КАК АЛИК ПРИВЕТСТВОВАЛ НИКИТУ СЕРГЕЕВИЧА ВОСПОМИНАНИЯ О НАШИХ АБСУРДАХ, НАВЕЯННЫЕ ОДНОЙ ФОТОГРАФИЕЙ

Где на снимке Алик, а где Никита Сергеевич — надеюсь, ясно каждому, а могучая фигура как бы между ними — это наш главный в то время партийный босс Украины Алексей Илларионович Кириченко, будущий второй секретарь ЦК КПСС, то есть практически — второе лицо в той большой стране под названием СССР. Снимок сделан 25 декабря 1957 года на Крещатике во время демонстрации трудящихся по случаю 40-летия Советской Украины. Об этом моменте вся советская печать, начиная с «Правды», писала (кстати сказать, во всех газетах по-тассовски одинаковыми словами) так: «... Идет юность Украины —пионеры, комсомольцы, задорная, веселая молодежь. От колонны отделяется группа мальчиков и девочек, у них в руках большие букеты цветов. Под бурные аплодисменты ребята поднимаются на трибуну и преподносят цветы Первому секретарю ЦК КПСС тов. Н.С.Хрущеву».

Привычные фразы, привычная картинка, вроде бы все — как всегда. И все-таки есть один нюанс, из-за которого могли бы быть неприятности у организаторов праздника, в первую очередь у тех ответственных работников, которые непосредственно готовили именно этот волнующий миг — «дети вручают...» Нет, можно с уверенностью утверждать, что по такому деликатному поводу никаких спецуказаний или спецраспоряжений, а тем паче решений или постановлений не было. Да и не могло в то время быть (при чем тут европейский вопрос, спрашивается?). Но каждый преданный коммунист должен был сам понимать... Своим высоким сознанием. Классовым чутьем, наконец.

Да, вроде бы действительно ничего сверхособенного, ну а вдруг?

— Что вдруг?

— Вдруг он спросит: «Как тебя зовут, мальчик?»

— Ну, мальчик и ответит: «Алик».

— А фамилия?» — заинтересуется вдруг Никита Сергеевич.

— Зачем фамилия?

— Ну просто так... «А как твоя фамилия, мальчик?»

— Ну?

— Ну и услышит в ответ: «Кацов», «Алик Кацов»...

Вот тебе и раз! Концовка — «ов», корень — «Кац». Представляете? Тут могла последовать любая реакция: и нервный смех, и легкий стресс, и, не дай Бог, сердечный удар. И даже не потому, что так уж... А просто от неожиданности... От непривычности и, как бы это сказать, неблагозвучности фамилии, что ли...

К счастью, все обошлось благополучно, все остались довольны. Алику вручили огромную (он никогда прежде таких не видел) коробку шоколадных конфет с Богданом Хмельницким на коне. И осталась на память вырезка из какой-то газеты с этой прелюбопытнейшей фотографией. Но не менее любопытно то, что газетную эту вырезку я случайно обнаружил в... Израиле. Будучи в служебной командировке, я гостил у своего родного племянника Жени, тоже, к слову сказать, Кацова, ибо он сводный младший брат Алика по отцу. Женя уже несколько лет живет в небольшом поселке под Хайфой, работает в ремонтно-строительной фирме, трудится много, но и чувствует себя как-то уверенно. Вместе с женой, которая тоже работает, и ее родителями воспитывают двух славных мальчишек, один из которых родился уже там. Однажды вечером, рассматривая, как водится, старый, увезенный из Киева семейный фотоальбом, наткнулись вдруг на вырезку, — и «пошли-поехали» воспоминания...

Как же так могло случиться, что в те годы допустили вдруг еврейского мальчика к «самому-самому»? В такой апофеозный момент. Мало того, именно Алик Кацов еще и приветствовал вождя по-украински «... від піонерів та школярів столиці України».

А получилось вот что.

