«Катынь». Примечания зрителя

В этом году 13 апреля исполняется ровно 65 лет с тех пор, как поляки впервые услышали страшное слово «Катынь». Volens nolens украинцы не остались непричастными к дням польской скорбной памяти — в рамках Дней польского кино во Львове, в Киеве, Харькове и Одессе в течение апреля они увидят последний фильм Анджея Вайды «Катынь. Post mortem». Стараниями польских посольств единичные просмотры фильма уже были организованы в Беларуси и России. И рецензенты забеспокоились: фильм-де труден для понимания не польского зрителя. Там такого наворочено, что не каждый поляк разберется!

Трудности возникнуть могут, согласна; но не эстетического порядка — символика «Катыни» на редкость прозрачна. Все зависит от того, насколько мы готовы понять самих себя, разобраться в истории своей страны (теперь уже — стран).

Два потока беженцев движутся навстречу друг другу. «Люди, куда вы?! Там за нами немцы!» — кричат в одном. «Советы вошли!» — раздается отчаянный крик тех, кто бежит навстречу. Это — начало «Катыни», в кавычках и без таковых.

О пакте Молотова—Риббен­тропа и секретном протоколе к нему сегодня не знают разве что грудные младенцы. Но эта осведомленность удивительнейшим образом уживается с уверенностью, что советские войска 17 сентября 1939 года шли защищать украинцев и белорусов, которые к тому же — мало им мировой вой­ны, — подняли восстание (из приказа военного совета Белорусско­го фронта от 16 сентября 1939 г.).

Вас шокируют кадры дружеских рукопожатий советских и гер­манских командиров? Но так было. Были совместные «парады победителей», запечатленные на кино и фотопленку (например, в Брес­те) и даже совместные военные действия. Если не верите Вайде, поверьте военному атташе Германии в Москве тех лет Кест­рингу, который свидетельст­вовал, что военное сотрудничество СССР и Германии протекало безукоризненно на всех уровнях.

28 сентября 1939 г. в Москве был подписан «Советско-германский договор о дружбе и границе». В одном из двух секретных протоколов к Договору высокие стороны обязались совместно бороться с польским сопротивлением.

Но дружба не будет вечной. Очень скоро освобожденных украинцев начнут расстреливать за «пособничество Гитлеру». Само это словосочетание утратит первоначальный смысл… Потому что расстреливать будут и тех, кто с Гитлером сражался, но не под командованием красных командиров. Однако не будем забегать вперед. Тем более что к фильму Вайды это прямого отношения не имеет.

К началу ноября 1939 года СССР объявил о захвате в плен 300 тысяч польских солдат и офи­церов. О том, как рядовых то отпускали, то брали опять, и об их трудовых буднях на строительст­ве дорог в светлое будущее (в основном в отдаленных северных районах) следовало бы написать отдельно. Ну а офицеры, военные капелланы, врачи, полицейские и юристы были отправлены в загодя приготовленные для них лагеря. Почти все узники трех из них — Осташковского, Старобельского и Козельского — весной 1940 г. будут уничтожены.

13 апреля 1943 г. Берлинское радио сообщило о массовых захоронениях польских офицеров в Катынском лесу. 14 апреля началась эксгумация, при проведении которой уже с 15 апреля присутствовала Техническая комиссия Польского Красного Креста. Действо велась с чисто немецкой тщательностью. Тела поднимали из могил и укладывали ровными рядами. Извлекалось все содержимое из карманов, распарывались даже белье и обувь; если ничего не удавалось найти, срезались монограммы с одежды и белья. Все найденное складывалось в отдельный конверт, снабжавшийся порядковым номером, идентичным выбитому на металлической пластинке. Конверт прикреплялся к останкам. Затем содержимое пакетов тщательно исследовалось. Если удавалось установить имя и фамилию жертвы, они вносились в список под тем же номером. Если нет, против номера стояла запись «личность не установлена».

В сентябре 1943 года Герман­ское информационное бюро опубликовало «Белую книгу», в которой был список идентифицированных тел польских офицеров. Таковых было 2730. Все они были узниками Козельского лагеря.

