ИВАНОВО ДЕТСТВО

Зачастую его яростно ругала и высмеивала пресса, но больше половины опрошенных мною дам назвали этого человека одним из самых обаятельных в наших политических верхах мужчиной.

Узнав, что нужно будет сфотографироваться, мой собеседник пообещал предстать «пред очи читательниц в лучшем виде». И сделал модную стрижку. Пожалуй, этим он и привлекает - открытостью, нестандартным поведением, здоровым чувством юмора. Среди депутатских «говорящих голов», примелькавшихся телезрителю, Ивану Степановичу Плющу всегда удавалось оставаться человеком на удивление живым, с ярким характером. Интересно, будет ли у Украины еще один такой серьезный спикер-шутник? Многие его высказывания цитируются народом до сих пор. Словом, личность Ивана Степановича Плюща интересует многих и вызывает желание познакомиться поближе.

- О, тогда нужно начинать знакомство с самого детства! Ведь неординарность, о которой вы говорите, личности и перспективу моей приличной карьеры можно было угадать в мои самые нежные годы, - начинает разговор Иван Степанович. - Достигнув возраста, когда мальчишкам доверяли пасти коров и платили за это рубль в день, я, единственный из своих друзей, назавтра пас уже двух коров. Дружки мои травку пузом приминали, а я весь день не приседал. Зато и зарабатывал на рубль больше. Так что я, как видите, в самом начале ставил перед собой солидные задачи.

Ванечка был младшеньким в семье. Мать Доминикия Антоновна любила его беззаветно, всячески выделяя среди других: лезть ложками в общую миску можно было только после того, как Ванечка, деловито обтерев губы, заявлял: «Я наелся». Может, эта привычка всячески защищать маленького укоренилась в ней от того давнего испуга за его жизнь? Ведь сын Доминикии Антоновны появился на свет в подвале в разгар жуткой бомбежки в один из дней 1941 года, когда немцы наступали на родной городок Борзна, что на Черниговщине.

Говорят, любимые дети обязательно вырастают красивыми. И то ли так мамины флюиды подействовали, то ли что-то от отца передалось (а Степан Васильевич был видным мужчиной), но еще с детских лет закрепилась за ним уличная кличка - «пысаный». Писаной красоты, значит. Соседки и мамины подруги чернявого, румяного мальчонку с рук не спускали... То, что хорошо быть младшеньким, он усвоил рано. Зато потом пришлось постигать, что, с другой стороны, - и не очень. Когда, к примеру, от него, как от вечного хвостика, пытались отвязаться пацаны из компании старшего брата Сергея. Особенно отчетливо этот урок запечатлел... кусок кирпича, угодивший ему прямо в голову: братан хотел хоть как-то «кышнуть» голосившего Ваньку, когда тайком от матери наладился в город, на базар!

- Да, стукнул он меня здорово, - вспоминает Иван Степанович. - Даже кровь потекла. Все испугались. А я, хоть и больно было, но стерпел, пообещал ничего не рассказывать взрослым. Зато с этого момента мой старший брат был у меня в руках. Я мог из него веревки вить. И вил! А то, что он должен был брать меня повсюду, так это само собой. Вот так я их, старших, перехитрил.

Позже сверстники стали называть Ивана «хитрым». Он как-то умудрялся оставаться небитым в перманентно возникающих уличных конфликтах. Никогда не попадался в чужих садах, хотя ходил вместе со всеми. Просто, когда другие отряхивали дерево до последнего яблочка, плотно набивали пазуху и с этими тяжелыми, рассыпающимися «животами» становились легкой добычей рассвирепевшего дядьки Панаса, Иванко снимал два-три больших яблока, тут же съедал и при первом шорохе таял, как облачко в небе.

- Ох, и не любили же вас, наверное, за это мальчишки? - интересуюсь я.

- Почему? - обижается Иван Степанович, отстаивая то свое далекое, мальчишечье реноме. - Считаю, что мужик должен быть с хитрецой. Уметь перехитрить в любых обстоятельствах и выжить, и не пропасть. В конце концов, это же наша чисто национальная черта. И не самая худшая. А я - настоящий украинец! И сколько себя помню, всегда мог ладить с людьми... Толк из меня вышел, - считает Иван Степанович, - потому, что мать научила меня трудиться. Я до сих пор помню свои первые парубоцкие штаны из великолепной синей шерсти. Они были не чета тем, что перелицовывала для меня мать до этого. Помню, как сейчас, стоили они 137 рублей. Деньги эти я заработал сам - все лето с товарищами сбивали ящики в заготконторе. В последний день перед школой взял с мамой эту самую пачку денег и купил брюки. Я в них даже сфотографировался на память. Очень уважал себя: думал, вот и самостоятельный, вот и сам себя одеваю, а надо будет, смогу и маме помочь. Вот тогда-то, наверное, и закончилось мое детство. Уж очень спешил стать взрослым.

