И КОЛЕТ, И РЕЖЕТ, И ТЩЕСЛАВИЕ ТЕШИТ...

Кто из нас, будучи пацаном, не играл в ножички, лихо бросая свой перочинный то «с руки», то «с локотка» в расчерченный на земле круг, отхватывая у соперников кусок территории и при этом молча завидуя тому, чей ножик был круче. Нам, мужчинам, самим трудно определить, в какой момент мы прощаемся со своей мальчишеской детскостью. Женщины утверждают, что никогда. Может, они просто склонны преувеличивать. Но видя красивый, настоящий «взрослый» нож, мы, наверное, до седых волос будем ощущать все тот же детский азарт.

Тяга к оружию у мужчин заложена чуть ли не на уровне ДНК. А поскольку первым рукотворным оружием был нож (пусть даже это был примитивный кусок кремня, отколотый под острым углом), то отношение наше к этому предмету становится еще более понятным. Будучи объективным, следует оговориться, что интерес этот можно рассматривать и с точки зрения теории Зигмунда Фрейда. Но речь сегодня идет не о нас самих, а о ноже. Поэтому всякие намеки на фаллическую символику оставим для другого случая. Вернемся-ка лучше в детство — то самое, с которого мы начали наши размышления.

Еще подростком, посмотрев фильм «Парижские тайны» с кумиром того времени Жаном Марэ, я стал мечтать о таком же ноже, какой был у его героя, — с пилочкой, которой тот распилил полицейскую карету и совершил побег. И такой нож, с накладками из оленьего рога, у меня появился. Как я узнал позже, в Германии такие ножи, «фартенмессеры», еще называли «егерскими». Он до сих пор служит мне верой и правдой, и помощь его бывает поистине незаменима — в приготовлении пищи, обустройстве бивака и во многом другом, из чего состоит жизнь охотника. В Германии он до сих пор популярен и является обычным охотничьим, даже бытовым предметом.

Германия хоть и является общепризнанным оплотом качества, тем не менее далеко не единственная страна, где изготовление ножей было возведено в ранг если не искусства, то уж точно высокого ремесла и, естественно, объекта исследования. Во многих национальных традициях нож часто выступал как необходимая деталь, аксессуар мужского костюма, что было связано с основным мужским промыслом почти всех без исключения народов — скотоводством и охотой. Как, например, йеменский нож, среднеазиатский «пчак», знаменитый кавказский кинжал или финский нож «пукко». Кстати, знаменитая «финка», традиционное оружие криминальных элементов, не имеет к нему отношения. И в отличие от пукко она имеет упоры между клинком и рукоятью — чтобы при колющем ударе рука не соскальзывала на клинок. Но и без таких хитростей финны умели владеть своими ножами в совершенстве, в чем могли убедиться наши солдаты во время финской кампании.

По форме с финскими пукко схожи ножи эвенков и эскимосов, с той разницей, что заточка лезвия у них односторонняя, благодаря чему клинок служит дольше, меньше теряя в ширине при затачивании. К тому же такой нож более безопасен во время еды. Потому как народности эти мясо едят весьма своеобразно — сначала прикусывают, оттягивая от большого куска, а затем отрезают его ножом. Односторонняя заточка помогает при этом безопасно отводить лезвие от кончика носа.

На другом конце Земли, в Испании, до сих пор популярна «наваха» — складной нож оригинальной, присущей только ему конструкции — с изогнутой утонченной к концу рукоятью, выполненной из рога. Наваху, которая может быть как небольшой карманной, так и весьма внушительных размеров, испанцы демонстративно носили заткнутой за пояс-кушак.

К середине тринадцатого века произошло разделение ножей по специализации и, как следствие, конструкции. Пережил свою специализацию и наш охотничий — прародитель всех ножей. Появились ножи, предназначенные для снятия шкуры и разделки туш, которые сегодня в охотничьем обиходе зовутся «скинерами». Стали использоваться ножи с прямыми, узкими и длинными клинками — для закалывания зверя, растянутого борзыми или «осаженными» лайками. Позже на их основе появились кинжалы-стилеты. Правда, предназначались они для другой «дичи». Стилет стал совершенным орудием заговоров: рана, нанесенная длинным многогранным клинком, не затягивалась и в большинстве случаев бывала смертельной.

