Львовский вокзал. Место объятий

Львовский железнодорожный вокзал в эти дни напоминает море, куда ручейками стекаются из горячих точек харьковчане, киевляне, жители Бучи и Гостомеля, Запорожья и Мариуполя. Война — транзит — неизвестность…

Напуганные, усталые, огорченные. «Нас в купе ехало 19 человек. Детей положили на полке поперек, а взрослые стояли. Спали поочередно в коридоре на полу», — рассказывает мама трех детей. Одной рукой толкает коляску с ребенком, второй умудряется держать за руки еще двоих. А через плечо — большая сумка. Что туда влезло из необходимых вещей, можно лишь догадываться.

Люди с поезда идут сплошной стеной, очень медленно, останавливаясь едва ли не каждые несколько метров. А дальше очереди — в зал ожидания, на автобусы в Польшу и Германию, к волонтерским палаткам, где раздают бутерброды и чай. Мне тревожно и горько: кажется, что вся Украина маленькими реками растекается в разные стороны. Родные мои, как я хочу, чтобы вы вернулись потом! Моя почта завалена письмами от иностранных университетов — приглашают нашу молодежь. Я вижу сообщения европейских научных лабораторий — зовут лучших. И я понимаю, что это спасение. Но не знаю, сколько моих соотечественников вернется домой с чужбины и когда.

Евгения Онищенко

А сейчас каждое утро иду на львовский вокзал — помогать волонтерам Красного Креста встречать эвакуационные поезда. Рядом стоят волонтеры со всей Украины. «Кто здесь из Киева? Кто из Мариуполя?» — спрашиваем друг друга. Так хочется увидеть своих, пусть даже и незнакомых.

Еще в 2014-м я помогала переселенцам с Донбасса и думала, что понимаю их боль, представляю, как это — оставить свой Дом. И только сейчас почувствовала, что на самом деле не представляла и половины того, что видели они. Здесь, во Львове, я ношу в сумочке ключи от своей киевской квартиры, — когда очень тяжело, когда кажется, что сил совсем нет, нащупываю их руками и словно прикасаюсь к своему Дому. Как-то меня поймала за этим занятием волонтер из Херсона. «А я знаю, что это за ключи, — сказала. — Потому что я так же делаю».

Евгения Онищенко

Около палаток мы раздаем людям чай и бутерброды. «Вы откуда?» — спрашиваю женщину в легкой курточке, которая красными от холода руками берет бутерброд и немного смущается от этого, потому что «лучше отдайте их детям, а я могу и просто чаю попить». Она из Харькова. «Моего города фактически больше нет, это выжженная пустыня», — прорывает ее слезами, и она уже рыдает вслух. Мы обнимаемся и на несколько секунд замираем посреди толпы и бутербродов.

Евгения Онищенко

«А можно бутерброд для меня и для сестрички?» — спрашивает мальчуган лет двенадцати. Ну конечно, можно! Как раз привезли гамбургеры из местного Макдональдса, специально для детей. Малый хватает веселые макдональдские пакетики и уже собирается идти, как я спрашиваю: «Вы же с мамой едете? Почему маме не берешь бутерброд?» — «Потому что мама сказала, что ей неудобно просить». — «А ну веди меня к маме!» — говорю. Беру с собой бутерброды и вареное яйцо, объясняю маме, что от ее здоровья и сил зависит безопасность ее детей. Мама берет бутерброды, а яйцо запихивает где-то под сумки. И вдруг оттуда появляется мордочка маленького щенка. «Для него еду совсем неудобно просить, здесь хоть бы людям хватило». «Вот беда с этой интеллигенцией», — вздохнула уборщица вокзала, которая подметала рядом и жалостливо смотрела на маму. В общем, накормили мы и собачку.

Интересно, что около волонтерских палаток почти нет мужчин. К ним тут относятся сурово. «А вас покормят бесплатно в столовой ВСУ, мы кормим только женщин и детей», — говорят волонтеры. Но я нарушаю этот приказ, раскаиваюсь. Увидела мужчину из Харькова. Он не просил бутербродов, потому что знал, что ему не положено. Но по тому, как он смотрел на наш стол, я поняла, что очень голоден. Подошла, разговорились. «Я сидел под обстрелами в Харькове, потом ехал в поезде. Не ел несколько суток. Я не успел ни в военкомат пойти, ни в терроборону записаться. Я вообще не знаю, где я, кто я и как жить дальше».