25 сентября 1943 года Смоленск был занят советскими войсками, а вслед за ними в Катынь выехала большая группа оперативников и следователей центрального аппарата НКВД и НКГБ. Место захоронений было огорожено и строжайше охранялось. Началась предварительная работа. Было «получено» 177 заявлений и допрошено 95 свидетелей. Только после этого, 12 января 1944 года, была создана «Специальная комиссия по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу (близ Смоленска) военнопленных польских офицеров». Председателем комиссии был назначен главный хирург Красной Армии, академик Николай Бурденко.

Комиссия продолжала допро­сы свидетелей — простых советских граждан, не имевших счетов в банке и потому работавших во время оккупации подсобными рабочими, посудомойками в офицерской столовой, — не важно кем и где, но работавших на немцев. За это, согласно указу президиума ВС СССР от 19 апреля 1943 г., им грозила смерть через повешение. Неудивительно, что в сложившейся ситуации у многих «пособников оккупантов» прямо-таки открывались паранормальные способности. Они на глазок определяли то, что может выяснить только лабораторное исследование. Например, что полуистлевшие веревки, которыми были связаны некоторые тела убитых офицеров, были немецкого производства. Не голландского, не английского, а именно немецкого. Показания свидетелей тщательно документировались, многие снимались на кинопленку. 3 февраля 1944 года писатель Алексей Толстой писал председателю Чрезвычайной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков Нико­лаю Швернику: «Глубокоува­жаемый Николай Михайлович! Я смотрел кинохронику Катынс­кого дела и нахожу, что в таком виде она не только совершенно не годится для показа, но может даже произвести отрицательный эффект. Сцена допроса свидетелей озвучена так, что похоже на то, что свидетели повторяют какой-то заученный урок. Их речь получается неживой и вследствие этого неправдоподобной(...) Я считаю, что в сцене допроса надо, чтобы текст читал диктор, а не участники допроса. Крепко жму Вашу руку. Алексей Толстой».

А за ограждением, на месте захоронения, как грибы после дож­дя собирали документы, доказывающие, что польские офице­ры были расстреляны не в 1940-м, а в 1941 году, уже после захвата фашистами Смоленска. Дотошные, пунктуальные немцы, изъяв все, что относилось к весне 1940-го и ранее, прямо-таки россыпью оставляли газеты, квитанции и документы, датированные более поздним временем. Этими «вещдоками» в начале 90-х годов займутся следователи Главной военной прокуратуры Российской Федера­ции, ведущие Катынское дело, и докажут, что все они — подделки, причем весьма грубые.

Бурденко. Умница, талантливый на грани гениальности нейрохирург. Как он мог оставить такой след в истории? Есть мнение — весьма компетентное! — что это было искреннее заблуждение. Бурденко сам верил в то, что обязан был доказать. Он видел в Орле останки советских солдат, расстрелянных немцами выстрелом в затылок. В Катыни, увидев черепа с такими же пулевыми отверстиями в затылке, академик был глубоко потрясен идентичностью методов расстрела и — уверовал!..

Не спорю, эта самая идентичность производит глубокое впечатление. В фильме Вайды использованы кадры из двух хроникальных фильмов. «В Катынс­ком лесу» — так называется немецкий фильм. «Трагедия в Катынском лесу» — название советского. «Во всех случаях установлен типично большевистский метод убийства — выстрел в затылок», — сообщает голос за кадром в первом. «Выстрел в затылок — излюбленный метод гестаповских убийц», — слышен дикторский текст во втором.

Эта идентичность психологически нестерпима, от нее хочется убежать, спрятаться. Даже в зарослях лжи, если больше некуда. Как иначе объяснить, что ни пережитые репрессии, ни перестройка, ни вожделенная независимость не помогли понять тех, кто говорил «нет» и красным, и коричневым? Наверное, это действительно слишком сложный символ — безукоризненно прямая спина жены генерала в тот момент, когда она отказывается, — казалось бы, всего-то! — вслух прочесть для немецкого радио уже готовый текст, свидетельствующий, что ее муж расстрелян в Катыни НКВД.