Вообще-то для подобных мероприятий существовала давно разработанная во всех деталях система. Где-то за месяц-полтора до майских или октябрьских праздников киевский Дворец пионеров получал распоряжение готовить ребят для «головки городской колонны» — так на партаппаратном языке назывались те, кто открывал демонстрацию трудящихся и вручали вождям цветы. Готовили их как для вручения букетов во время демонстрации, так и для торжественного заседания. Помните, когда в проходах зала, где шли такие торжества, — собрания или съезды, появлялись красивые мальчики и девочки в красных галстуках на белоснежных рубашечках и председательствующий торжественным голосом объявлял:

— Нас пришли приветствовать пионеры!

Если честно, это всегда трогало: дети есть дети...

Но мало кто знал, какая жуткая возня творилась «до того», начиная с составления списка участников. Бдительность — на уровне придирчивых отделов кадров и строжайших мандатных комиссий. Главное — никаких «случайных» отпрысков! И точно знать, кто родители! Проверка была разбита на несколько этапов. Тщательно составленные списки утверждались в городском отделе народного образования при горисполкоме. Потом их отвозили на визу в горком комсомола, оттуда — в горком партии. Тех счастливчиков, что успешно просеялись через сито анкетных данных, подвергали затем просмотру «живьем» и прослушиванию функционерами из горкомов комсомола и партии, нередко с участием лично второго секретаря. Отобранных собирали обычно в кинозале Верховного Совета. У меня товарищ работал во Дворце пионеров и в такие дни на него жалко было смотреть: совсем изматывали начальники. Он-то мне и рассказывал в подробностях «как это делается».

Но такой скрупулезный подбор маленьких кадров «для вручения цветов» предшествовал крупным праздничным событиям, о которых известно наперед. В случае же с нашим Аликом дело обстояло иначе. О том, что в Киев приедет «сам хозяин», заблаговременно не знали. В Москве тогда происходили свои важные процессы, скажем, всего за несколько дней до приезда Хрущева Верховный Совет Союза ССР утвердил указы об освобождении от постов заместителей Председателя Совета Министров СССР Маленкова, Молотова, Кагановича, об освобождении от обязанностей Министра обороны маршала Жукова и т.д. Не до поездок было... Так что на сей раз по причине внезапности «головку городской колонны» готовили впопыхах, без соблюдения всех железных правил. Вот и проморгали... Внешне симпатичный Алик к тому же на репетиции лучше всех на хорошем украинском языке прочитал наизусть приветствие. Это и решило дело...

В принципе же, в те не столь отдаленные от нас годы подобная возня, связанная с проведением различного рода «высоких» мероприятий, выглядела порой до абсурда ненормальной. В моем блокноте, например, подробно записано, как летом 1962 года в Киеве открывали памятник Александру Сергеевичу Пушкину. Прежде в нашем городе был лишь изящный бронзовый бюст на шестигранной колонне, установленный в честь столетия поэта на средства преподавателей и учеников 5-й Киево-Печерской гимназии (где потом был автодорожный институт, напротив парка Славы и Могилы неизвестному солдату). Новый памятник — монументальный, с более, чем трехметровой бронзовой статуей Пушкина на постаменте из черного лабродорита — решено было установить в парке имени поэта, невдалеке от киностудии имени Довженко.

Торжественное открытие назначили на среду, 6 июня, то есть на день рождения Александра Сергеевича. Выходила тогда «Литературная газета» трижды в неделю, хотелось, чтобы информация успела попасть в текущий номер, который печатался со среды на четверг. В таких случаях приходилось писать информацию заранее, я диктовал ее стенографистке еще накануне самого события, потом оставалось уточнить и подтвердить по телефону детали. Делать это было не трудно, поскольку стандартно-похожие официальные мероприятия почти не отличались друг от друга. Достаточно было узнать, как планируется его провести и кто именно выступит.

С этой целью я накануне приехал в Союз писателей Украины, но там сказали: нам только известно, что от имени украинских писателей выступит Олесь Гончар, а все остальные подробности можно выяснить в горкоме партии, который проводит данное мероприятие. Вот вам еще одна абсурдная ситуация! Казалось бы, событие чисто литературное, ну, можно назвать его еще общественно-культурным, но нет — по тем временам оно считалось исключительно политическим, каковое парторганы ни в коем случае не должны выпускать из своих рук.

