ИЗМЕНЧИВАЯ СУДЬБА «МУЖИЦКОГО СЫНА»

О гетмане Демьяне Игнатьевиче Многогришном историкам известно немного, по-видимому, меньше, чем о ком-либо из всех правителей Левобережной Украины. Доподлинно неизвестно, где и когда родился будущий гетман. Знаем только, что, в отличие от остальных обладателей гетманской булавы, он не принадлежал ни к казацкой, ни к шляхетской среде, и его оппоненты позднее неоднократно насмехались над «мужицким сыном». Не находим в исторических источниках и упоминаний о его молодых годах и начале службы в Войске Запорожском. Утверждение известного украинского историка В. Антоновича о том, что Многогришный уже в 1649 г. в правительстве Б. Хмельницкого занимал должность генерального есаула, представляется неправдоподобным. Вне всякого сомнения, «осавул Демко» из Реестра 1649 г. — не кто иной, как Демьян Лисовец.

Первое достоверное упоминание о Многогришном содержится в документе, датированном 1664 г., где он титулуется полковником черниговским. Довольно стремительный, почти уникальный взлет для казака-неофита, который, кроме того, что был «чужим» в казацкой среде, не умел даже писать, — уникальный случай в истории украинского гетманства второй половины XVII — XVIII века!

Осенью 1665 г. гетман И.Брюховецкий первым из украинских гетманов предпринимает официальный визит в Москву, который завершился подписанием крайне невыгодного для Украины Московского договора. Для Многогришного же разочарование общественное наложилось на обиду личную — то ли из-за «низкого» происхождения полковника, то ли по причине неприязни гетмана он был обделен, по сравнению с другими полковниками, во время раздачи царских даров. И хотя документы не содержат никаких упоминаний о развитии конфликта между Многогришным и Брюховецким в последующие годы, недоверие между ними сохранялось, и это сыграло значительную роль в отстранении последнего от гетманства.

Меры царской администрации по воплощению условий Московского договора в жизнь — введение в Украину военных отрядов во главе с воеводами, перепись украинского населения и обложение его налогами в пользу царя и тому подобное — весьма обострили общественную обстановку в Гетманщине, привели к стремительному падению авторитета Брюховецкого. Чтобы удержать рычаги власти в своих руках, он в начале января 1668 г. созывает в Гадяче тайную раду старшины, которая принимает решение о необходимости разрыва с Москвой и подготовке восстания против царских войск, расквартированных на Левобережье. По всей вероятности, именно на рубеже 1667—1668 годов, готовясь к решающему поединку с Москвой, Брюховецкий проводит кадровую рокировку в Черниговском полку, отдав полковничий пернач Ивану Самойловичу (который до этого исполнял обязанности наказного), а Многогришный, отстраненный от руководства полком, довольствуется должностью генерального есаула. Причем новоназначенного есаула не приглашают в Гадяч, тогда как Самойловича в январе видим среди участников рады, а в начале марта он во главе Черниговского и Полтавского полков ведет борьбу с царскими ратниками.

Однако полковничий пернач ненадолго выпал из рук Демьяна Игнатьевича — уже в апреле 1668 г. братья по оружию снова поручают ему управлять делами полка. Учитывая важное стратегическое расположение Черниговского полка — именно сиверским казакам предстояло сдерживать агрессию царских войск, — очередной приход к власти Многогришного, нерасположенного к гетману, существенно усложнял его судьбоносную игру. К тому же черниговский полковник, недовольный двоедушием Брюховецкого, налаживает контакты с его соперником за место на Олимпе объединенной Украины — гетманом Петром Дорошенко. Чтобы не иметь сомнений в верности полковника, доверенное лицо Брюховецкого, один из главных вдохновителей разрыва с Москвой епископ Мефодий, 11 апреля 1668 г. обращается с письмом к Демьяну Игнатьевичу, в котором с показным почтением выражает радость по поводу его возвращения на должность полковника, просит прощения и уговаривает зла не держать на гетмана за то, что «за кровь и верные заслуги милости твоей не контеновали на то время, когда мы на Москве были», обещая теперь «стократное вознаграждение». Однако усилия епископа оказались тщетными. Его письма Демьян Игнатьевич переправил Дорошенко, предупреждая при этом, чтоб тот не верил Брюховецкому, который «...привык только на неправде быть, кому хоть и присягнет, но никогда не соблюдет...», и призывая правобережного гетмана вступить с войсками на Левобережье, где казаки его с радостью примут.

