И пусть победит благодатнейший...

Принято говорить о том, что экуменический диалог зашел в тупик. Но это не более чем фигура речи. Да, если принимать за экуменизм попытки одной из церквей присоединить к себе все прочие, то, пожалуй, тупик налицо. Но церковная политика в этой области давно перестала быть грубой и прямолинейной. Нынешняя экуменическая политика Ватикана, пожалуй, даже изящна. Возвращение в лоно католической церкви основателя протестантизма. Активизация диалога с «православным миром» в лице патриарха Константинопольского. И все это на фоне разглагольствований о «единстве в духе» и довольно заметных центробежных настроений в христианских низах. Нынешний этап межцерковного диалога интересен. Хотя по количеству слов и телодвижений на единицу времени больше похож на телесериал. Вполне в духе времени, в общем.

Положение Украины в этом диалоге по-прежнему довольно странное. Казалось бы, вот она, территория, на которой православно-католический диалог должен быть особо драматичным и привносить в означенный сериал изюминку. Именно в нашей стране действует самая массовая восточная католическая церковь — УГКЦ. Здесь же, в Украине, действует и одна из самых массовых православных церквей. Даже если не брать совокупное количество прихожан всех трех конкурирующих православных конфессий и не принимать во внимание «потенциальных» прихожан — как это у нас принято.

Изюминка и есть. Но для украинского нёба — довольно кислая. УГКЦ никак не получит от Ватикана патриарший статус, к которому давно стремится и претендовать на который имеет все права,— с этим согласны не только внутри УГКЦ, но и в Ватикане. На словах, разумеется. Так же, как УПЦ вряд ли может рассчитывать на расширение собственной автономии и тем более автокефалию. Почему? Да именно поэтому. Статус разменной монеты привязчив. Украина остается объектом диалога сверхдержав — в том числе религиозных — и никак не перейдет в качество субъекта, позволяя более сильным говорить от своего имени. Тем не менее, во всяком случае в церковном смысле, она имеет все основания вести беседу от первого лица. Почти все. Не хватает малости — институциональной составляющей.

Пока РПЦ — не в последнюю очередь за счет приходов, находящихся в Украине, — остается наиболее многочисленной православной церковью, несмотря на свое стремление говорить с «первым лицом» — т.е. Константинопольским патриархом, — Апостольская столица изо всех сил и дальше будет стараться наладить отношения с Московским патриархатом. И если не привлечь к экуменическим идеям, то хотя бы склонить к мирной беседе. В Апостольской столице вынуждены признать: «не замечать» РПЦ никак не получается. Пока.

Поэтому грекокатолики остаются без вожделенного патриаршего статуса, а УПЦ — без столь же вожделенной (что бы ни говорили профессиональные «православные граждане») полноценной автономии. Выходов из этого «зависшего» состояния всего два. Узел может быть разрублен решительным ударом одной из сторон, который нарушит шаткое равновесие. «Одной из сторон» — означает, скорее, католической. Предоставление свободы действия грекокатоликам, утверждение их патриаршего статуса, расширение самоуправления, несомненно, обернется эскалацией конфликта с РПЦ. Но почему бы нет — если оно того будет стоить? Но более вероятно, что все то же самое произойдет тихо, постепенно, естественным путем. Долго, зато без видимых конфликтов. Когда смотришь на историю католической церкви, с трудом веришь в то, что у ее начальства могут сдать нервы. Зачем делать резкие движения, если можно и дальше десятилетиями и даже веками заигрывать с Московской патриархией, предоставляя ей возможность упорствовать и тешиться своей значимостью, пока территорию Украины — напомню еще раз, довольно чувствительную и отзывчивую на катехизацию — будет медленно, но верно поглощать адаптированный под украинскую ментальность католицизм? Звучит невероятно, я знаю. Но стоит ли этим обольщаться?

Как это ни смешно, единственное, что может противопоставить этим естественным процессам РПЦ, — это предоставить автономию УПЦ и позволить ей строить свою политику самостоятельно, исходя из насущных проблем, а не из высочайшей, но очень далекой от украинской реальности воли, сформулированной где-то между Троице-Сергиевой лаврой и Красной площадью. Поэтому, как это ни парадоксально, на решительные действия одной стороны разумнее всего было бы ответить столь же решительными действиями с другой. То есть если Апостольская столица утвердит новый статус УГКЦ, Московской патриархии следовало бы утвердить и новый статус УПЦ и vice versa — и пусть украинцы меряются друг с другом количеством верных и красотой соборов. И пусть победит сильнейший. Вернее, в данном случае — благодатнейший. Интересный был бы поворот сюжета. Но пока не предвидится.

