ЛЕОНИД КАДЕНЮК: «ОБЖИЛИ «КОЛУМБИЮ», КАК РОДНОЙ ДОМ»

Недавно первый космонавт независимой Украины Леонид Каденюк отпраздновал свой очередной день рождения. Дата не круглая, поэтому Герой Украины отметил его скромно. Леонид Константинович вообще не любит привлекать внимание к своей персоне. Он — человек дела. Как народный депутат борется за права военнослужащих, «строит» уже вторую сельскую школу на Буковине, отстаивает космическую идею для Украины. И придерживается жизненного принципа: «Ни при каких обстоятельствах не терять чувство оптимизма». Даже, если они весьма печальны.

— Леонид Константинович, ровно год назад случилась катастрофа с вашей родной «Колумбией». Представляю, что вы пережили после трагедии.

— Да, при входе в атмосферу взорвался тот самый корабль, на котором я летал. Погибли мои друзья Калпана Чавла и Крис Хасбенд. Крис Хасбенд входил в группу психологической поддержки наших семей. Перед полетом один из специалистов спросил у меня: «Кого бы вы хотели выбрать, чтобы эти люди успокаивали вашу семью, если вы погибнете?» Я выбрал астронавта Хайди Стефанишин — американку украинского происхождения, а Криса предложили сами американцы. И вот он сам погиб. А с Калпаной Чавлой мы вместе и готовились к полету, и летали. С другими членами экипажа она побывала и в Украине. Коллеги гостили в Киеве, Днепропетровске, Черновцах, моем родном селе Клишковцы. Калпане очень понравилась наша столица.

В полете, кроме научных экспериментов, у каждого члена экипажа были определенные обязанности. Меня, Калпану Чавлу и японца Такао Дои научили работать со скафандрами. С Такао Дои мы снимали их со всех после выхода на орбиту, а с Калпаной экипировали коллег перед спуском с орбиты.

— Как вы переносили невесомость?

— Первые двое суток ощущал, что кровь прилила к голове. Такое было чувство, как будто стоишь вверх ногами. А потом возникло ощущение, что когда-то я уже был в состоянии невесомости. Возможно, люди прилетели на Землю из космоса и где-то в человеческой памяти это состояние «записано». Мы даже играли в космосе в футбол. Обжили «Колумбию», как родной дом.

— Вы полетели в космос в 46 лет — возраст, в котором многие уже обзаводятся кучей болячек. Скажите, как вам удалось пройти все медкомиссии?

— Если следишь за своим здоровьем, поддерживаешь спортивную форму, то и в зрелом возрасте чувствуешь себя достаточно хорошо. Я, например, и сейчас три-четыре раза в неделю совершаю десятикилометровые пробежки.

Американская система зачисления претендентов в отряд астронавтов отличается от советской меньшим объемом медицинских исследований. В США они длятся всего неделю. Я же в 1976 году после предварительного «сита» медкомиссии, которая разъезжала по воинским летно-истребительным частям Советского Союза и отобрала 254 человека из нескольких тысяч, проходил первоначальное тестирование два месяца: один — в Звездном городке, другой — в Центральном научно-исследовательском авиационном госпитале (ЦНИАГе). С некоторыми испытаниями я как летчик-истребитель был уже знаком. Например, с барокамерой. А с центрифугой, вестибулярными тестированиями столкнулся впервые. Перегрузки в центрифуге доводили до восьмикратных, а после отбора в отряд космонавтов — до двенадцатикратных. Это было очень тяжело. Некоторые теряли сознание, и с летной работы их «списывали» совсем. В сурдокамере нужно было провести семь суток. Трое из них — режим непрерывного действия, спать совсем нельзя. Уснешь — врачи за стеной включают сирену, световую сигнализацию в мигающем режиме … У одного из нашей девятки начались галлюцинации.

— Если бы знали об этих испытаниях, то, может быть, передумали подавать заявление?

— Не думаю. Летчиком-истребителем я хотел быть с шести лет, а с десяти, после полета Гагарина, решил стать космонавтом. Поэтому занимался спортом: ходил в секцию борьбы, играл в футбол, волейбол. О настоящих мячах мы тогда могли только мечтать, шили их из кирзовых сапог. Играли улица на улицу, потом — село на село. Сейчас, к сожалению, дети меньше увлекаются спортом.

— А ваш сын-студент занимается?

— Да. Ходит в спортивный зал. И если переест сладкого, маминой выпечки, например, потом сознательно сидит на диете. Считаю, что в школе нужно давать элементарные знания по медицине, учить правильно питаться.

— Поделитесь своими секретами питания.

— Избегаю тех продуктов, где много холестерина, калорий. Люблю молочные продукты, особенно кислые. Молоко дома пьем только обезжиренное. Привычный для нас картофель в тибетской медицине считается вредным. В нем есть вещество, которое оседает на стенках сосудов, сужая их.