После убийства 8 июня 1668 г. Брюховецкого и провозглашения гетманом объединенной Украины Дорошенко в отставку ушла почти вся высшая старшина Левобережья. Только за Многогришным, который, по словам летописца, «найпершей отступил от Бруховецкого», была сохранена должность, а через месяц, когда Дорошенко спешно возвратился на Правобережье, чтобы отразить наступление поляков, ему была пожалована и должность наказного сиверского гетмана.

Сообщение о возвращении Дорошенко с войсками на Правобережье российское командование восприняло как сигнал к началу контрнаступления на Левобережье. «Скупивши войска немаліе», воевода Г. Ромодановский направил их на Сиверщину. На Рождество Пресвятой Богородицы Ромодановскому удалось взять Нежин. Учинив там показательно жестокую расправу над жителями города, воевода выступил в поход на Чернигов. Не имея достаточно сил, чтобы отразить наступление царской армии, Многогришный обращается с призывом о помощи к Дорошенко. Но тот, занятый борьбой с поляками и обеспокоенный мятежом запорожцев во главе с П. Cуховием, смог отправить на Сиверщину чисто символическую помощь. Во время форсирования Ромодановским Десны Демьян Игнатьевич, который с войсками находился тогда около Седнева, решается атаковать противника, но намерения наказного гетмана наталкиваются на резкое сопротивление части старшины. Между ним и стародубским полковником Петром Рославцем возникает на этой почве даже серьезная ссора. В таких условиях 25 сентября Ромодановский овладевает Черниговом, и на следующий день Многогришный под давлением старшины начинает переговоры с царским воеводой о прекращении боевых действий. Для выработки условий возвращения Украины под покровительство Алексея Михайловича наказной гетман отправляет в Москву брата Василия. Причем, стремясь прекратить кровопролитие, Многогришный уполномочивает своих представителей на весьма далеко идущие уступки московской стороне, мало заботясь об их последствиях для Украины.

Тем временем Дорошенко вводит на Левобережье несколько казацких полков во главе со своим братом Григорием и союзную ему 20-тысячную татарскую орду, и воевода Ромодановский, в который раз, по уже хорошо проторенному в прежние годы Путивльскому пути отступает с Украины. И хотя вследствие конфликта между гетманом Дорошенко и крымцами орда вскоре покидает Украину, а Дорошенко из-за неповиновения южных левобережных полков вынужден распустить и большую часть своего войска, — отсутствие угрозы со стороны московских ратников позволяет Многогришному взвешеннее отнестись к условиям возвращения под царскую протекцию. В письме епископу Лазарю Барановичу, который выступал посредником в отношениях наказного гетмана с Москвой, Демьян Игнатьевич решительно высказывается о возможности возвращения под покровительство царя только при условии признания им казацких прав и свобод, закрепленных статьями Богдана Хмельницкого 1654 г.

Развитие политических процессов в Украине осенью 1668 г., а именно острая междоусобная борьба между Дорошенко и Суховием, чью власть на Левобережье признавали южные полки, подтолкнула Многогришного к мысли о возможности ведения собственной политической игры. После того как в конце осени Суховей выводит с Левобережья верные ему войска на Правобережье, где завязывает решающий бой с Дорошенко, наказной сиверский гетман, «себі гетманства зичачій», 17 декабря 1668 г. созывает старшин на раду в Новгород-Сиверский, «жебі собі целого гетмана настановили, не сподіваюся на оборону Дорошенка». Поскольку на раду Многогришный пригласил только тех старшин, которые «оному зичливими були», результаты выборов нетрудно было предсказать. Лишь ради соблюдения традиции претендент некоторое время отказывался от гетманства — «як старая дівка хорошого жениха».

Кремль, с учетом того, что, согласно положениям Андрусовского перемирия с Речью Посполитой, Украина не могла впредь существовать как единый политический организм, не возражал против избрания независимого левобережного гетмана, поскольку Дорошенко был гетманом «польской стороны». Но процедура эта должна была проходить в присутствии царского представителя, в обязанности которого входило заключение с новоизбранным гетманом и новых договорных статей. Местом проведения выборной рады определили Глухов, где уже 1 марта 1669 г. начались довольно трудные переговоры Ромодановского с Многогришным и старшиной о характере отношений Гетманата с Москвой. Больше всего споров вызвало требование украинской стороны вывести с Левобережья царские войска во главе с воеводами, при гетмане Брюховецком введенные почти во все более-менее значительные города. Старшина приводила многочисленные факты злоупотреблений царских ратных людей, их грубого, а нередко жестокого обращения с местным населением, доказывала, что именно деятельность воевод привела к украинско-российской войне. В ответ Ромодановский запугивал старшину агрессивными намерениями соседних правителей, перед лицом которых Украина останется беззащитной. В итоге по большинству вопросов старшина пошла на уступки, и 6 марта на генеральной раде Многогришный был провозглашен гетманом, приведен к присяге царю и одарен привезенными из Москвы булавой, бунчуком и хоругвью; тут же был принят и новый украинско-российский договор, хоть и предусматривавший присутствие воевод в некоторых левобережных городах, но запрещавший им каким-либо образом вмешиваться в украинские дела.

