КОРНИ…

Житомир, Нежин, Одесса, Киев, Москва, Омск, Германия, Капустин Яр, Байконур, Подмосковный Калининград; Государственные архивы России, Украины, Молдовы, Черниговской области, Главной Военной прокуратуры, магаданского Управления внутренних дел, Федеральной службы безопасности России, семейные архивы и альбомы, воспоминания родных, друзей и знакомых, — вот вехи пути, пройденного дочерью в поисках доку

ментальных свидетельств жизни своего отца, его страданий и взлетов, корней и истоков…

Этот путь прошла Наталья Сергеевна Королева ради памяти своего великого отца — Сергея Павловича, и ее двухтомник «Отец» послужил поводом и основой для этого материала.

А главное — многолетняя дружба с автором, встречи, непреходящие взаимные любовь и уважение.

Живет в Москве женщина

В середине шестидесятых в Киеве проводилась конференция по легочной хирургии. То были счастливые годы моей хирургической молодости — я работал в экспериментальной лаборатории Киевского НИИ туберкулеза и грудной хирургии им. акад. Ф.Яновского, успешно оперировал. На конференции я делал доклад о пластических операциях на трахее и бронхах, которые впервые разработал с помощью специальных протезов.

В перерыве с таинственным видом меня отвел в сторону коллега, доктор медицинских наук Б.Брусиловский, друживший с приехавшими на конференцию московскими профессорами, и прошептал на ухо:

— Тут с тобой хочет познакомиться одна москвичка, сотрудница профессора М.Перельмана — она пишет диссертацию по сходной тематике. Если можешь, помоги, но не трепись, она — дочка засекреченного ученого, и за нее москвичи отвечают головой.

М.Перельман был для всех нас, торакальных хирургов, человеком заоблачных высот. Конечно, мне было лестно — мой вклад в трахеобронхиальную хирургию оценен, и вот даже некая высокопоставленная дочка интересуется…

Дочка оказалась молодой, скуластенькой стройной брюнеткой с густыми темными бровями, очень доброжелательной и без тени столичного снобизма. Через час, уединившись вдали от аудитории, мы уже говорили не только о том, как заместить участок трахеи трубчатым протезом, но и о своих семьях — у Наташи был сын, у меня тоже, возраст ребят приблизительно одинаков, а значит, и заботы общие. Мы оба были из врачебных cемей: ее мать — ортопед-травматолог, моя — биохимик. Темы отцов не касались — относительно своей собеседницы я помнил предостережение, а моего давно не было в живых.

Короче говоря, созвонившись с женой, я пригласил новую знакомую на ужин к себе домой, и она побежала отпрашиваться у своего начальства.

М.Перельман подозрительно осмотрел меня из-за стекол своих очков в тонкой оправе и, не найдя ничего предосудительного, милостиво кивнул:

— Ладно, веди, но только потом сам привезешь в гостиницу. Говорят, на тебя можно положиться.

Мы очень по-дружески провели этот вечер. Жена, отвлекшись от журналистики, как всегда очень вкусно угощала, а в конце вечера гостья, перелистнув лежащий на столе последний номер журнала «Юность», сказала:

— А вот это мой отец, только никому об этом не говорите.

На фотографии 30-х годов было несколько сотрудников ГИРДа (группы изучения ракетного движения), которые на лесной поляне запускали одну из первых советских ракет. Фамилий под фотографией, естественно, не было, но, вглядевшись в лицо стоящего слева от ракеты плотного, чуть сутуловатого человека, можно было догадаться, о ком идет речь. Дочь была очень на него похожа.

Фамилия Наташи — Королева — в те годы ни о чем не говорила, хотя уже «бипали» над землей первые спутники, побывали в космосе люди.

Мы засиделись, стали приглашать Наташу у нас переночевать. Она позвонила в гостиницу и получила отказ — это уже было не в компетенции даже ее шефа.

