клира, монашествующих и даже очень упрощенную, адаптированную к суровым условиям подполья систему богословского образования. И когда впервые после долголетнего и страдного перерыва собрались греко-католики на пасхальную всенощную в Святом Юре, знаменитое «Смерть! Где твое жало?» обрело для них особый смысл.

Юбилей

В 1996 г. Украинская Греко-Католическая церковь отмечает две даты - 50-летие Львовского собора и 400-летие Брестской унии. Ни одна из них не принадлежит всецело истории. На многие вопросы, поставленные четыре века назад владыками Киевской митрополии, ответов нет до сих пор. Тем более не перевернута страница, открытая в 1946 году. Рука «прощения, примирения и любви к русскому народу и Московскому патриархату», протянутая кардиналом Любачивским еще в 1987 г., повисла в воздухе. Изнурительное противостояние православных и греко-католиков в Галиции и Закарпатье - прямое следствие Львовского псевдособора - продолжается. На многочисленные просьбы об официальной реабилитации УГКЦ официальный Киев неизменно отвечает, что де-юре Церковь «самоликвидировалась» собственноручно, государство никаких правовых актов на сей счет не принимало, поэтому и отменять нечего. Сегодня, когда эстетика и движущие пружины Львовского «собора» вполне очевидны, такой аргумент выглядит не весьма весомо. Убедительнее выглядело бы откровенно выраженное опасение того, что официальная реабилитация активизирует усилия греко-католиков по возвращению отчужденного у них и сегодня частично удерживаемого православными имущества. Но подобный акт, утверждают юристы, знающие украинское законодательство о свободе совести, имело бы политическое и моральное прежде всего, а не правовое значение. Так в чем же дело?

Очевидно, следует признать, что зерна антиуниатской пропаганды, щедро сыпавшиеся в украинский грунт, дали обильные всходы. Униатофобия достаточно глубоко поразила значительную часть нашего истеблишмента, она подпитывается к тому же теми влиятельными церковными иерархами, для которых антикатолицизм едва ли не главный признак православности. Эта «фобия» имеет очень мало общего со стремлением к справедливому урегулированию православно-греко-католического конфликта в Западной Украине, в котором местные власти действительно чаще становятся на сторону большинства, т.е. греко-католиков. Но совершенно очевидно, что западнее Збруча эта «фобия» имеет направленность, обращается против православных и увековечивает искромсавший Украину збручанский шрам. Да и нечестная какая-то эта «фобия» - принять от Церкви здания в Вашингтоне, Лондоне и Ватикане для размещения диппредставительств она позволяет, а предоставить Церкви в украинской столице условия для достойного существования - нет.

50-летие Львовского «собора» - скорбный юбилей, но хорошая возможность для Киева не только выразить свое отношение к прошлому, но и обнаружить современную позицию. У каждой нации есть временные отметины, отказ от осмысления которых губителен. Брест-1596 и Львов-1946 - это прежде всего украинская, а уже потом церковная история.