Красные дни украинского календаря, или Праздничное советское двоеверие

Вначале был календарь... Действительно, мировоззрение человека и отношение к окружающему, его мироощущение и ментальность, система оценок и позиционирование себя в мире, — короче, все то, что в нем есть главного и на что другие так хотят влиять, чем управлять и манипулировать, — это календарь. То есть распорядок, план, расписание.

Не случайно едва ли не любая уважающая себя революция или, на худой конец, реформа начинала свое торжество с обновления календаря.

Почему Никейский Собор так вни­мательно и серьезно обсуждает дату празднования Пасхи как принципиальный вопрос, существенный для отделения событий Ветхого Завета от новозаветных? Настолько принципиальный, что предупреждение звучит более чем серьезно: «Аще кто, епископ, или пресвитер, или диакон Святый день Пасхи прежде весеннего равноденствия с иудеями праздновати будет: да будет извержен от священного чина». Очевидно, что в данном случае вопрос календарный на самом деле есть идеологический принцип.

Почему с утверждением христианства на Руси православная церковь идет на уступки старому народно-языческому календарю, соглашаясь и на колядование к Рождеству, и на свячение трав на Троицу, а плодов — на Спас, и на масленичные игрища в мясопустную неделю перед Великим постом, и даже закрывая глаза на то, что эротический Купало остался в праздничном союзе с христианским Ивановым днем, превратившись в «оборотня» Ивана Купала? И после этого сочла необходимым в 1492 году перенести Новый год с язычески закрепившегося марта на 1 сентября, в соответствии с церковной традицией. Несомненно, смысл происходящего не в календаре как таковом: постепенно перебори календарь — получи паству из вчерашних (или позавчерашних) язычников!

Так же действовал Петр, ломая ненавистную ему традицию, причем в крайне неблагоприятных условиях донельзя косной «целевой аудитории», никак не желавшей становиться европейской. Все мы помним — с 1 янва­ря 1700 года Петр I произвел реформу календаря, и Россия перешла на европейский отсчет лет — от Рождества Христова. Рецепт европеизации знакомый: еще раз переносим Новый год, добавляем новогоднюю елку, сдвигаем праздники, и если вы живете по старому календарю — тогда мы идем к вам!

Календарные реформы Вели­кой французской революции с переиме­нованием месяцев и не менее великой Октябрьской революции по утверждению григорианского календаря тоже общеизвестны. Изменение точки отсчета, желание новой изначальности всегда есть космогония — установление космоса заново. Не случайно это стремление объединило две революции в гимне, порожденном одной и принятом другой. Знаменитый «Ин­тернационал» (слова Эжена Потье, 1871 год, музыка Пьера Де­гейтера, 1888 год, с 1918 по 1943 годы — официальный гимн СССР) так и утверждает:

Весь мир насилья мы разрушим

До основанья, а затем

Мы наш,
мы новый мир построим,

Кто был никем,
тот станет всем!

Наверное, именно на эту дьявольскую решимость отреагировала Русская православная церковь, по сей день использующая календарь юлианский.

Современная Украина, став независимой, кардинально менять календарь, к счастью, не стала, но попыталась отменить совет­ское прошлое, начав, разумеется, с революционных праздников. Ушли в небытие 7 ноября — самый красный день календаря, годовщина Великой Ок­тябрь­ской социалистической революции, 7 октября — День Конс­титуции, День советской милиции с обязательным концертом по телевизору. Отменены первомайские демонстрации, погасли пионерские костры в День пионерии, редкие «диссиденты» отмечают День рож­дения комсомола 29 октября.

Зато в официальный украинский календарь введены религиозные праздники: Рождество, Пасха, Троица (для меня до сих пор загадка — почему в государст­ве, которое остается официально отделенном от церкви, столь полинациональном и поликонфессиональном, законодательно закреплены как выходные дни эти праздники, отмечаемые по христианскому, да еще и именно по православному, календарю). Ес­тественно, появился собственный День Конституции и, конечно, День Независимости. Потом добавились уже не выходные, но официально отмечаемые дни — Соборности Украины, Украинского казачества, Европы, рождения Тараса Шевченко, Государственного флага Украины, Матери, украинской письменности и языка... И годовщины — оранжевой революции (День свободы Украины), Голодомора, битвы под Крутами и другие.

Из прежних оставлены только 8 Марта, 1 и 9 Мая. Ну и Но­вый год, его и переносить уже практически некуда (март — сентябрь — январь — ну сколько ж можно?). У нас их и так два — Новый и Старый, но нам все мало: мы оба календарных Рождества вкупе с Днем Святого Николая превращаем в подвиды новогодних праздников.

