КАК Я ВЗОРВАЛА РЕЙС 858 «КОРИЭН ЭРЛАЙНЗ»

Это самое крупное преступление, которое когда-либо совершила женщина: взрыв «Боинга» со 150 пассажирами на борту. После этого террористического акта она была арестована вместе со своим сообщником, который вскоре покончил с собой. В Южной Корее ее приговорили к смертной казне, затем помиловали. Спустя семь лет она сделала эти признания в своей книге «В яме с тиграми».

«Вот и он - сообщник, которого мне назначили северокорейские спецслужбы, - Ким Сеунг ИИ ждет на взлетной полосе, в ста метрах от самолета рейса 858 «Кориэн эрлайнз». Теперь он будет выдавать себя за моего японского отца.

Стоя за стеклянной дверью аэровокзала, я наблюдаю, как команда техников завершает осмотр самолета. Сегодня 28 ноября 1987 года. Наступает ночь. В эту пору в Багдаде властвует удушливая жара. Через несколько часов мы полетим к месту назначения с промежуточной посадкой в Абу-Даби. «Скоро, Ок Хва, - шепчет Ким, пытаясь в первый раз воспользоваться псевдонимом, присвоенным мне секретными службами, - очень скоро».

Отведя взгляд от самолета, который нам предстоит взорвать, я замечаю двух одинаково одетых азиатов, лавирующих в толпе. Они направляются к нам. В руках одного из них толстый чемодан. Я догадываюсь, что это наши связные и что в чемодане бомба. Я играю уверенность и спокойствие, но у меня перехватывает дыхание.

Мы обмениваемся рукопожатиями. Вынув из чемодана и передав нам большую дорожную сумку, оба азиата уходят. Я с удовольствием уступаю ее Киму. «Запомни, - говорит он мне, когда мы направляемся на посадку, - что батарейки для радио соединены с детонатором. Они особой конструкции, и их нельзя заменить стандартными батарейками».

На контроле мы расходимся. Все идет хорошо, пока агент безопасности - хмурая женщина лет тридцати - не находит в дорожной сумке батарейки. «Запрещено производить посадку с батарейками в багаже». Я умоляюще смотрю на нее. На моих глазах выступают слезы. Но хмурая женщина остается непреклонной. Зачем несколько батареек без особой нужды? Она бросает их в урну, и мне кажется, что она уже в чем-то подозревает меня. В тот момент, когда я, вдохнув побольше воздуха, собираюсь настоять и потребовать возвращения моих батареек, появляется Ким. Он уже покончил с формальностями контроля. Для меня это - возвращение спасителя. Я быстро пересказываю ему случившееся. Он хмурит брови, смотрит в урну, наклоняется и достает батарейки, которые сразу же вставляет в приемник. Включив радио, Ким обращается к агенту: «Батарейки для этого приемника, только и всего. В других аэропортах у нас никогда не возникало с ними затруднений». Хмурая женщина посылает вопрошающий взгляд таможеннику, присутствующему при этой сцене. Он подходит к нам и говорит: «Хорошо, вы можете взять их с собой». «Я же говорил этим дурням в Пхеньяне, что у нас здесь возникнут проблемы», - шепчет Ким, когда мы уходим.

Нам удается найти два места в зале ожидания, и я сажусь. Ким берет дорожную сумку и направляется к туалетам. Через минуту он возвращается. «Мужские туалеты все заняты, - говорит он. - Надо, чтобы ты взяла бомбу и пошла завести часовой механизм». Я в ужасе. Конечно, меня проинструктировали, как активизировать детонатор, конечно, я в этом долго упражнялась, но с самого начала я думала, что все будет идти, как предусмотрено, и эту часть операции Ким выполнит сам. Наши глаза встречаются, и мне стоит больших усилий выдержать его пристальный оценивающий взгляд.