Организаторские способности разглядел в Плюще крупный партийный босс и направил его, девятнадцатилетнего агронома, вырастившего небывалый урожай кукурузы, на курсы председателей колхозов. «У меня дочь, ему ровесница, так она еще дитя, а этого - на «голову», людьми руководить?» - недоумевал завкурсами. Молодой выпускник, впрочем, не замедлил доказать, что в нем не ошиблись.

- Сколько задора, рвения было, - вспоминает Иван Степанович. - А главное, веры в то, что я со своими певучими доярками и огородницами горы сверну. На собственном опыте постигал азы руководства: слушают не того, кто кричит, а того, кто... шепчет. Сильный никогда на крик не сорвется. И я старался, где шуткой, где метким словом, больше, чем руганью, влиять на подчиненных. С утра до ночи - всегда с людьми.

Такой режим мало нравился первой жене, Наталье, управлявшейся в одиночку по дому и с маленьким сыном. Частенько, добравшись домой за полночь, он валился на постель не разуваясь и не раздеваясь, чтобы поутру сэкономить минуты и поспеть на наряд вовремя. Так что первые шаги к карьере в буквальном смысле делал в кирзовых сапогах.

С той поры вынес Иван Степанович любовь к работягам, а еще - склонность к прямоте и мудрой простоте в высказываниях, взаимоотношениях.

- Ох, каких я казаков помню! - оживляется собеседник. - Я сам до Чернобыля на здоровье не жаловался. 3 - 4 часа сна хватало на «полную подзарядку», и все же это ничто по сравнению с некоторыми «экземплярами». Знал я ветврача из соседнего села, который хватанул с охотки чистого чемеричного спирта, сильнейшего средства для отпаивания коров в особых случаях. Перепуганная родня вызвала «скорую». На следующий день «дегустатора» выписали из райбольницы с устным диагнозом доктора: здоров, как лошадь!

Были в его общении с людьми, увы, и разочарования.

- Горько, конечно, но как часто я видел перед собой не народ, а толпу. Затурканных, безвольных рабов, которым не то что на державу, на собственную судьбу, здоровье, будущее наплевать. Когда рванул Чернобыль, а я тогда возглавлял Киевский облисполком, медики и ученые настаивали на проведении операции «Родники». Открытые водоемы Киевщины частично оказались заражены, и подземные ключи должны были на время заменить их. Но особой активности в поиске чистых родников в собственных селах жители не проявили. Помню, приезжал из Киева со специалистами, делал «разгон», и только после этого местная власть «запечатывала» колодец от радиоактивной пыли. Видно, и вправду славянину без Бога и царя нельзя... Отучила за десятилетия власть (к которой и я имел отношение, хоть и все время в ней сомневался) людей от Бога. А Бог тот - Совесть.

И еще - боль из тех дней. Помню, больше, чем зрелище развороченного блока, потрясла меня в обезлюдевшей Припяти фигурка постового. Милиционер направлял нескончаемый поток движущейся на помощь техники. На фоне огромного искореженного корпуса регулировщик казался таким маленьким, а грузовики - игрушечными... Через несколько дней я узнал, что он от облучения умер. У меня же в памяти он так и остался трагическим символом той беды.

Почему нас ожидал подобный итог? Неужели такую судьбу заслужила Украина? Великий идеалист Ленин обещал в обществе равных достигнуть производительности труда, позволившей бы строить отхожие места из драгметаллов. Правда, иногда прозревал и сокрушался по поводу удивительной склонности человека пренебрежительно относиться ко всему, что является общественной собственностью. Я не хотел бы с той же уверенностью прочить теперь уже в будущем обществе собственников нужники из чистого золота, и все же рад тому, что уходит из нашей жизни «ничье».

В последнее время полюбил одиночество. Несколько лет подряд отдыхал на Азовском море, в домике на острове Бирючий. Для таких бирюков, как я, значит. Из окружения - только егерь и его жена. Намолчишься с утра на рыбалке, потом вечером даже с пойманной камбалой тянет словом перемолвиться. В этом году не поехал - сад не отпускает. У меня дача под Киевом. Яблоки, груши уродились... Вы бы знали, какой я «хуторянин»! Всегда в подвальчике есть припасы. Каждый год набираю бочоночек березового сока. Делаю фирменную наливку из смеси ягод под названием «За уши не оттянешь». Раньше, признаюсь, пил и курил «как все». Стали придираться врачи - бросил. По советской традиции, приурочил это дело к полету очередного экипажа в космос. Была зима 1987 года. Ребята улетали на полгода, и я подумал: им там нельзя же ни-ни, и они выдерживают, а я тут, на Земле, не могу их поддержать? Вот и заступил на «вахту». Они давно приземлились, я же в трезвенниках состоял два года и семнадцать дней. Каюсь, однажды дрогнул перед закарпатским вином. А вот закурить - не закурил... Знаете, у меня молодая красивая жена с прекрасным именем Светлана. Думаю, ей нравится, что от меня не пахнет табаком...

А что касается моих нынешних ценностей, то они просты: природа, земля, любовь и вера. В людей, в Украину.