И БЫЛО ЧУДНОЕ МГНОВЕНЬЕ

Говорят, что она была не просто красивой - обворожительной. А единственный ее портрет в медальоне не мог передать всю беззащитную и трогательную открытость взгляда, улыбки, мелодичность голоса. В любой гостинной ее лицо выделялось изо всех и притягивало неотступно. Между тем судьба ей выпала едва ли не трагическая. И весна любви ее и Пушкина, краткая, как всякая весна, была ее единственным счастливым подарком. Оказалось - бессмертным.

Детство и юность Анны Петровны Керн накрепко связаны с Украиной. Отец, полтавский помещик П.М.Полторацкий, вообразил, что его шестнадцатилетней дочери - для достойной оправы ее красоты - нужен только муж-генерал. Такой оказался рядом. Керну было 52 года. Выбившись в генералы из нижних чинов, грубый, ограниченный, он оказался еще скупым и до крайности ревнивым. Ревновал даже к отцу. Однако не помогли ни слезы дочери, ни ее отчаяние.

Едва начавшись, жизнь Анны оказалась сломанной. Осталось одно: книги, чтение.

Полтавская глушь совсем не была захудалой провинцией. Напротив, в имении ее отца была завидная по тому времени библиотека. А мать свободно читала французские и английские романы и постоянно выписывала новые. В длинные зимние вечера дочь читала запоем то «Новую Элоизу» Руссо, то романы мадам Сталь. Книги стали не просто отрадой, а потребностью. Среди соседей выделялся своей просвещенностью помещик А.Г. Родзянко. Он состоял даже членом петербургского литературного общества «Зеленая лампа». К нему в Хорольский уезд Полтавской губернии, возвращаясь из ссылки, заезжал Пушкин. Анна Петровна по рекомендации Родзянко увозила к себе в Лубны самые последние столичные журналы и книги. Знакомство с семьей Раевских дополнило духовное становление.

В Тригорское к кузинам шли восторженные письма с описанием красот Малороссии. В другой раз она писала им о том, как вместе с ряжеными дворовыми праздновала Рождество и какими чудесными песнями на малороссийском языке они ее научили. А то описывала, что за дивное растение украинский барвинок. Или звала всех сразу «в самый обворожительный на свете город Киев. Когда закат позлащает главы его церквей, ничего не может быть восхитительней этой картины».

До 16 лет Анна Керн безвыездно прожила в Лубнах. Но и потом, всю жизнь, в годы невзгод и мечтаний, исцелялась только в своей милой Украине.

С Пушкиным она впервые встретилась у своих родичей Олениных в Петербурге. Тогда девятнадцатилетняя юная генеральша, оглушенная неудачным замужеством, не обратила на него внимания. А Пушкин влюбился тотчас. Вторая встреча случилась через шесть лет.

Уже тогда Анна Петровна была в восторге от первых пушкинских поэм. Молодая женщина всячески тянется от казарменной грубости к книгам и людям незаурядным, духовно ей близким. Бродит с томиком «Бахчисарайского фонтана» по полтавской степи. К письму Родзянко Пушкину приписывает и от себя несколько строк. Отрадой стали поездки в златоглавый Киев. Там - Раевские. И там тоже бесконечно говорят о Пушкине. Она все чаще вспоминает встречу в Петербурге и некрасивого курчавого юношу. Ведь это его южными поэмами зачитываются теперь все. Анна Петровна пишет кузине в Тригорское восторженные строки о пушкинских стихах, зная, что слова ее дойдут до ссыльного поэта. Его Михайловское рядом. Пушкин - частый гость у ее родных. Теперь она уже мечтает о поездке в Тригорское.