Кстати, к мужчинам здесь относятся с осуждением даже на блокпостах. «Отвези семью в безопасное место и возвращайся обратно, будь мужиком!» — говорят тем, кто приезжает в тыл. «А что мне делать, в терроборону уже не берут, здесь во Львове пошел в военкомат, буду ждать повестку, — рассказывает мне один. — А пока помогаю тут — откликаюсь на объявление, что нужны руки — разгружать и сортировать гуманитарку».

Не выпускают на границе мужчин призывного возраста. Даже по уважительной причине. И даже если кому-то удается пересечь границу с украинской стороны, поляки беспощадно возвращают обратно, — рассказывают местные. Недавно слышала историю, как мужчина пытался проехать в Польшу вместе с беременной женой, которая должна была вот-вот родить. «Как же она там без меня, — жаловался он. — Сама в чужой стране. Я должен быть рядом, я должен найти какую-то работу, чтобы малышу было на что жить». Но его все равно не выпустили, жену волонтеры перевели одну пешком через границу.

Евгения Онищенко

Львов как глубокий тыл взял на себя сумасшедшую нагрузку по помощи беженцам. Я ежедневно вижу, как львовяне идут к волонтерским палаткам с сумками, в которых еда — готовые бутерброды или всякие домашние вкусняшки. Я вижу семьи, специально приезжающие на вокзал, чтобы пригласить к себе тех, кто спасся от обстрелов и решил остаться во Львове. Но многие вынужденные переселенцы не доверяют никому. Я помогала семье, где был ребенок с диагнозом ДЦП. Принесла им еду, потому что к палатке мама и сын не могли дойти сами. Разговорились, она сказала, что дальше ехать не будет, хочет остаться в городе. Я сразу предложила: есть сайт «Прихисток», там небезразличные люди из всех уголков Украины и из-за границы оставляют свои адреса, чтобы этим могли воспользоваться те, кто ищет жилье. Моя собеседница сразу замкнулась и насторожилась: «Нет, я никуда не буду писать, я никому не верю и боюсь, и вы отойдите от меня, кто вы такая?!». Кого-то война так бетонирует, а кого-то, наоборот, наделяет безграничной верой в своих.

Сама я тоже нашла жилье по этой программе. Ехала из Киева в никуда, не зная, что будет завтра. Открыла первое же объявление и позвонила.

Встречать нас с детьми на новом месте вышли несколько семей, — здесь были не только львовяне, но и те, кого, как и меня, гостеприимные хозяева пригласили к себе. «Вы в безопасности, все будет хорошо», — первое, что я услышала.

Я никогда этого не забуду. Когда все закончится, обязательно приглашу этих замечательных людей в Киев, и мы еще погуляем по Андреевскому спуску и любимым уголкам моего города. Я обещала.

Кажется, все это — какой-то сюр, это происходит не с нами. Психологи советуют не думать о будущем или прошлом, просто делать хорошо то, что ты можешь. Сосредоточиться на том, какую пользу ты можешь принести своей стране здесь и сейчас. Все для победы. Я стараюсь. Я ежедневно бываю на вокзале, а людей и поездов там все больше. И в зале ожидания даже на полу постланы простыни, — на них спят женщины с детьми. Хорошо, что им есть кому помочь, есть где найти пристанище. Грустно, больно, но хорошо.

Евгения Онищенко

А со вчерашнего дня на львовском вокзале появился пианист. Его пианино стоит прямо напротив входа, между большими очередями на автобусы в Польшу. В небольших паузах слышны переклички переселенцев по спискам: «Бондаренко? — Я! — Иващенко? — Я!». А остальное время вокзал в плену музыки: кажется, она заливает каждую щелочку, каждый уголок переполненного зала, палатки волонтеров и толпы на перроне. Она напоминает о большом, светлом, вечном. Просто музыка — бессмертна. Как и наша человечность. Как и наша Страна.

Больше статье Оксаны Онищенко читайте по ссылке.