Несмотря на уступки, на которые пришлось пойти Многогришному, уже сам факт заключения соглашения с условием возвращения Украине ее автономного статуса, вне всяких сомнений, способствовал росту авторитета новоизбранного левобережного гетмана. И все же гетману после этого пришлось еще более года вести борьбу за распространение своей власти на все Левобережье и хотя бы на этой части казацкой земли положить конец братоубийственным междоусобицам. Причем, несмотря на договор с царем, в этой борьбе ему приходилось рассчитывать больше на собственные силы, чем на помощь с севера; Москва ограничивалась только царскими грамотами с угрозами в адрес непокорных и призывами сложить оружие и признать власть гетмана.

Прежде всего Многогришному пришлось напрячь все силы, чтобы отразить наступление Дорошенко, который не желал мириться с «умаленєм свого рейменту» и переправил на Левобережье правобережные полки Ивана Канивца и запорожцев Ивана Сирко. Более года отказывались признавать власть Демьяна Игнатьевича и южные полки — Полтавский и Миргородский, казаки которых продолжали стоять на стороне Суховия. Не получив помощи от Москвы, Многогришный вынужден максимально мобилизовать собственные силы, и делает он это в первую очередь через укрепление гетманской власти. Созвав весной 1670 г. в Батурине старшинскую раду, гетман, уверенный в том, что «сего лета без войны не будет», вынуждает полковников принести ему присягу и хоругвь целовать на том, чтобы «им ни на какие неприятельские призывы не поддаваться, и против неприятеля стоять упорно, и гетману во всем быть послушными». Предотвращая проявления недовольства со стороны старшины, Демьян Игнатьевич твердо заявил: «Слышу я, что казаки всех городов меня не любят; если и вправду так, то вы бы били челом великому царю об избрании второго гетмана, я клейноды воинские уступлю тому, кого вы изберете. А пока я буду гетманом, своевольников буду укрощать, сколько у меня будет сил...»

Уже в середине мая появляются первые плоды такой политики — полтавский полковник Федор Жученко «з сотники свого полку і з товариством реєстровим і з войтом своїм» прибыл в гетманскую резиденцию, дабы засвидетельствовать свое послушание. Понемногу налаживаются у Многогришного и отношения с Дорошенко, отказавшегося от претензий на Левобережье. Правда, с середины 1670 г. все отчетливее проявляется и весьма негативная, с точки зрения украинских интересов, тенденция польско-российского сближения. Заинтересованность Москвы в подписании мирного соглашения с польским королем обусловила ситуацию, в которой царское окружение смотрело сквозь пальцы на разбой польских войск полковника Я. Пиво-Запольского в окрестностях Киева, насилие католиков над православными в Юго-Восточной Беларуси и тому подобное. Как личное оскорбление воспринимает Многогришный и факт недопущения украинских послов за стол переговоров, где решалась проблема размежевания земель между Польшей и Московской державой, игнорирование его ходатайств о возврате захваченной воеводами казацкой артиллерии и освобождения из заключения ряда старшин. Не ограничиваясь острыми словесными выпадами в адрес окружения царя, гетман, вопреки постановлению боярской думы, вводит войска в Беларусь, в Мстиславльское воеводство и Рычицкий уезд, взяв православное население под казацкий протекторат. Кроме того, он позволяет левобережным казакам переходить на Правобережье, чтобы помочь Дорошенко изгнать поляков из окрестностей Киева.

Осознание единства казацкой Украины подталкивает гетмана к налаживанию постоянных контактов с правобережным обладателем булавы, чтобы совместно «общественное добро и целость защищать». Что касается идеологической платформы, на которой достигли взаимопонимания вчерашние противники, то весьма показательно свидетельство М.Ханенко, приведенное в письме польскому королю: «Дорошенко и Многогришный, Бога забыв и между собой сговорившись, то постановили, чтобы ни под Вашей Королевской Милостью, ни под Московской, но под татарами быть... и подданство чтобы, как валахи и другие, турчину отдавать».