Будучи беспартийным, я не любил ездить в горком или в ЦК, нужно было выписывать пропуск и т.д., но тут пришлось поехать. В отделе культуры горкома партии мне показали не то сценарий, но то протокол торжественного открытия памятника, где весь план был расписан до малейших подробностей. Но каких! К примеру, там указано, что торжественный митинг открывает председатель исполкома киевского горсовета Давыдов, который затем и перерезает ленточку — спадает покрывало... Вроде бы, с этим пунктом покончено... Ан нет! Тут же в скобках записано: «Ответственный за футляр с ножницами — секретарь горисполкома Ермолович». А, скажем, там, где говорится, что слово предоставляется председателю правления Союза писателей Украины Гончару, в скобках записано: «Ответственный за выступление —секретарь парткома писательской организации Козаченко». Такую же персональную ответственность за выступление мастера близлежащего завода «Большевик» и студентки университета соответственно несли его и ее парторги. В конце концов дошло до кульминации — руководители партии и правительства Украины возлагают живые цветы. Как вы думаете, кто тут должен отвечать — Подгорный? Коротченко? Никогда не угадаете. Вот у меня в блокноте переписано: «в скобках указано — «Ответственная за цветы заместитель председателя горисполкома Скирда»...

Как видите, за каждый шаг каждого участника мероприятия кто-то непременно несет персональную ответственность, причем отвечает не сам, так сказать, шагающий, а тот, кто прикреплен, приставлен к нему для идеологического и организационно-технического обеспечения. И для страховки, разумеется. Если окажется вдруг, что в суматохе забыли привезти ножницы для мэра города, то отвечать придется секретарю горисполкома, а он не может себе позволить что-то забыть. Если, скажем, Олесь Терентьевич Гончар вдруг опоздает или, упаси Боже, станет говорить «что-то не в ту степь — не то или не так, как любит начальство» (а с ним такое случалось не раз), то стружку будут снимать в первую очередь лично с секретаря писательского парткома: «Не обеспечил!».

Получалась сложнейшая идеологическая «двойная бухгалтерия». И какая утроенная ответственность! Однажды «не обеспечил» — и твоя карьера на этом может закончиться. И чтобы такого не случилось, предусмотрены и учтены все возможные варианты. Сам же «документ», как мне не так давно признался одни из тогдашних партийных функционеров, собственноручно готовивших его, назывался на жаргоне партаппаратчиков... «Молитвой». На это молились...

Благодаря «молитве», я заблаговременно передал небольшую информацию об открытии в Киеве памятника. Сказал там несколько слов о его авторах — скульпторе Александре Ковалеве и архитекторе Василии Гнездилове, перечислил фамилии некоторых выступающих и вкратце пересказал такую необычную историю (цитирую): «Во время церемонии открытия сводный хор участников художественной самодеятельности спел «Дифирамб Пушкину». Мало кто знает это музыкальное произведение. В памяти одного из старейших украинских композиторов Льва Ревуцкого навсегда запечатлелся юбилейный Пушкинский вечер в маленьком украинском городке Прилуках в 1899 году. Десятилетний гимназист, будущий композитор, запомнил мелодию и слова торжественной песни-гимна, которую исполнял тогда гимназический хор. И вот теперь Лев Ревуцкий обработал музыку и перевел на украинский язык слова произведения неизвестного автора...»

Моя коротенькая информация, собственно, на этом закончилась. «Молитва» здорово помогла мне, но я не обязан был железно придерживаться всех ее пунктов. А там снова не обошлось без абсурда. Все газеты, поместившие официозные сообщения об открытии памятника, напечатали, как было указано в «молитве» (дословно): «После «дифирамба» зазвучала... песня А.Филиппенко «Коммунистической партии хвала!»...

Бедный наш Александр Сергеевич! При всем своем поразительном воображении он себе и представить не мог, кому обязан, кому воздавать хвалу за то, что памятник себе воздвиг нерукотворный. Не знал он, великий Пушкин, что по канонам «молитвы» в конце любого дела нужно говорить спасибо родной коммунистической партии...

Во как далеко увели меня воспоминания, когда я рассматривал сделанный знаменитым киевским фотокорреспондентом Я.Давидзоном снимок, где маленький Алик Кацов вручает в столице Украины пышный букет цветов самому Никите Сергеевичу Хрущеву...