«Хорошо, ждите меня здесь». Иду в женский туалет, закрываюсь в кабине. Тысячи раз на учебной бомбе я повторяла эти операции, но теперь не могу справиться со страхом. У меня дрожат руки. Ничего не выходит. Остается только одно средство - остановиться, подумать и еще раз приступить к настройке. На часах 22.40. Вылет через 20 минут. Наконец-то я завожу часы детонатора. Он должен сработать в 6 утра. Невозможно справиться с дрожью. Такое впечатление, что механизм взорвется у меня в руках.

Начиная с этого момента, дороги назад нет. Я взволнована, но тем не менее не чувствую ни тени сомнения в том, что делаю. Мои мысли только об одном: выполнить задание, как подобает истинной коммунистке, и тем самым оправдать доверие правительства моей страны.

На выходе, заметив отражение в зеркале, обнаруживаю черты, наложенные усталостью и тревогами прошедших дней. Внезапно лицо моей матери накладывается на мое, и я спрашиваю себя, что она подумала бы о своей дочери, увидев ее здесь. Вряд ли она благословила бы меня на это.

Когда я возвращаюсь к Киму, посадка уже идет. Мы садимся в автобус, который довозит нас до самолета. Ночь обволакивает Багдад.

Пассажиры, почти все южнокорейцы, оживленно разговаривают. Я всматриваюсь в их лица. Они мне кажутся такими родными. В сущности, мы одна нация, волей истории разделенная искусственной границей. Впрочем, я помню и то, чему учили мои руководители, и как заклинание начинаю повторять: цель операции - сделать добро для двух наших стран.

Мы проходим в салон самолета. Я располагаюсь рядом с иллюминатором. Ким занимает место в середине, рядом с ним садится белая женщина. Если она останется на борту, то умрет через несколько часов вместе со всеми. Я содрогаюсь.

При взлете мне удается немного успокоиться, но вскоре страх вновь овладевает мной. Мне кажется, что бомба вот-вот взорвется. Ритм моего сердца усиливается каждый раз, когда стюардесса идет вдоль прохода. Я пытаюсь успокоиться, думая, что скоро получу самые высокие почести в своей стране.

Один за другим пассажиры засыпают. Свет гаснет.

Между Багдадом и Абу-Даби всего только час полета, но этот час, кажется, будет длиться вечность. Все мучения, которые мы пережили перед взлетом, ничтожны по сравнению с тем, что я испытываю сейчас.

Ждать. Ничего не остается, как ждать.

Неожиданно командир экипажа по бортовой трансляции сообщает Нам о скорой посадке. Самолет снижается. За мутными стеклами иллюминатора бегут пестрые огни полосы. Спустя минуту табло «Пристегните ремни» гаснет, и мы поднимаемся с мест. Я продвигаюсь к выходу, боюсь обернуться. Страх, что стюардесса заметит «потерю» и поспешит вернуть ее нам, не оставляет меня. Еще несколько минут, и мы оставляем за спиной распахнутый входной люк.

В холле служащий безопасности собирает билеты пассажиров, которые делают пересадку, и раздает желтые посадочные карточки тем, кто продолжит свое путешествие рейсом 858. Я понимаю, что возникает серьезное препятствие. По плану я и Ким должны пересесть на рейс 603, следующий в Рим. Но сдать билеты этому полицейскому, значит вызвать его вполне логичный вопрос: «Почему японец и его дочь, совершающие, как значится в билетах, поездку из Бахрейна в Абу-Даби, не пробыв и дня в пункте назначения, отправляются в Рим?» Гораздо легче было продолжить этот путь напрямую из багдадского аэропорта.

Мы не можем ему рассказать, что намереваемся провести один день в Абу-Даби, ибо в таком случае нам потребуется виза. А это невозможно, так как на этот счет нет официального соглашения между Японией и Объединенными Арабскими Эмиратами. В любом другом аэропорту мира не собирают билетов с пассажиров, которые совершают пересадку. Я думаю, что нам не выпутаться. Но когда подходит очередь, Ким подает на контроль другие билеты, на которых фигурирует маршрут Вена-Багдад-Бахрейн. Служащий их разъединяет и говорит, что займется формальностями с посадкой в Бахрейне. «Мы должны как можно быстрее покинуть Абу-Даби, - объясняет мне Ким, - и сейчас сядем на самолет в Бахрейн. У нас нет выбора. А уже оттуда будем выбираться в Рим».