— Ваш первый командир эскадрильи в Черниговском авиационном училище вспоминал, что как-то из отпуска курсант Каденюк привез бочонок молодого вина.

— Да, его делал отец. И старшего брата успел научить. Когда бываю у Владимира в Черновцах, всегда с удовольствием угощаюсь его вином. Хотя к алкоголю вообще-то отношусь отрицательно, в небольших количествах он даже полезен. Бокал сухого красного вина, рюмка коньяку или хорошей водки... Но не больше.

— А мама чем балует?

— Курицей в сметане, грибами. Мамалыгу ем с удовольствием. И, конечно же, красный борщ. Родители всегда мне посылали орехи, яблоки. Но в училище больше двух орехов мне не доставалось: обычно посылку делили на всю эскадрилью.

— Вот почему так тепло о вас отзываются однокурсники! Рассказывают, что и самолет на постаменте возле входа в училище — ваш, и что в учебе и в небе вы были всегда одним из лучших.

— К труду родители приучили с детства. Мы ко всему относились добросовестно: к работе по хозяйству, к учебе. И среднюю школу с братом Сергеем (мы с ним двойняшки) закончили с серебряными медалями, а Владимир, — с золотой.

— Наверное, все эти качества плюс настойчивость и помогли вам стать первым космонавтом независимой Украины.

— А еще — высокая работоспособность, умение себе в чем-то отказать. Наша группа прошла уникальную инженерную и летную подготовку. Готовили нас и как биологов, и как медиков, астрономов, геологов, экологов… Как командиры космических кораблей «Союз-ТМ» и «Буран» должны были знать их бортовые системы так, как все конструкторы вместе взятые; сдать сотни зачетов и экзаменов. Чтобы управлять кораблем многоразового использования «Буран», стал летчиком-испытателем первого класса. Летал на шести десятках типов и модификаций самолетов различного назначения. Участвовал в испытаниях Су-27, МиГ-293125 27 и других. Это было настолько интересно, насколько и опасно. Из моей девятки в процессе этой работы погиб космонавт Леня Иванов, мой близкий товарищ.

Но были и курьезные случаи. На одной из главных медицинских комиссий мне задали вопрос (это было уже после того, как Украина стала независимой): «А если Президент Кравчук прикажет посадить «Буран» на Крещатике, вы это сделаете?» Я ответил тоже шуткой: «Смотря, чем заплатит: если купонами — подумаю, а если долларами — посажу».

— Кстати, сколько получали за полет советские космонавты?

— 15 тысяч рублей и автомобиль «Волгу». После следующего полета машина уже не полагалась, но некоторые ухитрялись ее получить. Тогда это был большой дефицит. Зарплата была — 700—800 рублей. Сумма для того времени вроде и немалая, но несоизмеримая с затрачиваемыми усилиями, постоянным риском для жизни.

— Так как же все-таки вы стали украинским космонавтом?

— Когда узнал, что Украина подписала с США договор о совместной экспедиции, сразу написал письмо в Украинское космическое агентство, затем поехал в Киев. А летом 1996 уже был в Америке. Я сразу вписался в коллектив. Ведь еще трое из членов экипажа — летчики-испытатели. НАСА сняла квартиру и арендовала для меня машину — олдсмобиль. На права сдал еще дома. Ребята рассказывали, что в Штатах никто пешком не ходит. Потом мне дали автомобиль более дорогого класса, довольно редкой марки. Как-то увидел такой в Киеве, даже сердце екнуло — моя машина!

— Как НАСА обеспечивает своих астронавтов?

— Очень хорошо. Астронавты — люди небедные. У моих коллег по трое-четверо детей. Для них нет проблемы обеспечить их, дать образование. И на подготовку к полету астронавты не тратят столько времени и сил, из них не пытаются сделать разносторонних специалистов.

— Что для вас было самым сложным?

— Пожалуй, английский язык, поскольку овладеть им надо было быстро, а я начал с нуля. В школе, в высшем летном училище, в Московском авиационном институте изучал французский. Когда российский космонавт Анатолий Соловьев, проходивший подготовку в Штатах, узнал, что я должен вести репортажи из космоса по-английски и по-украински, рассмеялся и спросил: «А ты хоть знаешь украинский?». В Звездном мы с ним 20 лет были в одной группе, а украинской речи он из моих уст не слышал. «Толя, — говорю я ему, — лучше бы ты спросил, знаю ли я русский!».

— С технической подготовкой проблемы возникали?

— Нет. «Шаттл» и «Буран» до того похожи, что некоторые бортовые системы совпадают даже в деталях.

— В какую сумму оценила Украина ваш полет в космос?

— В 15 тысяч гривен. А Михаил Воронин подарил мне костюм и смокинг.

— Леонид Константинович, вы бывали в пустынях и за Полярным кругом, в горах и на берегу океана. А где больше всего любите отдыхать?

— На море в Крыму. Также с удовольствием навещаю маму, места, где родился и вырос.