Уже после отъезда гостьи мне под большим секретом поведали, что Наталья Сергеевна — дочка «того самого» генерального конструктора ракет и космических кораблей, о котором нигде еще не писали. И я даже в письмах вплоть до смерти С.Королева в 1966 году не намекал его дочери, что знаю ее тайну.

Мы дружим уже почти сорок лет, встречаемся в Москве и Киеве, знаем обо всех жизненных перипетиях друг друга, и я был одним из первых Наташиных друзей, получивших в качестве подарка ее двухтомную книгу «Отец». Подвижнический труд этой скромной и необычайно преданной памяти родителей женщины и побудил меня рассказать читателям «ЗН» о книге и ее авторе.

Итак, в Москве, недалеко от Белорусского вокзала, живет профессор-хирург, лауреат Государственной премии, доктор медицинских наук, хранительница домашнего музея С.Королева, а теперь еще и автор уникального труда о своей необычной семье — Наталья Сергеевна Королева.

Род Королева

«Хирург-женщина — либо не женщина, либо не хирург» — так нередко говорят мои коллеги. В эту профессию представительниц слабого пола посвящают неохотно — дежурства, многочасовые операции, кровавые перевязки — труд не всем по плечу.

Знаю лишь нескольких таких героических женщин — О.Авилову, Л.Сидаренко и Н.Королеву, сумевших стать неординарными фигурами в своем нелегком деле. У каждой из них были свои жизненные сложности, не у всех полноценные семьи. А семью, в которых таких женщин две, знаю только одну — семью Королевых, где жили рядом отличные хирурги — Наталья Сергеевна Королева и ее мама Ксения Максимилиановна Винцентини.

О родовых корнях С.Королева и его жены написано так много, что даже не побывавшие в «королёвских» музеях читатели знают о Житомире и Одессе, где они родились.

Именно в Одессе Королев-мальчик проник на базу гидросамолетов, чтобы прикипеть к ним всем сердцем. А впервые увидеть полет Сергея Исаевича Уточкина ему удалось еще в Нежине, и это, без сомнения, предопределило его жизненный путь.

А между этими событиями было конструирование и освоение планеров в Киеве и Коктебеле; так рождался один из главных принципов конструктора — не только создать, но и по возможности самому освоить. И если бы не подорвали его здоровье не зависящие от него события, то неизвестно, кто первым совершил бы полет в космическое пространство…

Многолетняя, прерывавшаяся и возобновлявшаяся дружба Сергея и Ксаны завершилась браком в Москве, когда он работал в ГИРДе, а она — хирургом в Боткинской больнице.

ГИРД опекал маршал М.Тухачевский, умный и дальновидный военачальник, интеллигентный человек. Здесь работали В.Глушко и безвременно погибший Ф.Цандер — душа организации. Они успешно трудились, хотя тень репрессий уже нависла над исследователями. Работали без отдыха, буквально днем и ночью, часто без выходных — проектировали и создавали первые ракеты, ракетные двигатели. Но неуемный характер С.Королева, его целеустремленность и первые успехи раздражали институтское начальство, ему пришлось оставить должность заместителя начальника института и уйти с действительной военной службы в резерв. А все так хорошо начиналось — Королеву, как председателю технического совета ГИРД, подчинялись четыре конструкторские бригады: первая разрабатывала ракетные двигатели и топливо, вторая — ракеты на жидком кислороде и керосине и азотной кислоте и керосине, третья — испытывала разработки в специальной аэродинамической трубе и разрабатывала воздушно-реактивные двигатели и четвертая — под руководством самого Королева — ракетопланы и крылатые ракеты… Одних названий достаточно, чтобы представить, какая система грозила рухнуть и что творилось в душе ее руководителя.

Королев писал статьи и брошюры, в пределах возможного (секретность!) пропагандировал достижения своих бригад.

Он поддерживал связь с К.Циолковским и Я.Перельманом — пропагандистом космической науки, талантливым популяризатором научных достижений советской техники, автором книги «Межпланетные путешествия», выдержавшей более десяти изданий.

Королев был требователен, он любил говорить: «С техникой нужно обращаться на Вы, но смело…». Бывали неудачи, взрывы, но работа шла, и были ощутимы ее перспективы.