«Если необходимо выбирать, то я выбираю убитых, а не с убийц» — говорит Агнешка, сестра расстрелянного в Катыни поручика, чудом уцелевшая участница Варшавского восстания. Фильм именно об этом. О неизбежности выбора между жертвами и палачами, между правдой и ложью. Выбора, перед которым оказались не только герои фильма, и не только военное поколение поляков.

13 апреля 1990 года было опубликовано официальное заявление ТАСС о «непосредственной ответственности за злодеяния в катынском лесу Берии, Меркулова и их подручных». В том же году Главная военная прокуратура начала следствие. 14 октября 1992 года были обнародованы и переданы Польше документы «особого пакета №1». Стало известно, что решение политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. предписывало расстрелять не только 14700 военнопленных, но и 11 тысяч заключенных тюрем западных областей УССР и БССР. 5 мая 1994 г. зам. начальника Службы безопасности Украины генерал Хомич передал заместителю генпрокурора Польши Снежко список заключенных, отправленных на расстрел из украинских тюрем, — 3435 человек, так называемый «украинский список». Белорусского нет до сих пор.

Судя по темпам развития событий, выбор давался с трудом. К тому же, как выяснилось позже, он не был окончательным, по крайней мере, для России. Что удалось выяснить военной прокуратуре после 1994 года, не известно. А ведь следствие продолжалось еще десять лет! Не слишком подробно информировали российскую общественность и о том, как проходили эксгумации в Катыни, Харькове и Медном в 1994—1996 гг., да она того и не требовала. Зато стали появляться — и чем дальше, тем больше — материалы о судьбах пленных красноармейцев в польских лагерях и о событиях… 1612 года.

21 сентября 2004 г. Главная военная прокуратура РФ прекратила катынское дело по факту смерти виновных. Таковыми признаны «ряд конкретных высокопоставленных должностных лиц СССР». Их персональный состав главный военный прокурор
А.Н.Савенков на своей пресс-конференции 11 марта 2005 г. объявил государственной тайной (sic!).

Примерно в то же время в Интернете появилась целая колония сайтов, настойчиво предлагающих вернуться к версии комиссии Бурденко: польских офицеров расстреляли немцы. Похо­же, что создатели сайтов не знакомы даже с самыми известными трудами польских и зарубежных историков, ничего не слышали о Комиссии Мэдлена (комиссии палаты представителей конгресса США); и даже издание двух пухлых томов катынских документов в России как-то прошло мимо них. Аргументация, прилагаемая к эмоциям, отдающим советским нафталином, явно для внутреннего пользования. Человека хоть сколько-нибудь осведомленного она убедить не может. Полемизировать с этим не хочется. Но один контраргумент я, пожалуй, здесь приведу.

Святослав Караванский, украинский поэт и публицист, отсидевший 29 лет в советских тюрьмах, в 1970 году получил еще десять за «провокационные измышления по так называемому Катынскому делу». В 1980 году, уже находясь в эмиграции, он сказал: «Трудно себе представить, чтобы это преступление совершили немцы, ведь прошло уже столько лет, а среди немцев как-то не нашлось никого, кому предъявили бы подобное обвинение... Удалось же выявить палачей Освенцима, Майданека, Бухенвальда. Их имена обнародованы…».

Иными словами, современная Германия давно поняла, что отправляться в будущее, связанной круговой порукой с палачами, — предприятие совершенно безнадежное. Она оставила их в прошлом и решительно отреклась от содеянного ими зла. И тем самым — очистилась. Кстати, торжественное церковное слово «покаяние» в дословном переводе означает всего лишь «изменение направления движения».

А собственно, куда мы летим, пущенные как стрелы натянутой тетивой не нами созданных обстоятельств? У нас есть минута. Ровно минута полной тишины и темного экрана (так заканчивается фильм Вайды), чтобы об этом подумать.