Рейс 858 «Кориэн эрлайнз» улетает в Бангкок. Я смотрю на удаляющийся самолет и его исчезающие огни. Меня трясет от озноба.

Работник аэропорта, взявший наши билеты, просит нас не беспокоиться и сообщает, что их нам вернут перед взлетом, который назначен на 9 часов утра.

Ким сел. «Это занимает всегда много времени, чтобы определить причины аварии самолета, - говорит он. - Мы будем в Пхеньяне прежде, чем они начнут нас искать».

Светает. Смотрю на часы: 5.55. Я думаю о самолете, который должен сейчас перелетать Андаманское море и через несколько минут...

В 9 часов мы беспрепятственно улетаем в Бахрейн. Час спустя мы на месте. В первую очередь нам следует забронировать места на ближайший рейс в Рим.

Сегодня 29 ноября. Обычный воскресный день.

Билеты, купленные в Абу-Даби, подлежат регистрации в местном представительстве авиакомпании, которое, увы, в воскресенье закрыто.

Уязвленный Ким мне говорит, что мы вынуждены провести здесь ночь. «Таможня поставит нам транзитные визы на три дня».

Все светлое время суток мы спим. Нам больше нечего делать. В понедельник утром мы пытаемся зарезервировать места в Рим, но нам отвечают, что все рейсы заполнены, необходимо дождаться вторника.

ПЕРВЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ СВАЛИВАЮТСЯ НА НАС, КАК СНЕГ НА ГОЛОВУ

Достаем фотоаппараты и пытаемся снимать достопримечательности. Они не способны нас заинтересовать. Чтобы убить время, делаем мелкие покупки в магазинах.

День сменяется вечером. Мы ужинаем в номере. Внезапно раздается телефонный звонок. Я была настолько удивлена, что выпустила из рук банан, который чистила. Никто не знает, что мы здесь, даже наши руководители. Я смотрю на Кима. Чувствую, что бледна, как полотно. Он снимает трубку, затем вешает ее, не обронив ни слова. Менее чем через минуту телефон звонит снова. Ким, слушает и делает мне знак передать ему наши документы. Сообщив кому-то наши имена и номера паспортов, он вешает трубку. «Это японское посольство». Он вздыхает, смотрит на меня и добавляет: «Не волнуйся! Они с трудом распутают этот клубок». Я обеспокоена: «Они уже узнали, где мы находимся, и думаю, что не замедлят выяснить, кто мы такие». Лицо Кима неподвижно. Я встаю и начинаю убирать со стола, когда телефон звонит в третий раз Ким, подходит к аппарату, затем поворачивается ко мне. «В холле, - говорит он, - люди из южнокорейского посольства. Они сейчас поднимутся сюда, чтобы с нами побеседовать. Ложись и делай вид, что спишь. Предоставь мне отвязаться от них».

Скоро в дверь действительно постучали. Ким идет открывать. «Моя дочь просит вас ее извинить, - говорит Ким. - У нее был трудный день, и она должна отдохнуть». Незнакомцы представляются, и я слышу, как они располагаются за столом. Корейцы не говорят по-японски, и сложный разговор происходит на ломаном английском.

Визитеры долго кружат вокруг да около, прежде чем объясняют цель своего визита. В конце концов они решаются: «Рейс 858 «Кориэн эрлайнз» исчез с радаром до совершения посадки в Бангкоке. Мы думаем, что самолет упал в море», - говорит один из них. В свою очередь я понимаю, что они не исключают мысль о террористическом акте и что мы находимся под подозрением.

Нам все же это удалось! Я не испытываю ни малейших угрызений совести. Мы выполнили наше задание. Теперь я уверена, что благодаря этой акции Олимпийские игры в Сеуле не состоятся.

Посетители уходят, пообещав вернуться на следующий день.

