Креативность в неистовстве

Тяга людей обозначить единственно правильный ответ в мире, поставившем под сомнения все основы. Формирование ценностей у подростков в условиях современной культуры.

Таковы были темы беседы с философом Тарасом Лютым - доцентом кафедры философии и религиоведения Национального университета "Киево-Могилянская академия", автором научных работ "Нігілізм: анатомія Ніщо", "Розумність нерозумного", "Культура масова і популярна" (в соавторстве) - в образовательном пространстве "Майбутні" перед началом его курса "Креативность в неистовстве. Философия" 29 октября.

Владимир Мукан

- Тарас Владимирович, недавно на аукционе Sotheby's была продана картина Бэнкси "Девушка с шариком". После продажи начался процесс самоуничтожения произведения. В своей публикации в FB вы пишете, что Бэнкси "показывает ложность присвоения смысла". Объясните эту идею, пожалуйста.

- Мы тут рассматриваем только одно измерение этой ситуации, ибо мы не знаем вообще, что было на уме у Бэнкси. Но "случай Бэнкси" - это определенный симптом, он говорит нам о том, что искусство - сфера, которая прежде всего должна не только удовлетворять наши потребности (эстетические или катартические переживания). Оно должно давать нам основания для формирования смыслов. Поиск этих смыслов - задача, делающая нас соучастниками созидания. Своим актом Бэнкси показывает, насколько в нашей культуре уже стало привычным, что произведения искусства можно "присвоить", заплатив кому-то компенсацию: художнику, наследникам, музеям и т.п. Думаю, что Бэнкси спорит с этим мнением. Он говорит, что смыслы не могут быть кем-то "заточены в тюрьму". Никто не может быть их однозначным владельцем. Ценностную составляющую невозможно окончательно монетизировать. Удается владеть только материальным выражением, но не ценностной составляющей художественного произведения.

- Не кажется ли вам, что эта акция, скорее, не о "присвоении смыслов", а критика того, что мы ожидаем "официальной версии смыслов", правильных смыслов? Ведь теперь все ожидают объяснений художника.

- Была такая любопытная история. Я услышал ее от одного современного писателя. Его сын получает задание написать о родительском произведении и спрашивает: "Папа, а что ты имел в виду, когда это писал?" Отец в нескольких словах отвечает. Оказалось, что ответ автора не совпадал с официальной версией. В этом смысле да - это критика потребительского отношения. Мы настроены как потребители: приходим, читаем табличку, которую написал куратор у картины. Там все объяснено, есть инструкция к восприятию.

Любопытный момент - современное тестирование. С одной стороны, это очень прогрессивно, ибо позволяет избежать внешнего вмешательства. А с другой - это способ усвоить поверхностные стандарты. Нам трудно проверить в тесте, какие эстетические переживания проявляет ребенок после прочтения определенного произведения, но мы можем проверить, запомнились ли детали, последовательность событий, имена главных персонажей и т.п. И в этом трудность, тупиковая ситуация, парадоксальность. С одной стороны, вроде бы положительные вещи, а с другой - как же человек научится мыслить? Если, конечно, можно этому научить. Некоторые педагоги говорят: "Я вас учу мыслить". Я не знаю, можно ли научить мыслить, это все равно, что научить летать. Некоторые вещи, скорее, могут, как говаривал Мераб Мамардашвили, пробудить в нас потребность осмысления.

Тут можно говорить о литературе, переводах, образовании. Существуют определенные идеологические структуры, навязывающие нам пути или подходы к тому, как толковать те или иные проблемы или факты. Однако, по большому счету, это наше дело - формировать смыслы тех явлений, с которыми мы в жизни сталкиваемся. И это важно.

- Можно ли определить в истории периоды, когда люди не относились к искусству как очевидные потребители?

- Конечно, были такие периоды. Мы можем сказать, что потребительский подход к культуре возникает, условно говоря, с формированием национальных государств и буржуазных революций в Европе, когда социальные отношения вошли в капиталистическую систему. Впрочем, существовали времена, когда искусство играло, например, исключительно сакральную функцию. Никто не стремился вырезать и повесить у себя дома наскальную живопись или воспроизвести у себя на теле татуировки, только потому, что этот образ популярен в твоей ячейке. В Средневековье творческий дар не считался твоей личной заслугой. Умение творить - это прерогатива Бога. Художник должен был фактически отрабатывать этот дар. С определенным ритуалом подходить к процессу: молиться или пройти ряд деприваций. Так что создание сопровождалось определенной ритуальностью. Это сакральное измерение, а оно далеко не потребительское.

- Куда подевалась сакральность сегодня? Перешла в другое измерение или просто нивелировалась?

