Константинопольский патриархат и украинские церковные проблемы

Значительный резонанс в среде украинских православных и некоторых политических кругах вызвало заявление архиепископа Скопелосского Всеволода (Майданского) — архиерея в юрисдикции Константинопольского патриархата — о том, что Константинопольский патриархат признает каноническую территорию Московского патриархата (Русской православной церкви) лишь в границах 1686 г., т.е. до присоединения к нему Киевской митрополии, а также о том, что само это присоединение было осуществлено «без согласия и утверждения Святого и Священного Синода Великой Церкви Христовой», т.е. Константинопольского патриархата, в юрисдикции которого Киевская митрополия в то время находилась.

Заявление было сделано во время встречи официальной делегации Константинопольского патриархата с президентом Украины В.Ющенко. Хотя владыка Всеволод не сделал окончательного вывода из собственных утверждений, этот вывод напрашивается сам собой: территорию Киевской митрополии в границах до 1686 г., то есть, по меньшей мере, Украину и Беларусь, Константинопольский патриархат считает своей канонической территорией.

Проблема эта имеет давнюю историю, в подробности которой мы не станем углубляться. Напомним только, что непризнание законности передачи Киевской митрополии Московскому патриархату послужило правовым основанием для дарования Константинопольским патриархом Григорием VII в 1924 г. автокефалии Польской православной церкви. Этот акт не был признан Русской православной церковью, которая сама даровала ППЦ (Польской православной церкви) автокефалию в 1948 г. (после того как большая часть ее приходов, находящаяся за пределами послевоенной Польши, была переведена в юрисдикцию РПЦ).

Москва и Константинополь: из истории соперничества

Вообще во взаимоотношениях Константинополя и Москвы на протяжении ХХ в. возникало немало проблем, первопричину которых следует искать в политических преобразованиях в Европе, изменениях государственных границ, переосмыслении роли и места православия в современном мире, принципов его внутренней организации и регуляции. Впрочем, предпосылки для этого начали закладываться еще в ХІХ в. Возможно, именно такие обстоятельства, как утрата огромной части своей канонической территории вследствие образования новых автокефальных церквей, и верующих — вследствие изгнания православных греков из Турции в 1922 г., а с другой стороны — образование мощных православных диаспор в Западном полушарии, заставили константинопольских патриархов приложить максимум усилий для наполнения реальным содержанием своего титула «Вселенский». В частности, это выразилось в претензии на прямую каноническую юрисдикцию над всеми православными диаспорами в мире, независимо от их национального происхождения, а также на верховный арбитраж во всех спорах, возникающих между православными церквями.

Такая позиция Константинополя неоднократно входила в противоречие с интересами других церквей и прежде всего — Московского патриархата, который, не без влияния со стороны светской власти, уже давно начал претендовать на реальное первенство во Вселенском Православии. Очередной виток ухудшения их взаимоотношений начался в 90-х годах прошлого века после принятия патриархом Варфоломеем I под свой омофор в марте 1995 г. двух заграничных украинских церквей — УПЦ в США и УАПЦ в диаспоре и решения Священного синода Константинопольской церкви о восстановлении Эстонской автономной православной церкви Константинопольского патриархата. Последний акт привел к формальному разрыву между Москвой, которая считала Эстонию своей канонической территорией, и Константинополем. Хотя позже канонические отношения были восстановлены, «эстонская проблема» не решена по сей день, несмотря на многочисленные переговоры церковных делегаций.

С определенного времени активность Константинопольского патриархата коснулась непосредственно Украины, впрочем, отметим ради справедливости, не без инициативы местных политических и церковных кругов. Поводом стала неурегулированная проблема раскола в украинском православии, в частности канонического статуса УПЦ-КП и УАПЦ. Поскольку Московский патриархат занял по отношению к этой проблеме совершенно неконструктивную позицию, возникла идея привлечь к ее решению Константинополь, используя в качестве правового основания отрицание канонической корректности передачи Киевской митрополии Московскому патриархату и вышеупомянутый прецедент начала ХХв.

Очевидно, желания украинской стороны совпали с намерениями самого Константинопольского патриархата. Украинские делегации находили теплый прием на Фанаре (район Стамбула, где находится резиденция Константинопольского патриарха) и уезжали на родину, питая определенные надежды. Во всяком случае, им ни разу четко и недвусмысленно не дали понять, что их старания напрасны и решения украинских церковных проблем следует искать в другом месте. Одновременно Константинопольский патриарх старался, насколько это было возможно, не обострять лишний раз отношения с Москвой из-за украинских проблем.