Тенденция очевидна и логична, но почему же так сложно прививаются новые традиции и столь устойчивы в нашей жизни отмененные советские праздники?

Почему современная молодежь, понятия не имея о том, по какой причине и какие трудящиеся должны быть солидарны друг с другом, прекрасно знает, что такое маевка, и ежегодно радостно поддерживает советскую традицию своих родителей с первомайскими шашлычными пикниками?

Почему и сегодня новогодняя ночь непредставима без советского варианта оливье (первоначальный рецепт так же далек от советского, как Эйфелева башня от Останкинской)? Как бы ни изменялось наше благосостояние, какие бы экзотические продукты и национальные рецепты не становились для нас доступными и модными, традиция устоялась: без оливье, холодца, сельди под шубой и мандаринов — Новый год ненастоящий! И дело, по-моему, не в самих продуктах, а в том, как они заранее, долго, тщательно и трепетно «доставались» (слово, очевидно, непонятное молодому поколению). Подготовка к празднику всегда важнее самого праздника, именно эта прелюдия и цементировала советский календарь, укрепив его на долгие десятилетия даже после распада Союза.

Почему до сих пор 8 Марта положено дарить женщинам мимозы и тюльпаны, несмотря на все богатство современной цветочной вакханалии? И сколько должно пройти времени, чтобы отменился так никем официально и не назначенный День мужчин — 23 февраля, который давно никто не связывает с Днем Красной (рабоче-крестьянской), а позже Советской армии? И «новенькие», свежеиспеченные мужчины и женщины от трех лет в детских садиках и от шести в школах требовательно ожидают подарков от родителей и «коллег» в женский и мужской дни не известного им советского календаря.

Почему более взрослые люди, например, мое поколение 40-летних, застав «советскость» далеко не в лучшие ее загнивающие годы, не испытывая никаких иллюзий по поводу сомнительного оча­рования майских и ноябрьских демонстраций, тем не менее все печальнее и грустно-ироничнее продолжает праздновать 7 ноября? Мы-то прекрасно помним не только приподнятое настроение, помноженное на бесчеловечно ранние утренние вставания на демонстрации, но и ощущение противности обязаловки «прекраснейшего из праздников». Не только прикрепление красных бантов к груди, но и попытки смыться пораньше, для чего нужно было заранее «отмазаться» от транспаранта или портрета вождя. Музыка с утра по всему городу, перекрытые грузовиками проспекты и прилегающие к главным улицам переулки — дабы несознательные граждане не сворачивали, и чтоб никто со стороны в колонну не влез... Все это мы знаем не по рассказам, но почему-то вспоминаются сегодня не столько строгости и официальные притворст­ва, сколь­ко обязательные 50 грамм (это у нас, по-студенчески скромно, а большинство по 150) и бутербродик перед началом движения, пение под баян в колонне, застолья в семье после демонстрации с салатами под дефицитным майонезом... А еще — всеобщая приподнятость в желании сделать какое-нибудь непривычное для себя добро: угостить незнакомых людей в переулочной подготовке к демонстрации, поделиться с ними праздничными атрибутами (от шариков и бумажных гвоздик до тех же бантов), подбросить кого-нибудь на служебном автобусе, а то и на грузовике до дома, поскольку общественный транспорт в первой половине дня не ходил...

В чем же все-таки секрет? Что ж мы День Независимости Украины за семнадцать лет так и не научились праздновать сколько-нибудь определенно? Скажу вещь кощунственную, но честную — многие наши соотечественники, по крайней мере жители Донбасса, до сих пор неточно знают даты Дня Независи­мос­ти и Дня Конс­титуции. Я думаю, дело здесь вовсе не в сознательном протесте или нежелании принимать украинское, не в душевной лени и тем более не в советской приверженности: у молодежи ей неоткуда взяться, а среднее поколение, не успев очароваться советским образом жизни, вполне познало его фальшь и лицемерие (например, в Донбас­се последние соцопросы устойчи­во фиксируют резко падающий уровень советской самоидентификации). Дело здесь в другом. Другое волшебное слово не дает сдвинуть колесо праздничного календаря, заставив «жизнь построить по-иному!».

Это слово — атрибут. Действительно, каждый из «былых» советских праздников, успешно сопротивляющихся отмене, имел яр­кий и удачный атрибут. Праздники остаются, потому что мы зна­ем, как их праздновать! Знаем, что нужно делать, что иметь в доме и на доме, в себе и на себе в празд­ничный день! Ну, вспомните:

День Седьмого ноября —

Красный день календаря!

Посмотри в свое окно —

Всё на улице красно!..