- Ныне существует техническая возможность сделать искусство потребительским. Ранее искусство ограничивалось средствами его создания: живопись, музыка, пластика, архитектура и т.д. Когда же появились средства воспроизведения, появилась и возможность тиражирования. Об этом писал Вальтер Беньямин. С одной стороны, это демократический подход, поскольку не все, например, могут увидеть Мону Лизу, не имея возможности поехать в Лувр, зато получают шанс ознакомиться с репродукцией. С другой стороны, можно довольствоваться лишь воспроизведением, а не непосредственно пережить этот образ. Однако есть еще один аспект: ты приезжаешь в Лувр, Мона Лиза ограждена, куча людей делает селфи на ее фоне. На каждый плюс отчасти появляется свой минус.

Сакральность развеялась, в принципе. Но не стоит отчаиваться по этому поводу... Или пытаться ее вернуть.

- Я вас и не подталкиваю.

- Это и невозможно, в конце концов. Это все равно, что вернуться к каким-то архаичным формам существования общества.

Владимир Мукан

- В одном из ваших интервью была фраза, что Ницше - человек, обусловивший образ мышления современности. Каков образ мышления современности?

- У Ницше была фраза: "Бог умер". Она стала кардинальным вызовом. Большинству людей даже теперь в своих мыслях трудно признаться, что высшего гаранта их бытия не существует. Но уже давно многие живут так, будто Бога нет. Очевидно, можно по телевидению показывать, как мы ходим в церковь, ставим свечки. А потом, например, специфическим способом распределяется бюджет. Или мы считаем, что выбираем себе руководителя, эдакого "великого Другого", а дальше он сам должен сделать все как положено. А мы только будем выражать недовольство увиденным. Это и есть ситуация "смерти Бога". Иными словами, больше нет той "номинации", под которую мы можем подвести понятие фундаментальных ценностей нашего бытия. Никто не берется их определять.

Бог был гарантией, а когда он умер - ценностей не стало. Способны ли мы их заменить, так же, как вставляем себе зубы взамен выпавших? Просто выбросить одни и установить какие-то новые. Откуда мы берем ценности? Кто, собственно говоря, нам их дает?

Ницше отвечал так: жизнь диктует нам, что является наиболее ценным. Он не нашел универсальной формулы, но считал волю к могуществу проявлением реализации жизни. Не только физической, но и той, которая позволяет нам развиваться. Самопревосходиться. А поскольку нет предела самопревосхождению, нет и ценностей, которые бы выполняли роль окончательной опоры. Поэтому их надо каждый раз изобретать. А всякий вызов жизни стимулирует нас к формированию новых ценностей. Таким, наверное, и должен быть образ мышления современности. Мышление в условиях, когда не существует фундаментальной опоры. Когда оказывается, что наша задача - ее сформировать.

- С одной стороны, мы сходимся на том, что фундаментальные ценности подвергаются сомнению. С другой - договариваемся, что они переменны. И, наконец, видим, как предел ценностей и приемлемого расширяется, происходят движения за права кого-либо на что-либо. Почему тогда мы так тяготеем к правильности? К единой трактовке? К тому же присвоению смыслов. Приостановке процесса мышления. Мы покупаем произведения искусства и прячем в частные коллекции, хотим властвовать идеями. Школы до сих пор требуют правильных знаний и ответов. Это же абсурд. Неужели мы парализованы страхом?

- Ну, какая-то правильность все же должна быть. Другое дело, что в нее вкладывать. Людям иногда очень трудно справиться с разнообразием. Если принимать во внимание нынешнюю ситуацию и советские времена непосредственно, то вспоминаем: люди привыкли к тому, что есть определенная матрица, за которую выходить нельзя. А когда выяснилось, что эта матрица при разных обстоятельствах развалилась или ее устои уже сгнили, возникает альтернатива и плюрализм. И с этим как-то неуютно стало жить: ведь ничего не ясно, никто не говорит, куда идти, какой выбор делать. Человек в растерянности.

Опять же. Когда мы голосуем, выбирая руководителя, мы делегируем ему право решать за нас. Нам становится легче - не нужно так много и часто принимать решения. Мы ожидаем от него определенных стандартов: поведения, компетенций. А с другой стороны - это вопрос ответственности. Также важно помнить, что, пользуясь инструментом "делегирования", нужно быть готовым корректировать, дискутировать, обсуждать. А это ведь хлопотное дело. Консенсус - очень сложная вещь. Качественный стандарт придумать трудно.

Владимир Мукан

- Вы говорите, что мышлению невозможно научить. Но что тогда делать с детьми? И как им научиться взаимодействовать с миром, в котором так много возможностей и ежедневно нужно выбирать?

- Его нужно развивать. Нельзя перенести схемы, которые у нас в голове. Нельзя заставить кого-то их перенять. В этом смысле нельзя научить мыслить. Мышление можно развивать. Создавать ситуации, в которых оно возникает. С помощью определенных "кейсов": посредством прочтения и обсуждения литературы, посредством опыта восприятия произведений искусства. Обсуждая что-то, мы создаем такие ситуации, в которых с ребенком или вообще с человеком, может что-то произойти. Мы создаем ситуацию потрясения, от которой и возникает мышление. Поэтому я против того, что мышлению можно научить. Научить можно арифметике - сложению, вычитанию. Мышлению же научить нельзя. Мы сами часто находимся в ситуации "не-мышления". Ведь мышление - это уникальная вещь, оно не со всеми случается. И вот что парадоксально! Его нельзя запланировать. Сказать: "У меня есть мысль, и я ее буду мыслить с 16:00 до 18:10". Это профанация, так не бывает. О таких вещах рассуждали уже упомянутые нами Ницше и Мамардашвили.