Учитывая реальную опасность войны с Портой из-за Украины, в которой полякам едва ли не впервые в истории предстояло сражаться против турок без казацкой помощи, Варшава приложила максимум усилий для того, чтобы скомпрометировать гетмана Демка в глазах царя и не допустить появления левобережных казаков в обозе Дорошенко и султана. Следует отметить, что сделать это было не так уж и трудно, поскольку Многогришный не очень-то заботился о формировании имиджа послушного царского слуги — очевидно, дипломатическое дарование не было его сильной стороной. Иначе как можно объяснить заявление подьячему Савину в конце 1671 г.: «Если царское величество позволил наши земли понемногу отдавать королю, то пусть бы отдал уже нас всех, король нам будет рад. Но у нас есть на этой стороне (Днепра. — В.Г.) войска тысяч сто, будем защищаться, а земли своей не уступим. Ждал я к себе царского величества милости, а царское величество позволил нас в неволю отдать».

Не больше дипломатического таланта гетман проявлял и в общении со старшиной. Откровенных сторонников царя Демьян Игнатьевич уволил с полковничьих должностей, назначив на их место своих родственников и доверенных лиц. Кроме того, категорически запретил старшине иметь за его спиной какие-либо контакты с царским правительством. Однако, запретив контакты явные, гетман не сумел помешать тайным встречам старшины с царскими подручными. Именно на одной из них, в ночь с 7 на 8 марта 1672 г., и было принято решение об антигетманском мятеже. А в ночь на 13 марта стрельцы батуринского воеводы незаметно окружили жилище гетмана, и мятежники после непродолжительной схватки, в результате которой Многогришный был ранен из пистолета в плечо, заковали его в кандалы и спешно отправили в Москву. Следом за каретой со свергнутым гетманом старшина отослала в Белокаменную длинный список его «провинностей и преступлений» перед царем, отметив при этом, что это только незначительная их часть: «Если бы мы записали все доказательства Демковой измены, то не поместили бы всего не только на листе бумаги, но и на воловьей коже». Однако ни донос старшины, ни пытки, которым был подвергнут Многогришный во время следствия, не заставили его признать свою вину. Но все же Демко и его брат Василий были осуждены на казнь. И только 28 мая, когда головы братьев уже лежали на плахе, примчался гонец царя, который объявил царскую милость — смертный приговор Многогришным был заменен ссылкой.

Вместе с Демком в Сибирь отправились его жена Настя, сыновья Петр и Иван, дочь Елена (по другим сведениям — Марина). Сначала Многогришные прибыли в Тобольск, а оттуда были отправлены в Селенгинский острог, позже — в Иркутский. В тюрьме Демьян Игнатьевич находился до 1686 г. После освобождения из заключения Многогришный был оставлен на поселении в Селенгинске, где его приписали к так называемым детям боярским — лично свободных подданных царя, которые за освобождение от выполнения повинностей и уплаты в казну налогов несли воинскую службу.

Военный опыт, полученный в молодости в Украине, пригодился Демьяну Игнатьевичу и в его сибирский период жизни. Бывший гетман, назначенный «всадником» — начальником Селенгинского острога, должным образом организовав тамошний служилый люд, отразил несколько нападений монгольских племен («мунгалов»), провел достаточно успешные ответные атаки на их земли, чем надолго погасил воинственный запал кочевников. Особое мужество и воинская доблесть Многогришного вызвали искреннее восхищение местных жителей — бурят-табанутов. Весьма примечателен тот факт, что этнограф И. Сильский через полтора столетия после описываемых событий записал из уст бурятов предания о храбром казаке, увидев которого во главе войска, враги не осмеливались вступать в бой. Военная же доблесть сына гетмана Петра, погибшего во время похода на монголов в 1691 г., увековечена в одной из народных песен, бытующей в Бурятии и по сей день.

Последнее же документальное упоминание об опальном гетмане относится к 1701 г., когда он на склоне лет (тогда ему уже исполнилось 80), в соответствии с давней казацкой традицией, постригся в монахи. Дальнейшая судьба гетмана, сумевшего, несмотря на многочисленные ошибки, все-таки укротить своеволие и атаманство в Левобережной Украине, к сожалению, доподлинно неизвестна. Существует предположение, что через два года после пострижения его не стало. Декабрист Н.Бестужев утверждал, что в первой половине ХІХ в. в Селенгинске, около Спасского собора, ему на глаза попалась каменная намогильная плита, под которой и покоился прах украинского гетмана. Попытки местных краеведов отыскать ее успехом не увенчались. Действительно: из неизвестности — в неизвестность... Именно такой отпечаток оставил на скрижалях истории земной путь гетмана Демка Многогришного.