В 1935 году умирает К.Циолковский, а возглавивший институт И.Клейменов явно затирает талантливого сотрудника, постепенно вытесняя его из руководства. Королев работает над завершением своей программы по созданию и испытаниям ракетоплана, а в это время начинаются массовые аресты — М.Тухачевский, Р.Эйдеман, А.Туполев и непосредственные коллеги Сергея Павловича — И.Клейменов и Г.Лангемак.

Конечно, были и радости — 11 апреля 1935 года родилась дочка, 12 января 1937 г. — у Королева юбилей — тридцатилетие. На нем присутствуют друзья семьи знаменитые летчики Д.Кошиц и С.Леваневский — отважные и мужественные люди, вошедшие в историю авиации.

Мать Королева Мария Николаевна Баланина пытается приободрить сына: «Я верю в твои творческие силы и в твою нравственную чистоту и верю в то, что судьба тебя хранит! И хотя мое бедное сердце сжимается всегда при мысли об испытаниях новых твоих машин, вот теперь этот предстоящий полет туда, в бесконечность, но я верю в твою счастливую звезду... Я гоню страх, и я верю в тебя, я лечу душой с тобой туда, вперед, ввысь, и пусть маленькая Наташка получила бы от тебя в дар при рождении этот порыв к творчеству и высшему счастью».

Порыв к творчеству был грубо оборван 27 июня 1938 года, когда С.Королева арестовали. На шесть лет его отлучили от творчества, да и самой жизни.

Пепел отца жжет мое сердце...

«Атмосфера в Москве тогда была действительно жуткой. Арестовывали мужей, их жен и даже взрослых детей, а маленьких отсылали в детский приют», — пишет о том времени Наталья Сергеевна. Оперуполномоченный НКВД Быков, допрашивавший Королева, «изобличает» арестованного в том, что он «является активным участником антисоветской троцкистской вредительской организации, проводившей подрывную деятельность в НИИ №3». Против Королева дают показания не только его бывшие начальники, арестованные до этого, но и находящиеся на свободе коллеги по многолетней совместной работе. Да чему удивляться — после избиений, угроз арестовать жену и дочь «всё» подписывает и сам Сергей Королев.

Королев пишет письмо И.Сталину, военному прокурору, председателю Верховного суда. И сразу вступает в борьбу за единственного сына мать, у которой нет и тени сомнений в невиновности арестованного.

Почему мать, а не жена? Это ясно — жену могли арестовать, ребенка отправить в детский дом, — у НКВД были короткие расправы и длинные руки. София Федоровна, мать Ксаны Винцентини, сразу после ареста зятя подготовила документы на Наташино удочерение — и такой вариант был продуман.

Арестованного конструктора обвиняет не кто-нибудь, а сам прокурор Советского Союза А.Вышинский: «... обвиняется в том, что: являясь участником антисоветской троцкистской вредительской организации, с 1935 года занимался срывом отработки и сдачи на вооружение РККА новых образцов вооружений...». Вот так, не больше и не меньше!

В итоге Королева осуждают на 10 лет с поражением в политических правах на пять лет и с конфискацией имущества. Во исполнение приговора из маленького кабинета отца выносят диван, письменный стол, кресла, стулья и даже пианино, у которого на лестнице ломается дека. Наташина мама и бабушки, пока два сотрудника НКВД неумело выносят все это, прячут нужные с их точки зрения книги под ванну и под матрасы раскладушки в кухне и Наташиной детской кроватки, прячут чернильный прибор Сергея Павловича, модель ракеты, выдав ее за детскую игрушку... Ведь они верят, что Сергею в будущем это все может пригодиться!

Увы, письма арестованного и ходатайства матери остаются без ответа, Королева этапируют в Новочеркасскую тюрьму.

И тогда мать решает подключить к борьбе за сына Героев Советского Союза летчиков М.Громова и В.Гризодубову — депутатов Верховного Совета, лично обласканных лучшим другом советских летчиков. Они живут в специально охраняемых домах, проникнуть к ним почти невозможно, но мать где напролом, где хитростью на грани отчаяния, преодолевает все преграды.