Красно от флагов, бантов, шаров, гвоздик... Бери в руки нужный атрибут — и ты инкорпориро­ван в тело праздника, по крайней мере внешне. Оливье, шашлыки, мандарины, флажки на балконах, банты на груди, букеты ветеранам, белый верх—черный низ: все это не позволяло забыть о празднике, вынуждало к нему готовиться заранее, планировать его сценарий и режиссировать его.

Почему в нашу жизнь довольно успешно вошли «инородные» праздники, так горячо непринимаемые и сторонниками всего советского, и православной традицией — День Святого Ва­лен­тина, китайский Но­вый год или Хеллоуин? Вошли и отлично усоседились с бывшими советскими красными днями, очень напоминая странный язычески-христианский календарь первых веков крещения Руси. Думаю, именно потому, что они обладают запоминающимися атрибутами, которыми удобно воспользоваться. Открыточки-валентинки, костюм-ужастик, новогодний наряд нужного цвета и изображение животного наступающего года — подготовься заранее, придумай и изготовь свой атрибут, снарядись к празд­нику, — и ты полноценный участник, приобщенный к тотальной радости, своего рода посвященный!

Почему наши дети ждут иностранного Санта-Клауса и больше знают о Святом Николае как раз в связи с католической традицией? По той же причине удачного атрибута — длинный носок или большой башмак около кровати ребенка, в который Санта-Николаус положит чаянное, делают этот праздник семейным и желанным независимо от его происхождения или календарной привязки.

Многие современные украинцы именно через атрибуты приобщались к православным праздникам, узнавая прежде всего, что к Пасхе нужно красить яйца и печь куличи, к Троице собирать мяту, а к Рождеству накрывать праздничный стол из 12 блюд с кутьей.

Как, например, современная Россия «освежает» старые праздники, оживляет умирающие концепты? За счет атрибутов! Достаточно вспомнить гениальную акцию с георгиевской ленточкой на антеннах автомобилей и на груди граждан в юбилей Великой Победы. Акцию, которая естественным образом распространилась по всем бывшим советским республикам.

Хорошо, когда человек знает, как ему подчеркнуть свою праздничную приобщенность, свое отношение к праздничному событию или поводу. Для этого ему нужно, чтобы было во что включиться — более общее и значимое, чем частная жизнь и личный праздник. Но для этого кто-то должен начать традицию, продумать и предложить ее символы и атрибуты, а это и есть гуманитарная политика государства, причем далеко не в последнюю очередь.

Не знаю, как у вас, уважаемый украинский читатель, а у меня грандиозная обида на нас самих копится из года в год именно по поводу организации наших праздников, в которые мы с вами не знаем, что делать, как праздновать, что надеть и чем украсить дом. Это проблема первая. Почему вся праздничность ограничивается тем, что наши правители по старинному советскому обычаю ходят с корзинами цветов к памятникам Шевчен­ко точно так же, как раньше ходили к памятникам Ленину? Почему единственным общенародным событием остается концерт на площади с пивом в руках у зрителей? Почему нельзя придумать нехитрый набор праздничных атрибутов на тот же День Независи­мос­ти — веночки, букетики, ленточки, флажки, да не знаю, что еще... Кстати, о веночках и ленточках: наблюдая восторженных болельщиц донецкого «Шахтера», украшенных оранжево-черными лентами в прическах, в командных шапочках, повязках, шарфиках и футболках, я уверяюсь все больше, что многие из них ходят на матчи в основном из-за самой возможности так празднично принарядиться.

Но есть и вторая проблема украинских праздников. Боль­шинст­во из них наполнены скорб­но-жертвенной символикой, семантикой наших бед и поражений, а это, извините, не празд­нуется. Очень правильная и эмоцио­нальная идея выставленных све­чей в окнах домов в годовщину Го­лодомора своевременна и логична для закрепления традиции, но таких дней не может и не должно быть много. Исто­рическая память необходима, но почему-то у нас получается помнить и отмечать только горе и печаль. Даже текст национального гимна не лишен страдательных интонаций.

Как бы то ни было, наших общенациональных атрибутов и символов до обидного мало для сплочения нации, для изменения менталитета в самой консервативной из всех сфер общественного мышления — в сфере быта, ежедневного календаря нашего обыденного существования.

Вот и живем мы в своеобразном праздничном многоверии — ситуации, похожей на «двоеверие» (определение Павла Милюкова) Руси Православной, переведшей официальную сторону своего существования в плоскость христианских ценностей, а в быту закрепившей языческие обряды, обычаи, суеверия. Так и мы официально отменили советское, не очень умело ввели украинское, заодно нахватались восточного и западноевропейского, пытаясь лихорадочно заполнить пустоту и серость жизни новыми-старыми празд­никами.