И приезжает летом 1825 года. Теперь ей не 19, а 25. Месяц - с середины июня до середины июля - Керн гостит у тетушки А.А.Вульф-Осиповой на живописных берегах Сороти. И весь этот месяц Пушкин, ежедневно, в любую погоду, являлся в Тригорское. Он читал ей «Цыган», рассказывал сказку «Про Черта, который ездил на извозчике на Васильевский остров», слушал, как она пела баркаролу «Венецианская ночь» на стихи слепого поэта И.И.Козлова. И тут же писал об этом пении П.А.Плетневу: «Скажи от меня Козлову, что недавно посетила наш край одна прелесть, которая небесно поет его «Венецианскую ночь» на голос гондальерского речитатива. Жаль, что он не увидит ее, но пусть вообразит красоту и задушевность, по крайней мере, дай Бог ему ее слышать!» В ночь накануне отъезда Анны Петровны из Тригорского поэт показывал ей свой Михайловский парк. А в день отъезда подарил первую главу «Евгения Онегина», в неразрезанных листках, между которыми она нашла вчетверо сложенный лист почтовой бумаги со стихами: «Я помню чудное мгновенье»...»

Нет, влюбленный поэт так и не решился на признание в своем чувстве. Между тем, тетушка Анны Петровны уже с тревогой следила за развитием романа. И поспешила увезти племянницу «от греха». Керн вспоминала позже: «Когда я собиралась спрятать в шкатулку поэтический подарок, он (Пушкин - Ред.) долго на меня смотрел, потом судорожно выхватил и не хотел возвращать; насилу выпросила я их опять; что у него промелькнуло тогда в голове, - не знаю. Стихи эти я сообщила тогда барону Дельвигу, который их поместил в своих «Северных цветах». Михаил Глинка сделал на них прекрасную музыку и оставил их у себя».

Но вслед Анне Петровне Пушкин шлет одно за другим шесть писем: «Каждую ночь гуляю по саду и повторяю себе: она была здесь - камень, о который она споткнулась, лежит у меня на столе, подле ветки увядшего гелиотропа. Я пишу много стихов». Она отвечает и становится его соавтором в создании своеобразного романа в письмах. Письма поэта по-пушкински остроумны, блестящи, шутливы: «Если вы не придете, я обещаю вам быть любезным до чрезвычайности - в понедельник я буду весел, во вторник - восторжен, в среду - нежен, в четверг - игрив, в пятницу, субботу и воскресенье буду чем вам угодно, и всю неделю у ваших ног».

Переписка оборвалась в декабре 1825 года. Причиной тому было восстание декабристов, связанные с ним немалые переживания поэта. Анна Петровна необычайно дорожила письмами, постоянно носила в сумочке. Уже тогда один из современников сказал, что «прочитав его (Пушкина. - Ред.) письма к Керн, каждый увидит, что их пишет не только влюбленный до безумия человек, но и человек необыкновенный. Тут раскрывается вся душа его. В письмах к любимой слышатся и бешеная страсть, и нежность, и опасения, и подозрения, и ревность - и ничего нет натянутого, фальшивого, придуманного».

Любовная лихорадка прошла. Пушкин и Керн встретились еще. Отношения стали более близкими, но подлинная весна любви уже окончилась. Не нам угадывать, почему страсть Пушкина на этот раз оказалась всего лишь «чудным мгновеньем», о чем он сам пророчески провозгласил в посвященных ей стихах.

«Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты».

Это - одно из вечных и гениальных стихов поэта. Изумительно прекрасное: и по музыкальности стиха, и по глубине содержания, возвышенности и искренности чувства. Это дивный гимн в честь облагораживающего воздействия одухотворенной красоты.

Осенью 1825 года Анна Петровна вновь приехала в Тригорское с мужем. И Пушкин, по ее словам, «очень не поладил» с ним, а с нею «был по-прежнему и даже более нежен».