Летчики знают цену Королеву, уверены в его невиновности, понимают обстановку в стране, но почти не колеблются — становятся на его защиту, пишут на депутатских бланках запросы в Верховный суд. И мать подкрепляет эти короткие обращения подробными, аргументированными письмами в те же адреса. И... кое-что срабатывает, после резолюций В.Ульриха и его подручных дело Королева С.П. поступает на доследование.

В Новочеркасск документы приходят с опозданием — арестант уже отбыл на Колыму. Через много лет Наташа Королева проехала весь этот крестный путь своего отца, так же как великий офтальмолог, сын другого репрессированного С.Федоров. Он писал в одном из писем о своем посещении ГУЛАГа: «... его (отца. — Ю.Ф.) пепел жжет мое сердце, я чувствую себя его продолжением...». К счастью, и С.Королев, и Н.Федоров пережили свое заточение. И еще одно совпадение — сидели, а вернее каторжно трудились, почти рядом, и о них обоих написал в своих воспоминаниях третий узник генерал А.Горбатов.

Королев постепенно погибает от цинги, не может ни есть ни пить — распухли десны, опухшие ноги не дают свободно передвигаться. Мало того, что заключенные в пятидесятиградусные морозы спят в палатках, подсыпанных для утепления снегом, их еще и расстреливают за малейшую провинность, да не по одному, а сотнями.

Но бюрократическая машина Верховного суда хоть и неспешно, но раскручивалась, и в ноябре 1939 года заключенного Королева было приказано этапировать обратно, в Москву. Он и в жутких лагерных условиях умел внушать людям уважение: перед расставанием бригадир (вероятно из уголовников, политических на такие посты не назначали), понимая, что до большой земли узник может не дотянуть, забрал у него рванье и дал свой бушлат, пожав руку на прощанье...

Предыдущий этап утонул на пароходе, севшем на камни. Королева спасло опоздание, и он благополучно доплыл на следующем пароходе и довез свою лагерную алюминиевую кружку с надписью на ручке «Королев», едва ли не самую бесценную реликвию в домашнем музее, организованном М.Баланиной и, как семейную эстафету, переданном Наталье Сергеевне.

Повторно следствие проводилось в Москве в 1940 г. Снова протоколы, обвинительное заключение и потрясающее врачебное заключение — «к физическому труду годен»…

Но не нужно думать, что от семей арестованных «врагов народа» все отворачивались и переходили при встрече на другую сторону улицы. Зная, как бедствует семья Королева, как живут впроголодь его жена и дочь, руководители Боткинской больницы профессора М.Фридлянд и главный врач Б.Шимелиович решают помочь Ксане Максимилиановне и зачисляют ее на должность ассистента кафедры с условием, что она должна в самые короткие сроки подготовить диссертацию. Это был смелый поступок по тем временам!

«Такую молодую и уже седую» женщину пытаются вербовать в качестве доносчика органы, она решительно отказывается, что тоже изрядно мужественный поступок для жены человека, которого, несмотря на его очевидную невиновность, снова приговаривают: «за участие в антисоветской троцкистской организации заключить в исправительный трудовой лагерь сроком на восемь лет», правда, теперь уже без конфискации (кое-что из вещей возвратили) и последующего поражения в правах. И снова жалобы и письмо В.Гризодубовой Берии, и письмо М.Громова ему же, и очередная резолюция теперь уже этого палача.

И ничто бы не помогло, если бы в это время не открывались в стране «шараги» — специальные конструкторские бюро-спецтюрьмы, одну из которых «возглавлял» заключенный А.Туполев. Туда, после страшных двух с половиной лет, был направлен С.Королев, и эта зарешеченная контора могла показаться раем. Как только началась война, заключенных не расстреляли, как тысячи других, а перевели в Омск с целью организации авиационного завода, где Королев трудился до 1942 года.