Я ДОГАДЫВАЮСЬ, ЧТО МЫ ПРОПАЛИ

Ким, который на исходе сил крепко засыпает и громко храпит всю ночь. Я же не Могу сомкнуть глаз и до утра смотр о то в потолок, то на часы. Мне холодно. Я предчувствую, что наш арест - это всего лишь вопрос времени.

Утром мы с поспешностью собираемся, чтобы не пропустить наш самолет. Все готово. Я уже на пороге, но Ким останавливает меня. У него в руках две пачки Мальборо. Я знаю, что в каждой - по ампуле с цианидом. Одну из них он передает мне. «На случай, если дела примут дурной оборот», - говорит он мне. Я замечаю, как дрожит его рука.

Мы ловим такси и быстро едем в аэропорт. К счастью, все обошлось без происшествий. Ким торопится получить наши билеты. В это время я обвожу взглядом зал ожидания: никаких признаков слежки.

Билеты оформлены. Я уже поверила в то, что мы вырвемся отсюда. В этот момент чей-то голос обращается к нам на безупречном японском: «Пожалуйста, ваши паспорта». Мы оборачиваемся и видим высокого восточного вида человека. Не проронив ни слова, отдаем ему наши документы. Незнакомец исчезает. Затем нас просят выйти из очереди и подождать.

Скоро он возвращается и приказывает высокомерным тоном: «Оба оставайтесь здесь!» «А в чем дело?» - спрашивает Ким Сеунг ИИ. «Я из японского посольства в Бахрейне. Только что установлено, что у вас фальшивые паспорта. Мы передаем вас в распоряжение полиции, которая здесь будет с минуты на минуту. И без глупостей!»

Воспользовавшись предоставленной минутой, Ким обращается ко мне: «Держись, Ок Хва! Мы раскрыты и сейчас надо будет проглотить ампулу. Это избавит нас от страшных страданий. Я умираю спокойно: мне не о чем сожалеть. У меня была долгая жизнь. Но ты...» Его голос обрывается, он опускает голову, и ему потребуется время, прежде чем он вновь посмотрит на меня. Старик Ким Сеунг ИИ тихо плачет. Я поражена таким открытием. Он один из лучших секретных агентов Северной Кореи, настоящий борец за Революцию. Во время всей этой операции, несмотря на возраст, несмотря на болезнь, несмотря на все повороты судьбы, мой «японский папа» ни разу не поддался страху.

Слезы хлынули из моих глаз и потекли по щекам. Я не могу произнести ни слова, лишь движением головы обозначаю мое согласие.

В это самое мгновение в зале аэропорта появляются полицейские. Высокий офицер приказывает следовать за ним. Нас разводят в разные стороны. В маленькой комнате для обыска женщины в форме осматривают каждый квадратный сантиметр моего тела. Затем тщательно изучают содержимое моей косметички. Сигареты почему-то не привлекают их внимания. Я быстро кладу пачку в сумку. Когда меня вновь приводят в зал, Ким и офицер полиции уже там. Старик смотрит на меня и округляет брови, как бы спрашивая: «Как себя чувствуют мои сигареты?» Я отвечаю ему улыбкой. Ким протягивает мне японскую сигарету, чтобы заставить поверить, что мы оба курим. Таким образом, когда настанет решительный момент, мой жест не вызовет у них подозрения.

Через некоторое время одна из тех женщин, которые меня обыскивали, требует мою сумку. Отказать невозможно. Сигареты я перекладываю себе в карман. Но она хочет забрать и их. Я вынимаю намеченную сигарету, а пачку протягиваю ей. На этот раз мое действие, без сомнения, очень подозрительно. Нельзя терять ни секунды. Я подношу фильтр к губам и разгрызаю. С пронзительным криком моя охранница бросается ко мне. Но поздно. Он как последний отголосок моих пережитых тревог. Я чувствую, как могущественная сила увлекает меня в успокаивающую темноту, мягкую, как шелковое одеяло. Верная «дочь» Кима Сеунга ИИ, годами надрессированная быть послушной ему собакой, умирает. Все кончено...

P.S. После отправления Ким Хьюнг Хи была доставлена в больницу. Усилиями бахрейнских врачей удалось спасти ей жизнь.