Пока же украинская церковь — какому бы Риму ни подчинялась — остается всего лишь ставкой в большой церковно-политической игре. Нет, это совсем не мешает ей выполнять свою душпастырскую миссию. И на этом можно было бы поставить точку. В том, что ты не должен сам вести какие-то серьезные политические дела, есть масса преимуществ. В первую очередь — ты чист от интриг. Впрочем, вполне можешь оказаться их жертвой.

Людмила ФИЛИПОВИЧ, директор Центра религиозной информации и свободы, организатор цикла конференций «Украина—Ватикан»:

— Когда я читаю статьи по вопросам межконфессиональных отношений или религиозной свободы, у меня возникает чувство, что где-то в компьютере крутится какой-то базовый текст, «рыба», которую все используют даже без какой-либо фантазии. Сколько можно разглагольствовать об одном и том же — хотя бы даже о межконфессиональных отношениях в Украине? Сколько можно толочь воду в сту­пе по поводу сект? Какой выход? Искать новые темы. Жизнь сама нам их предлагает, но мы не всегда в состоянии их рассмотреть. Сейчас, например, мы готовим конференцию, посвященную отношениям Украины и Ватикана. Не очень, как мы выяснили, разработанная тематика. Попытаемся аккумулировать силы, заинтересованные в ней. Сначала в историко-церковном аспекте, а потом — в более широком, культурологическом.

— До сих пор отношения между Украиной и Ватиканом были довольно щепетильной темой.

— Поэтому ею почти не занимались на приличном уровне. Мне кажется, нужно эту тему разрабатывать, поднимать. Это актуально по многим соображениям. Прежде всего, в нашем сознании Ватикан является представителем западного образа мышления, западной культуры. И мы преследуем цель выяснить, что именно нас объединяет, что вообще в течение веков между нами происходило. Есть ли у нас общая перспектива. Стоит ли надеяться, что Ватикан сможет помочь нам в деле евроинтеграции. Могли ли бы мы заинтересовать наших людей Европой. Ведь, согласитесь, Ватикан — не самый худший представитель европейства. В отличие от потребительской культуры, которой мы привыкли восхищаться, Ватикан продвигает положительные духовные ценности. В конце концов, нам нужно как-то сфокусировать собственный взгляд на нашу дальнейшую интеграцию в мире, а не смотреть, как привыкли, одним глазом на Восток, а другим — на Запад.

— Вы не боитесь, что ваши дейст­вия и идеи вызовут непонимание в Украине среди православных, которых здесь все-таки большинство и которые имеют свои устоявшиеся представления о роли Ватикана в нашей истории?

— Во-первых, наша задача — изучить эту роль с позиции светской, внеконфессиональной. Во-вторых, в конференции будут участвовать также представители православной церкви. В-третьих, это научная конференция. В конце концов, в наши планы не входит реклама той или иной конфессии. А если все время бояться скандала, то лучше вообще ничего не делать. Мы предполагаем, что негативная реакция со стороны православных может быть. Хотя среди наших участников есть и православные. Мы бы хотели, чтобы платформа для конфессионального разговора была более широкой.

— Почему вы избрали историко-религиозный аспект?

— Ведь нужно с чего-то начинать. Пока что наши отношения с Ватиканом разворачиваются в двух направлениях. Дипломатический, заканчивающийся тем, что эти две страны обменялись послами. И церковный — поскольку в нашей стране католическая церковь представлена довольно широко — римо- и грекокатоликами.

— И все-таки Ватикан, кажется, и сам не стремится активизировать, точнее — даже афишировать свое широкое присутствие в Украине.

— Ведь Украина — спорная территория для католиков и православных. Хотя в Ватикане не знают, что о них думают в Украине, и делают выводы в соответствии с заявлениями римо- или грекокатоликов — именно они представляют для Ватикана Украину. Или судят по выступлениям представителей Москов­ского патриархата. Но действительно ли это точка зрения большинства населения Украины и на чем базируется эта точка зрения? Конечно же — на политических расчетах одних и на неведении других.

Думаю, что Россия уже отказывается от идеи активно использовать грекокатоликов как карту в розыгрыше куска мирового пирога между Москвой и Римом. Москва к грекокатоликам начала относиться спокойнее. Вспомните последнюю встречу в Румынии: неизвестно, кто там представлял Украину, — грекокатолики или УПЦ. Хотя они, конечно, разошлись в вопросе, кто имеет на это больше прав. То есть все смирились с тем, что УГКЦ существует. Пять миллионов верующих, о которых говорит кардинал Гузар, — это то, с чем нельзя не считаться. А если проявятся еще те грекокатолики, которые сейчас проживают в Восточной Украине — вы же знаете, сколько там переселенцев с Западной Украины, — и которые по тем или иным причинам не могут заявить о себе именно в качестве грекокатоликов, то численность представителей этой конфессии еще возрастет. Я уж не говорю о том, как грекокатолики работают с населением, какие усилия прилагают к катехизации — готовят учителей «Хрис­тианской этики», работают с детьми. То есть работают на будущее. Тогда как православные — я могу сравнить — ждут неизвестно чего. Они не имеют таких систем, структур. А отдельные энтузиасты не в состоянии сдвинуть ситуацию с места.