В XV веке в Европе появились крупные боевые ножи, рукоять которых была не «всадная», а цельная с клинком, поскольку им наносились не только колющие, но и рубящие удары. Такие ножи носили воины кочевников Причерноморья — сарматов. А последняя их «инкарнация» произошла на территории США во время освоения западных земель Американского континента. Это был легендарный нож «боуи», ставший, кстати, сценическим псевдонимом не менее легендарного Дэвида Боуи. Этот боевой нож имел большой массивный клинок и рукоять с упором, что делало его удобным и надежным помощником в нелегком пути пионеров Нового Света. Его латиноамериканский родственник «мачете», несколько больший по размеру, сегодня — традиционный инструмент «сафры» — уборки тростника. Он также имеет дальнюю «родню». Например, эвенкийский нож «пальма», который, кроме хозяйственных, может выполнять охотничьи функции. Прикрепленный к короткому древку, он становился чем-то вроде рогатины, вооружившись которой, бывалый охотник мог управиться даже с медведем.

В абсолютной изоляции от своих европейских собратьев развивался японский нож «кодзука». В руках японца он был универсальным инструментом, пригодным как для починки обуви, так и для «последнего довода самурая» — ритуала харакири.

Но и современному горожанину его индустриальная жизнь дает не меньше причин и поводов нуждаться в хорошем ноже, нежели суровые будни средневекового охотника. Собирательным образом современного «ножа для выживания» может служить знаменитая модель «Джунгли», показанная в фильме «Рэмбо», каждый сантиметр которой помогает владельцу выжить в ситуациях, порой мало совместимых с жизнью. И даже тогда, когда на нем, кроме ножа, ничего нет. Здесь есть и компас, и непромокаемые спички, и рыболовные снасти. И даже щипцы для перекусывания проволочных заграждений.

Но соединить многофункциональность ножа и его компактность лучше всех удалось практичным швейцарцам. Бесспорным лидером на рынке складных ножей является компания Victorinox, продукция которой заслуживает отдельного и благодарного слова.

Первый Victorinox был задуман основателем фирмы Карлом Эльзнером в конце прошлого века как армейская модель. Солдатский нож «от Эльзнера», имевший, кроме лезвия, отвертку, пробойник и консервный нож, всем был хорош, но тяжел. Поэтому вскоре его сменила «офицерская» модель, сегодня известная всему миру и ставшая родоначальником более 100 наименований армейских моделей и более 300 перочинных, сувенирных и профессиональных «складников».

С помощью инструментария Victorinox можно не только открыть бутылку воды и закрутить ружейный винт с крестообразным шлицом, но в случае необходимости даже почистить свежевыловленную рыбу. Рекордное число приспособлений швейцарского армейского ножа — 33 предмета, включающие даже часовую отвертку. Но оптимальный набор, как правило, — десять-двенадцать предметов, среди которых стандартные штопор, ножницы, пилочка для ногтей, шило, пинцет. Автомобилисту больше придется по душе вариант с пассатижами вместо ножниц, а любители конных прогулок предпочтут иметь в наборе крюк для расчистки копыт. Даже чехол этих ножиков функционален: с его помощью можно разжечь костер и в случае необходимости подать сигнал азбукой Морзе, используя обычный солнечный луч. И в зависимости от набора стоит такой нож от 20 до 150 долларов — на любой вкус и размер бумажника. Добавьте к этому пожизненную гарантию от Victorinox и изящный дизайн. На фоне тяжеловесных складников, таких, как Bowe или Falcon, эти ножи выглядят аристократами. Недаром американские президенты наследуют друг у друга традицию дарить гостям Белого дома Victorinox с неизменной эмблемой-щитом и своими инициалами.

Таков далеко не полный перечень существующих на сегодняшний день ножей, которым мы только начали знакомство с этим интереснейшим предметом. А ведь любой из них — охотничий, армейский и даже обычный кухонный — порой может поведать не меньше, чем самый обстоятельный учебник. И сегодня мы, можно сказать, только сдули, даже не стерли, пыль над этой практически неисчерпаемой темой. И пусть сегодняшние мальчишки, занятые компьютерными головоломками, уже не мечтают как мы когда-то о красивых перочинных ножичках — в чем-то они с рождения старше нас. И тем не менее, говоря о достоинствах ножа как предмета коллекционирования и настоящего произведения искусства, нам, ей- богу, нечего стесняться, когда кто-то снова назовет нас «взрослыми мальчиками».