Мышление - это то, во что мы попадаем, что с нами происходит. Для этого следует апеллировать к сфере культуры, ведь она содержит в себе немало потенциальных мыслительных вызовов. Когда мы, например, вспоминаем старших подростков, мы говорим о людях, которые уже пытаются разобраться в вопросах "Что такое справедливость?", "Что такое добро или зло?", "Что такое прекрасное или безобразное?" Это происходит потому, что в их жизненном опыте есть определенный, пусть и незначительный, накопленный материал, на основании которого они уже могут это делать. А когда мы показываем им, как это происходило в культуре с разными людьми, в разное время, в разных традициях, мы "пробуждаем" эти раритетные моменты мышления. Ведь подростки должны понять позицию или логику, отличную от той, которая у них уже сформировалась. В этом смысле невозможно научить - можно лишь развивать.

- Как быть с детьми, у которых период становления собственных ценностей проходит во времена обесцененных общественных ценностей, отсутствия точки опоры? По моим наблюдениям, детей, которые сегодня попадают в разумную думающую среду, где нет однозначно хорошего или плохого, где присутствует нигилизм (в хорошем смысле этого слова), это ломает, они попадают в нигилистическую пустоту. Не видят смысла жить или даже попытаться разобраться. Они подсаживаются на наркотики и алкоголь, будучи мыслящими. "Горе от ума". С ними происходит то, что с нами, как правило, лет в 30. С нами все было по-другому. Мы в их возрасте освобождались от оков, от матриц... И уже потом, в следующем кризисе, сначала не видели, а впоследствии искали новые смыслы... Но у нас было уже наработано больше инструментов, как с этим справиться. Что вы об этом думаете? Есть ли какая-то мысль, что мы можем с этим делать вообще? В философском плане.

- Вы знаете, я не думаю, что мы должны выработать какие-то жесткие превентивные меры. В определенной степени их состояние "на грани" даже необходимо. Попадание в "пограничные ситуации" - не всегда однозначно является плохим. Исследователи архаических обществ и ритуалов, например, Арнольд Ван Геннеп или Виктор Тернер, заметили такую ​​вещь: этапы существования каждого человека сопровождает некое "пороговое состояние", gap. Собственно говоря, некая пропасть, своеобразная пустота, ничто. Они называли это состоянием лиминальности. Это и есть определенный порог. То есть мы, отдельные люди или даже общества, проходим кризисы. Часто кризис является тем, чего нам хочется избежать. Но это повод, чтобы подумать, куда ты движешься. Так вот, все мы, взрослея, проходим такие кризисные периоды лиминальности, пороговые состояния, пустоты. В новом мире больше ответственности, работы, и это время нас пугает. Мы стремимся остановить это состояние, не хотим уйти дальше, но такие состояния необходимы. Это "инкубационный период", который позволяет оправиться, прийти в себя.

И тут наше дело не уходить и не лишать ребенка этого состояния. Не нужно все время создавать зону комфорта. Это своеобразная прививка, которую надо пройти, ибо таких состояний будет много, и они будут разными. Если все время создавать ситуации удобства или навязчиво решать за ребенка или за подростков их проблемы, то они потом не смогут пройти следующий этап, никогда не выйдут из лап зависимости или, например, депрессии. Я считаю, что это своеобразный вызов, который нужно помогать преодолевать. Возможно, это кажется жестоким, но наша задача - только показывать или рассказывать: "А я в этот период делала или делал вот так". Это может не помочь, но создает ситуацию иллюстративности. Можно читать книгу, смотреть кино, кто-то любит слушать, как с ним разговаривают какие-то друзья или старшие друзья, родители. Ну, к родителям в таком возрасте не очень прислушиваются... Они кажутся занудами... Поэтому важен, быть может, другой человек, к которому может в таком возрасте возникнуть доверие. Я помню, что у меня были такие учителя. Мой ответ - не создавать все время комфортную ситуацию, а, скорее, помогать двигаться в лабиринте.

- То есть мысль в том, чтобы научить не бояться жить ни с чем, с "ничто"?

- Вы знаете, часто "ничто" мы сводим к абсолютной пустоте. Вот, например, в восточной традиции это не так. "Ничто" - это потенциальная возможность проявиться чему угодно. Это интереснее. Ничто как сфера возможностей. Но это уже другой разговор. Хотя тут могут быть существенные спекуляции.

- Получается, пережив "ничто", можно стать чудаком, который создаст что-то другое, новое.

- Быть может, и так, но не нужно ставить себе строгую задачу быть исключительно чудаком.