Заключенные выполнили свое задание — наладили серийный выпуск пикирующего бомбардировщика «Ту-2», а С.Королев и В.Глушко начали работы по оснащению реактивными двигателями знаменитого «Пе-2». В связи с проведением этих работ Королева освободили… на девять месяцев позже всех «туполевцев»!

После Омска были годы уже свободного труда в Казани, нечастые приезды в Москву, появились наброски первого облика ракетных кораблей, затем командировка с семьей в Германию на подземные ракетные заводы, где производились «Фау-1» и «Фау-2». Когда в свое время состоялся их первый успешный старт, Вернер фон Браун отметил его установкой на этом месте огромного валуна с бронзовой доской: «3 октября 1942 года этот камень упал с моего сердца». А с Королева даже не была снята судимость. Полная реабилитация состоялась только в 1957 году, как водилось, «за отсутствием состава преступления», хотя уже само 19-летнее пребывание генерального конструктора в статусе «судимого» лица — несомненное преступление советской власти и ее органов.

Разлад

Мне не хотелось бы повторять то, о чем так деликатно и с такой болью пишет Наталья Сергеевна — о взаимоотношениях отца и матери, но из песни слова не выкинешь.

Естественно, годы, проведенные в застенках, вдали от семьи, не могут не наложить отпечаток на характер даже самого цельного человека. Если добавить, что родители Наташи, кроме семейных отношений имели в жизни не менее весомую цель — работу, которая требовала огромной самоотдачи, нервной нагрузки и отнюдь не способствовала укреплению здоровья, нетрудно представить, что после шестилетней разлуки встретились уже не совсем те люди, которых так жестоко разлучили в далеком 38-м.

Увы, прежняя любовь молодости прошла, а время, когда взамен ее приходит дружба, еще не настало. Наступили неминуемое охлаждение и развод.

Мужчины более стойко переживают подобные ситуации. Со слов Наташи, ее мама переживала разлад и появление в жизни мужа другой женщины болезненнее и острее.

Бабушка, Мария Николаевна, не могла не познакомиться с новой невесткой и сказала им: «Нина, Сережа! Ваши взаимоотношения — это ваше личное дело. Но у меня есть единственная внучка Наташа, которую я обожаю… а у нее есть мама Ксения Максимилиановна, которую я люблю, как свою дочь, и не имею оснований относиться к ней скверно… Но если вы, Нина, сумеете сделать моего сына счастливым, если он будет доволен жизнью с вами, то мы с Григорием Михайловичем (отчим С.Королева, к которому он относился, как к родному отцу. — Ю.Ф.) постараемся полюбить вас, во всяком случае, относиться к вам хорошо».

Естественно, на некоторое время после этого отношения невестки со свекровью обострились, но обе сумели взять себя в руки. Наталья Сергеевна приводит переписку матери и бабушки, которая представляет собой документы шекспировского масштаба.

Мать: «Я очень виновата перед Вами, дорогая и очень родная мне Мария Николаевна… Я не люблю рассказывать о себе, тем более рассказывать то, что я временами сама от себя скрываю… Но мне очень тяжело, я, видимо, стою на грани нервного напряжения и, несмотря на присущую мне обычно огромную силу воли, не могу взять себя в руки и как-нибудь отвлечься…

Простите же меня, дорогая Мария Николаевна, мой жизненный друг, за все сказанное Вам, причинившее Вам немало огорчения. Вы сумеете, наверное, понять меня и простить, даже если я по слабости и малодушию покачусь затем по наклонной плоскости. Ведь я так устала всю жизнь бороться и быть мужчиной…

Я думаю, что это послание — крик моей души — будет Вами сразу же уничтожено и просто даже забыто».

