Кто найдет мою дочь?

26 декабря произошла страшная катастрофа: чудовищное землетрясение в Индийском океане и вызванное им цунами уничтожили сотни тысяч людей. Огромное количество пропало без вести. Среди них с 28 декабря числилась и моя дочь Анна Глущенко.

Когда самолет из Бангкока приземлился в аэропорту «Борисполь» без нее, мы в числе первых — с великой надеждой — позвонили по «горячему» телефону в консульский отдел Министерства иностранных дел, принесли туда документы, фото, написали заявление. Узнали и телефон консульства в Таиланде, звонили туда много раз. Но надежда наша быстро угасла: мы поняли, что никому и нигде со своей бедой не нужны.

В Бангкоке сказали, что дочь у них зарегистрирована, но для того, чтобы начать поиски, им нужно переслать по факсу копию ее гражданского украинского паспорта. Рано утром еду на Главпочтамт, делаю много копий, с фотографией и приметами — как и просили. Факс не принимают, потому что в посольстве не заправлена бумага. Но деньги плачу, иду на переговорный пункт, звоню в посольство, слышу ответ: «Бумага есть, но факс не работает, через 15 минут исправим». Плачу еще, жду 45 минут, передаю факс — опять не принимают, но снова плачу. И через сутки факс не работал. Он долго не работал…

Назвонила я в посольство на две пенсии и перестала. Круглосуточно смотрели телевизор — вдруг что-то покажут, вдруг увидим дочь. В репортаже на «Интере» о поездке группы Стогния в «потерянный рай» в двух частях увидела, как мою дочь, спеленав и подвесив на палку, понесли куда-то... А на следующий день, 13 января, внучке начали звонить одноклассницы — мол, о твоей маме написали в газете «Факты». Хотя никто не спросил у нас разрешения расписывать и тиражировать фото и имя нашей дочери.

СМИ-то сработали оперативно, а вот объяснить нам, какие бумаги, как и где мы должны оформить, куда отправить, никто не помог. Сдавали анализы на ДНК, ходили по нотариусам, составляли бумаги на трех языках, легализовали личности, метались в истинно «бермудском треугольнике» из МИДа, МВД и Минздрава — это хуже кошмарного сна. Я слегла. Огромное спасибо всем, кто отозвался, — лечил, помогал. Но это сделали не властные структуры, не «слуги народа».

Едва оправившись, пошла сдать заявление в милицию — объявить розыск пропавшей дочери. Брать заявление не хотели, начальник отдела отсылал меня в МИД: почему, мол, я не взяла копию своего заявления в МИД, а что мне там пообещали? У меня были парализованы руки — писала заявление ночью буквально по буковке, ходила с трудом и муж возил меня в РОВД на такси. Приняли заявление. Потом еще ездили для опроса по форме, детали уточняли и по телефону. 5 марта получаю письмо от 23.02. 05, что в возбуждении уголовного дела отказано со ссылкой на три статьи УК и УПК. Купила кодекс, ознакомилась. Да, состава преступления нет. Но искать кто будет?

Нужно было пережить нашествие репортеров, желающих любой ценой взять у нас интервью, сделать фото. Звонили моему мужу, говорили: «Ваша дочь жива, мы поедем и найдем ее, но нужно у вас в квартире сфотографировать, как мы берем анализ на ДНК (!), и дочку пропавшей сфотографировать». Звонили внучке, звали ее в «Макдональдс», в кино и все врали: «Мама твоя жива!». Душу рвали. А в МИДе один ответ: «Пока нет. Среди мертвых нет, среди живых нет. Ждите».

Посмотрели репортаж Стогния о второй поездке в Таиланд. И в идентификационном центре журналисты были, и ныряли вроде бы — нигде нет наших пропавших граждан... А 6 марта по электронной почте на адрес моего сына пришло письмо из Таиланда. Он, простой пользователь ПК, в январе рассылал запросы с приметами сестры — куда только мог. И ответ из того самого идентификационного центра пришел, заметьте, не в посольство, не в МИД — а ему. И мы узнали, что тело нашей дочери найдено на месте гибели еще 30 декабря, ему присвоен идентификационный номер, оно описано и по главной примете — цветной оригинальной татуировке на плече — его легко опознать. Об этой татуировке мы ведь сообщали и писали везде и всем…

Сразу звоню в МИД, сообщаю, договариваюсь, что утром, 7 марта, буду у них с данными. Приехала, и что же? «А что вы собственно хотите от нас? Мы не ищем и анализы ДНК не оформляем. Мы только можем подтвердить, является ли тот или иной человек гражданином Украины».

7 марта в Бангкоке на мои телефонные звонки отвечал автоответчик. 8 марта, само собой, праздник. А вот сотрудница из идентификационного центра, несмотря на то что в Таиланде была глубокая ночь, мгновенно ответила на наше письмо, подтверждающее, что мы опознали нашу Анну по татуировке. Написала, что рада была хоть чем-то нам помочь и что передаст информацию в посольство Украины — если она там кого-то заинтересует. Эта последняя фраза меня просто потрясла! Наших везде знают, видимо…

Кто же должен искать мою дочь? Сколько еще лежать ей в далеком таиландском морге? И где-то он находится? Внучка говорит, холодно там маме. Хотим похоронить нашу Аню, отпеть по христианскому обычаю, цветочки посадить на могиле, чтобы было куда приходить...

Но кто привезет нам тело? Или потому и ищут так, чтобы не найти? Нет человека — нет проблемы...

***

Я по жизни не вредная женщина и никого не хотела бы обидеть. Всю жизнь, с 16 лет, работала, растила детей, ухаживала за внуками. И хотела бы хоть чуть-чуть чувствовать себя защищенной в своей стране.

Мы пережили 26 апреля 1986 года, эвакуированы из Припяти. Там, в Припяти, на самом тихом в мире кладбище лежит моя мама. Там без ухода цветут розы величиной с голову годовалого ребенка, плодоносит крыжовник размером со сливу. Но я не могу прийти к ней на могилу. Неужели то же повторится и с дочерью? Где и у кого нам искать помощи? И кто, наконец, напишет и утвердит инструкцию, по которой помогут и без того убитым горем людям? Ведь гибнет наших сограждан за пределами Украины немало.

…9 марта консул получил нашу информацию, послал запрос в центр, но на вопрос о доставке от прямого ответа уклоняется.