— Как именно вы планируете сотрудничать с католической стороной?

— Будет много представителей грекокатолической церкви. Римокатолики будут меньше представлены. Я пока что не ощутила поддержки с их стороны. Впрочем, мы сотрудничаем с католическим медиацентром. Мы имеем поддержку со стороны нунция. Но я хочу подчеркнуть, что это не является церковной инициативой. Мы не намерены работать на Ватикан или против. Мы принимаем на себя задачи только изучить возможности обеих сторон относительно сотрудничества. Это будет касаться как церковных вопросов, так и чисто светских — культурных, дипломатических и т.п.

— И все-таки вы можете прогнозировать какие-то шаги со стороны Ватикана в Украине в русле их экуменической политики?

— Дело в том, что экуменическая политика Ватикана сейчас не слишком активна. В последнее время они отказались от институционного объединения — и сейчас говорят только о духовном экуменизме, объединении христиан «в духе». Однако должна заметить, они замечательные дипломаты — о многом говорят, но еще больше замалчивают. Их настоящая позиция — спокойствие и уверенность. Их почти полтора миллиарда, католическая церковь — наиболее устойчивая религиозная структура нашего времени. Следовательно, они могут позволить себе быть спокойными и неспешными. Они основательно и осторожно подходят к любым важным церковным вопросам. Взгляните на их Компендиум социальной доктрины, недавно переведенный на украинский язык. Это же колоссальный интеллектуальный труд, за которым широкая теоретическая база, знание того, что происходит в современном мире, попытка соотнести эти процессы с христианским мировосприятием. И сравните с доктринами наших православных церквей. Совершен­но иной уровень понимания проблемы. Невольно задумываешься: какое конфессиональное будущее ожидает Украину, и не только ее, в смысле угрозы католической экспансии?

— А это угроза?

— Вот с этим и стоит разобраться — угроза или нет. Нужно исследовать все положительные и отрицательные стороны и попытаться смоделировать такое будущее для Украины. Подойдет ли нам это и в каком именно ракурсе. Есть смысл присмотреться к этой традиции и возможностям ее адаптации. Мы можем ходить крестными ходами и демонстрациями «против католической экспансии», но это никак не изменит порядка вещей в мире. Наши бабушки с их крестными ходами на них никоим образом не влияют. Едва ли они вообще их замечают. Представители католической церкви встречаются со своими православными коллегами, общаются. И вместе с тем прекрасно понимают, что кто-то будет стоять стеной, чтобы не позволить другим продвинуться на Восток, а кто-то постепенно, маленькими шажками все равно туда будет продвигаться. Это же очевидно.

— В таком случае это уже вопрос не только межконфессиональных отношений?

— Проблема нашей политики в том, что нет кадров, способных продумать все это стратегически грамотно. Я пыталась общаться по этому поводу с МИД. Предлагала им тщательный аналитический материал о диалоге между религиями и о том, какие его представители на какие политической цели работают. Опыт той же России демонстрирует, что религиозная составляющая может использоваться в международной политике и работать на имидж Украины. Россия, например, использует все возможности — в частности и церковные — для представления и продвижения собственного видения современного мира и его развития. Они поддерживают связи с приходами РПЦ во всем мире как с ячейками русской культуры вообще, а не только русского православия. Имеют духовные надгосударственные структуры типа Всеславянского собора. А вспомните выступление патриарха Алексия прошлой осенью на заседании Европарламента, где он объяснял видение Россией европейской политики и причины такого видения. Ничего похожего не происходит в Украине. Просто потому, что никто не понимает, каков потенциал религиозных организаций и как именно их можно использовать. Когда я пыталась получить в МИД согласие на конференцию «Украина—Ватикан», должна была звонить туда сто раз. В МИД лежит наше письмо от имени НАН Украины за подписью Литвина по поводу этой конференции. Но когда мы связались с послом Украины в Ватикане, выяснилось, что она обо всем этом впервые слышит. Поэтому у нас немного надежды на то, что плодами нашей работы кто-то заинтересуется в Украине, — для наших государственных мужей это лишняя забота. Пока что приходится рассчитывать только на собственные силы.