Во время своих визитов в Россию в 1993 г. и в Украину в 1997 г. патриарх Варфоломей І заявлял, что признает в Украине канонической только Украинскую православную церковь (Московского патриархата). Во время переговоров между делегациями двух патриархатов константинопольская сторона старалась не выдвигать неприемлемых предложений и формулировок, касающихся ситуации в Украине. Представители Константинопольского патриархата неоднократно подчеркивали: украинский раскол должен быть преодолен лишь каноническим путем (что, впрочем, можно было понимать по-разному).

Кризис в отношениях случился в 2000 г., но скорее не с Москвой, а с Киевом, поводом к чему послужило обращение к патриарху Варфоломею І архиерейского собора УПЦ от 28 июля 2000 г. с призывом не вмешиваться в ее внутренние дела. По словам митрополита Одесского Агафангела (Савина), это обращение стало реакцией на сведения о том, что 27 июля того же года Священный синод Константинопольского патриархата объявил Украину своей канонической территорией. Заметим, что позже секретариат Священного синода категорически опроверг эти сведения. Архиерейский собор УПЦ принял обращение к Вселенскому патриарху на основании всего лишь непроверенных слухов, к тому же с поспешностью, совершенно не характерной для церковного стиля изучения вопросов.

В своем крайне резком ответе патриарх Варфоломей отказался признать архиерейский собор УПЦ таковым, назвав его «собранием 35 епископов Украины». Также и предстоятель УПЦ митрополит Владимир (Сабодан) был назван преосвященным митрополитом Киевским, а не блаженнейшим митрополитом Киевским и всея Украины, что соответствует его официальному титулу. В УПЦ это было расценено как непризнание ее самостоятельной церковью.

Этот «обмен нелюбезностями» не имел каких-либо последствий, и через год делегация Константинопольского патриархата присутствовала в Киеве на праздновании 950-летия Киево-Печерской лавры. Однако и тут не обошлось без проблем. В последующем письме к патриарху Варфоломею патриарх Московский и всея Руси Алексий ІІ выразил недоумение в связи с тем, что глава константинопольской делегации, генеральный секретарь Священного синода митрополит Филадельфийский Милитон покинул лавру до окончания праздничной Божественной литургии. Обращалось внимание и на то, что в тексте распространенного от имени патриарха Варфоломея І «Послания в связи с 950-летием основания Киево-Печерской лавры» отсутствовало даже упоминание главы УПЦ митрополита Владимира, а по содержанию оно напоминало обращение к своей пастве, а не «братское приветствие предстоятеля дружественной Церкви».

В поисках точки опоры

Случаи подобного рода можно было бы перечислять и дальше, но и вышеприведенные дают достаточно полное представление о том, сколь мало последователен Константинопольский патриархат в своей «украинской политике». Последователен до конца он, на наш взгляд, лишь в одном — в намерении утвердиться наравне с Московским патриархатом в качестве полноправного субъекта украинских церковных дел. Это, так сказать, программа-минимум, которую все еще нельзя считать полностью выполненной, поскольку, как это ни парадоксально звучит, патриарху Варфоломею І довольно сложно найти надежных партнеров в Украине, несмотря на желание многих проявить себя в таком качестве.

До какого-то времени таковой могла казаться УПЦ-КП — достаточно большая, хорошо организованная церковь с умным и волевым предстоятелем, который, хотя и утверждал постоянно: «главное, чтобы мы сами себя признавали», никогда не оставлял надежд на каноническое признание Киевского патриархата или хотя бы видимость такового. Последним объясняются его интенсивные контакты с другими церквями, непризнанными во Вселенском Православии, — греческими «старостильниками», Болгарской православной церковью, возглавляемой ныне покойным патриархом Пименом, Белорусской автокефальной православной церковью с центром в Торонто (Канада) и т.д.

Препятствием для более тесного сближения Константинопольского патриархата с УПЦ-КП стало, очевидно, осознание того, что ее предстоятель патриарх Филарет никогда не будет принят в качестве стороны переговорного процесса ни Москвой, ни УПЦ, тем более что последняя предала его анафеме, и, следовательно, прямая, последовательная поддержка его не имеет перспектив и даже опасна, поскольку может привести к разрыву с Московским патриархатом.

С другой стороны, и отношение патриарха Филарета к Константинопольскому патриархату неоднократно претерпевало изменения. Вначале он питал надежды на довольно скорое каноническое признание с его стороны и в этой связи положительно оценивал переход УПЦ в США в юрисдикцию Константинополя, следуя, очевидно, такой логике: Вселенский патриарх признал иерархию УПЦ в США, которая до этого считалась в православном мире раскольнической, но с которой Киевский патриархат пребывал в молитвенном общении, значит, в дальнейшем таким же образом может быть признан и сам Киевский патриархат.

Позже его оценки стали более сдержанными, поскольку результатом перехода УПЦ в США в Константинопольский патриархат стало ее дистанцирование от Киевского патриархата. Еще позже позиция архиереев УПЦ в США стала трактоваться как чуть ли не измена национальным интересам, как попытка оторвать американских православных украинцев от их духовной метрополии и подчинить их грекам.