Пушкин и Глинка, Дельвиг, Веневитинов, а позже - Анненков, Мицкевич, Тургенев - близкие друзья Керн. И это не случайность. Незаурядность ее личности была магнитом, притягивающим умнейших современников. А жизнь с ненавистным мужем, с его дивизионными смотрами, ученьями стала уже невыносимой. В начале 1826 года Анна Петровна оставила мужа, уехала в Петербург. Там, в Смольном, воспитывались дочери: Екатерина и Анна. Умирает мать, которая поддерживала дочь материально. Пушкин является к Анне Петровне в этот тяжкий час, чтобы утешить и помочь. Пишет здесь же для нее стихотворение «Я ехал к вам. Живые сны...» Но он уже женат. И все же помогает ей в хлопотах о возврате имения, проданного отцом графу Шереметьеву, - ее приданого. Все напрасно. Наступает бедность.

Но она в свои 36 лет все еще не только моложава, а и очень красива. И троюродный ее брат А.В.Марков-Виноградский, кадет Петербургского корпуса, без памяти влюбляется в свою кузину. Он на двадцать лет моложе ее. В жертву принесено все: карьера, материальная обеспеченность, благорасположение родных. В 1841 году умирает генерал Керн, а полтора года спустя Анна Петровна вторично выходит замуж за троюродного брата. Отказывается от звания «превосходительство», от солидной генеральской пенсии, назначенной ей за Керна, от поддержки отца. Не побоялась неустроенности, необеспеченности, туманного будущего. На такой шаг в то время решилась бы редкая женщина.

Почти сорок лет, дружно, не разлучаясь, прожили Марковы-Виноградские. Вырастили сына. Спасались от крайней нужды в маленькой деревушке близ уездного города Сосница Черниговской губернии - единственной родовой «вотчине» мужа. Бедность годами не отступала, но здесь были родные пенаты, любимая с детства украинская природа. Сколько раз эта земля укрывала своим крылом, помогала, спасала! Сестре мужа из Черниговской губернии шли бодрые письма о том, как они «выработали себе счастье», мысли о прочитанных вместе книгах.

Второй муж Анны Керн умер от рака. Она пережила его. Но это замужество считала счастливым. И горевала лишь о том, что все же пришлось расстаться с единственным своим сокровищем, письмами Пушкина, продать их редактору журнала «Русская старина», за каждое по пяти рублей. И не столько из-за нужды. Понимала, что ее смерть не за горами, и, пока жива, нужно получше сохранить и устроить дорогие ее сердцу реликвии. Тем более, что было обещано опубликовать все шесть писем Пушкина к ней сразу. (Теперь у них надежный приют в Пушкинском доме, в Петербурге.)

На Полтавщине, в Лубнах, уже в глубокой старости Анна Петровна Керн обрела ту гармонию души, что нужна была ей прежде, чем сесть за свои воспоминания о Пушкине. Ученые-пушкиноведы признали их искренними и поэтому бесценными свидетельствами жизни гениального поэта.

Анна Петровна Керн умерла в возрасте почти восьмидесяти лет, за год до торжественного открытия памятника Пушкину. И есть воспоминания артиста московского Малого театра О.А.Правдина, друга Виноградских, который часто навещал больную Анну Петровну в Москве, о том, что незадолго до смерти она услыхала шум. Это шестнадцать крепких битюгов, запряженных по четыре в ряд, цугом, везли на платформе громадную глыбу. Гранит должен был стать пьедесталом памятника Пушкину. Больная встревожилась. А узнав, в чем дело, успокоилась, облегченно вздохнула и сказала с просветленной улыбкой:«А, наконец-то! Ну, слава Богу, давно пора!»

Нам остались еще и эти пушкинские строфы из восьмой главы «Евгения Онегина»:

«...Но вот толпа заколебалась,

По зале шепот пробежал,

К хозяйке дама приближалась...

За нею важный генерал.

Она была не тороплива,

Не холодна, не говорлива,

Без взора наглого для всех,

Без притязанья на успех,

Без этих маленьких ужимок,

Без подражательных затей;

Все тихо, просто было в ней».

Это тоже о ней, об Анне Петровне Керн.