Бабушка: «Нет, я не сердилась на Вас тогда, Лялечка, я как женщина Вас понимала… Почему я не уничтожила его тогда и почему и сегодня моя рука не поднимется его порвать (речь идет о письме. — Ю.Ф.)? Очевидно потому, что оно полно любви к моему сыну — его ни одна женщина не любила, конечно, так, как Вы…

Ксана! Я Вас сразу полюбила, когда Вы еще девочкой пришли в мою семью. Относилась к Вам, как к младшей сестре. Я старалась все, что могла сделать для счастья вашей с Сергеем жизни. Я много думала над ней, и, быть может, только сейчас, сопоставляя все, все, для меня как будто проясняются пути Ваших взаимоотношений с Сергеем, приведших к катастрофе».

И, наконец, бабушка на письме матери сделала приписку Наташе: «Наташенька, моя девочка! Не стоит, не читая, уничтожать это письмо. Это крик измученной женщины, твоей матери, пережившей страшную трагедию, это крик Анны Карениной, и это моя искренняя боль и большое, большое горе. Я искупила вину сына и отца твоего тем, что я все-таки вернула тебе отца…». И через год: «Наташа… возьми его, поплачь, пожалей ее и прости за пережитые горькие твои моменты в отношениях с отцом».

Вот такие это были женщины, такие отношения… И так была преодолена пропасть, едва ли не разделившая отца с любимой дочерью.

Так была перевернута еще одна страница их жизни.

Гибель Королева

Естественно, годы тюрем и лагерей не могли не подорвать даже самое мощное здоровье, а здесь еще накладывался труд без передышек, курение в течение многих лет, нервные стрессы…

У Королева начались кишечные кровотечения, при обследовании был неверно поставлен диагноз «полип» и принято решение удалить его самым бескровным способом, через эндоскоп. За время обследования Наташин отец несколько раз покидал больницу — то юбилей, который невозможно пропустить, то очередные дела, от которых Генерального конструктора не освобождает даже болезнь.

Оперировать Королева взялся академик Б.Петровский, который мог бы сделать такую операцию за 15 минут, но во время удаления вдруг возникло массивное кровотечение. Нужно было переходить на полостную операцию, а для этого дать больному наркоз. Это было опасно для больного сердца, а операцию пришлось закончить удалением большой опухоли, не обнаруженной заранее. В реанимации сердце остановилось, и все предпринятые меры оказались неэффективными. Усталое сердце просто не смогло выдержать такой нагрузки.

Не стало безымянного Генерального конструктора, начал вторую жизнь — в сознании человечества — Сергей Павлович Королев, дважды Герой, академик, лауреат и даже возможный претендент на Нобелевскую премию, которую ему бы дали при жизни, если бы страна сообщила Нобелевскому комитету его фамилию и другие данные. Он же был «неизвестным», и даже статья в одной из зарубежных газет так и называлась — «Похороны неизвестного».

Жизнь продолжается

Летают космические корабли, мы уже путаемся в фамилиях космонавтов поздних поколений, стало возможным полететь в космос за 20 млн. у.е., со временем «билеты» могут и подешеветь…

А в Москве живет женщина, читает лекции студентам, нянчит пятерых внуков, ездит на дачу, а теперь вот ждет реакции на 800 страниц своего потрясающего исследования о жизни любимого отца, потерянного и найденного. Не все складывается в жизни, да и не может быть у дочери Королева безоблачного существования. Приходят в дом космонавты, именитые посетители и друзья, она водит их по комнатам домашнего музея, увлеченно, как в первый раз, рассказывает многое из того, что мы сегодня имеем возможность прочитать.

Не сомневаюсь: она еще не раз приедет в Украину, ведь ее корни здесь — в Нежине, Житомире, Одессе, Киеве. Мы снова посидим за обеденным столом, а потом поедем в Лавру или на Андреевский спуск, и никто не догадается, что эта седая, энергичная, с запоминающейся внешностью, еще очень молодая душой женщина — дочь таких необыкновенных родителей, внучка героической матери-бабушки. А если бы узнали, то ни один бы не прошел мимо не поклонившись.

К ней по праву можно отнести слова Е.Патона, адресованные Марии Николаевне: «Для меня Сергей Павлович был образом великого ученого и Человека, тем идеалом, к которому мы все должны стремиться, но никогда его не достигнем».