И В КОТОРЫЙ РАЗ ПОСТИГАЕШЬ СЕБЯ

Пусть он в связке с тобой одной — там поймешь, кто такой...

На тридцатом году занятий альпинизмом, совершив около 200 восхождений, задумался: а что же такое альпинизм? Чем он является для меня? Припоминаю определения известных спортсменов, примеряю их крылатые выражения к себе и понимаю, что ни одно не подходит полностью: не мое, вроде пиджак не моего размера.

В горы ходят с разной целью, посему понимание этого дела тоже разное. Но мы едины в одном: настоящие альпинисты не говорят, что они покорили вершину, взяли гору. Так говорят только начинающие туристы. Для меня же главным, пожалуй, является общение с людьми благодаря этому самому альпинизму.

В разные годы жизни он был разным. Так, в школе, когда я впервые попал на Кавказ в лагерь юных альпинистов Украины, это меня поразило: как величественно! А романтика названий вершин: Минги-тау — гора дня и ночи, Ушба — вертеп ведьм, Юсеньги, Джантуган... Правда, здесь же, как лицом об асфальт, — перевал ВЦСПС, пики МНР (то же, что и Монголия). Но над всем этим — «Опять я Баксаном любуюсь, как сказкой: чудесно прошедшей и неповторимой...»

Студенчество. Опять же незабываемые костры, песни, друзья. Дальше, как у Высоцкого: «Но здесь малец с поправкой влез...» — вмешались разряды. И пошло: разряды, категории, разряды, категории... Гор и не видно, одни 4А и 5Б. Исчезла романтика. Вместо нее навязчивое: «хочу мастера!», «хочу инструктора!», «хочу медаль!», хочу, хочу...

А сыну вот уже шестнадцать. Дискотека, дискотека... Скажи мне, кто твои друзья? «Но я не самый плохой ученик в классе!» Ну и что с того? Да я в твои годы... Стоп! Это уже признак старости. Давай лучше вместе поедем в горы.

Понравилось. Теперь в восемнадцать сын сам себя спрашивает: что такое альпинизм, зачем это нужно? Пока что, как и я: «Не знаю зачем, но очень нужно». Успел, говорю себе.

Младший в девять лет, взойдя на свою первую вершину в Карпатах (карабкался 4 часа, нес горные лыжи для спуска), сказал: «Отец, альпинизм лучше, чем горные лыжи». Но ты же еле дошел? «Зато как красиво!» Защемило в груди...

В одиннадцать лет — восточная вершина Эльбруса, в двенадцать — западная. А это же 5642 метра, 13 часов, мороз и плюс попытка съехать на сноуборде. На сноуборде не вышло: не смог донести его до вершины, а только чуть выше седловины, да и снег не снег — сплошной лед. И что? «На следующий год возьму с собой весь класс».

В прошлом году одна девушка (назовем ее Зоей) шла на Эльбрус с плохо подогнанным снаряжением: каждые полчаса перевязывали ей «кошки», ждали. Иначе осталась бы без вершины. Спу- скалась без очков. Обожгла глаза. Слезы, врач. С горем пополам добрались до подножия горы. Ребята помогли нести снаряжение.

И вот новый сезон. Зоя с напарником, оба уже разрядники, рвутся на маршруты третьей категории сложности. Идем на вершину по закрытому леднику: трещин не видно, поэтому в любую минуту можно провалиться. Рядом — новичок, сам по себе. Цепляю третьим в связку к Зое. Пусть учится работать, а в случае чего вытянем. Через минут двадцать новичок снова один! «А он сам отцепился». Зачем разрешили?! Вам же его вытаскивать из трещины! И нести, если достанем. «Пусть он в связке с тобой одной...»

Бивуак на высоте 3800. Группа на маршруте 4А. Ожидаем их спуска. Вниз пойдем, когда спустятся к палаткам. Наш отряд в горах один, и все понимают, что спасение утопающих... «А если придут только вечером?» Тогда вниз пойдем завтра. Продукты есть, погода хорошая.

То, что Зоя с напарником все-таки пошла вниз, не дождавшись группы, огорчило: наверное, она забыла свой спуск с Эльбруса. Но разве такое можно не помнить? Никак не пойму и тех, кто оторвался от четвертой группы и на следующий день пошел с Зоей и ее напарником в сауну.

Новые времена — новая мораль? Или это я так потому, что в группе на 4А был мой сын?

Р.S. В соседней долине в это время — пятеро насмерть и у одного перелом позвоночника...