Патриарх Филарет не мог не быть разочарован и попытками объединить УПЦ-КП и УАПЦ под эгидой Константинопольского патриархата. Несмотря на то что 8 ноября 2000 г. в Стамбуле представителями этих церквей была подписана договоренность о начале объединительного процесса, реальных последствий она не имела — не в последнюю очередь из-за саботажа епископата УАПЦ. Это послужило свидетельством ограниченности влияния Константинополя или нежелания действовать более активно.

Вряд ли Константинопольская патриархия могла считать надежным партнером и УАПЦ, хотя последняя имела то преимущество, что к ней УПЦ относилась более терпимо, чем к УПЦ-КП, и даже готова была видеть ее, пусть и не вполне равноправным, участником переговорного процесса. Этапным в отношениях УАПЦ с Константинополем можно считать ее Поместный собор 14—15 сентября 2000 г., на котором предстоятельУПЦ в США митрополит Константин (Баган) был избран «духовным опекуном» УАПЦ. На нем же было решено избирать не патриарха УАПЦ, а лишь предстоятеля в сане митрополита. Им стал митрополит Мефодий (Кудряков). Многие в УАПЦ рассчитывали и рассчитывают до сих пор, что их церковь будет принята Константинопольским патриархатом в молитвенное общение, как ранее УПЦ в США.

Внешние риски и неясные перспективы

С другой стороны, более активно влиять на ситуацию в Украине патриарху Варфоломею I, очевидно, не дают опасения по поводу реакции других православных церквей. Влияние Русской православной церкви во Вселенском Православии очень велико, и она не раз давала это почувствовать Константинополю. Во время кризиса 1996 г. Священный синод РПЦ провел переговоры с предстоятелями Сербской, Антиохийской, Иерусалимской, Болгарской, Польской православных церквей, которые высказали свою поддержку Московскому патриархату в его споре с Константинополем по поводу эстонских церковных дел. Такую же позицию заняли и предстоятели Александрийской, Кипрский, Грузинской церквей.

Характерным можно считать заявление архиепископа Люблинского и Холмского Авеля (Польская православная церковь), сделанное им в Киеве на праздновании 950-летия Киево-Печерской лавры: «У нас хорошие, близкие отношения с Константинопольским патриархатом, но если Константинополь будет вмешиваться во внутренние дела канонической церкви в Украине, весь епископат будет первым врагом Константинополя».

С Элладской православной церковью, с которой Константинопольский патриархат традиционно связывали наиболее близкие отношения, он недавно очутился на грани разрыва из-за спора о праве назначать митрополитов в северные епархии Греции. Таким образом, угроза изоляции во Вселенском Православии является для него довольно реальной и заставляет быть более осторожным.

Поэтому заявление архиепископа Всеволода, которое до сих пор не имело каких-либо официальных последствий, можно было бы счесть его личным мнением, если бы не ряд обстоятельств — то, что сделано оно было на встрече с президентом Украины, что незадолго до этой встречи по поручению президента у патриарха Варфоломея I побывал в Стамбуле государственный секретарь А.Зинченко и передал приглашение посетить Киев и, наконец, то, что архиепископ Всеволод является опытным церковным дипломатом, неоднократно бывавшим в Украине, хорошо знающим ситуацию в ее церковных кругах.

Не исключено, что вопросы объединения украинских православных церквей и канонического признания единой поместной церкви могут снова быть поставлены на повестку дня украинской властью. На сложность решения этих вопросов в чисто церковной плоскости мы уже указывали. Но, кроме этого, существует и негативный опыт самой власти в церковных делах. Примеры тому — безрезультатные поездки в Стамбул ее представителей в предшествующие годы, провальная попытка президента Л.Кучмы добиться в Москве для УПЦ статуса автономной церкви.

Возможно, государственному руководству целесообразнее было бы воздержаться от инициатив в этом направлении, тем более что этим может воспользоваться оппозиция для обвинений новой власти в нарушении конституционного принципа отделения церкви от государства. Но это верно лишь с тактической точки зрения, а не с точки зрения стратегии государственного развития. Для народа с тысячелетней православной традицией, обретшего свою государственность, состояние, когда его православная церковь разделена на три части, причем наибольшая и наиболее влиятельная из них находится в юрисдикции заграничного патриархата, является абсолютно ненормальным. Ссылки на трудности или даже на невозможность изменения ситуации в ближайшем будущем подобны ссылкам на серьезность болезни и невозможность излечиться от нее наличными средствами. Вывод в том и в другом случае должен быть один — необходимо изыскивать действенные средства, а не позволять болезни прогрессировать или переходить в хроническую стадию.