Глаз народа у замочной скважины

Говорят, что сало стало символом украинской национальной кухни потому, что завоеватели-мусульмане считали его очень опасным продуктом. В адской жаре непригодность мяса можно было определить на запах очень быстро, свежатина «держится» максимум час. Но особенность свинины в том, что, фактически уже разложившись на солнце, она продолжает пахнуть, как почти съедобная. И оккупанты, вырезав взрослых и забирая съестную живность, считали, что, оставляя свиней, обрекают уцелевших если не на голодную смерть, то уж точно на массовое отравление.

Неуловимый душок, исходящий от информационной «нарезки» о сыне президента Андрее Ющенко, очень напоминает вышеупомянутую «почти съедобность». Дело уже не в конкретном человеке. Если президент — один из символов государства, то все публичные высказывания о его сыне также носят символический характер. И получается, что именно так украинцы понимают право личности на приватность. И так понимают обстоятельства, при которых они имеют право эту приватность попирать. Почему именно так? Чем вообще является это понятие для украинцев? Ведь со времен Аристотеля не выяснено, является ли приватность моральной или материальной ценностью. Термин «прайвеси» появился в 1890 году и подразумевал, что человек имеет право на то, чтобы его оставили в покое. В таком англоязычном виде он и используется из-за своей сугубой специфичности. Американский правовед Проссер в 1969 году дал четыре основополагающих признака нарушения «прайвеси»: вторжение в личную жизнь человека или в сферу его личных отношений; обнародование фактов, рисующих его в неприглядном виде; фальсификация данных о человеке и некорректное сравнение с другим для того, чтобы кто-то получил от этого выгоду.

В США суды, как правило, становятся на сторону журналистов, основываясь на первой поправке (право на свободу печати). Право на неприкосновенность личной жизни в конституции США напрямую не упоминается. Клэй Калверт в книге «Нация вуайеристов» утверждает, что публичные персоны изрядно страдают от этого. Им трудно бороться даже против лжи, поскольку журналист имеет право пользоваться непроверенными и анонимными источниками информации, а также выражать личное мнение о том или ином общественном деятеле. Чарльз Сайкс, автор книги «Конец прайвеси», пришел к выводу, что технологическая революция лишила человека права на неприкосновенность, и с каждым днем ситуация будет только усугубляться. Не зря в Украине интернет-СМИ и стали основой скандала с Ющенко-младшим.

Человек интересуется жизнью другого человека иначе, чем жизнью зверей или растений. В психологии совокупность представлений о том, как и почему люди воспринимают других людей, называется «каузальной атрибуцией». Фундаментальная черта атрибуции здесь принципиально важна (люди объясняют собственные успехи результатом своих усилий, наклонностей и черт, а успехи других — стечением обстоятельств). На основании этого рабство, например, до конца XIX века считалось допустимым, поскольку объяснялось ущербностью самих рабов. Соответственно, недостатки организованности и самодисциплины украинцев в массовом сознании принято считать результатом многовекового «московского ига», а практичность и смекалистость — врожденной европейскостью. Или: когда мы слышим о состоятельности человека с известной фамилией, то «понимаем», что он никак не мог приобрести свой капитал законным путем. Но к состоятельности безымянных предпринимателей, бывших «челноков» и просто людей, умеющих что-то делать, относимся спокойно и рассудительно. Что же срабатывает в украинской ментальности?

Рассмотрим три примера из нашей действительности. Первый уже достаточно распиарен Интернетом — 19-летний сын Ющенко, его сверхмодный телефон, супердорогой автомобиль и сверхэлитная квартира на киевских Липках. В справедливом народно-журналистском гневе по этому поводу удивляет два момента. Во-первых, прослеживается желание наказать президента за то, что он не совсем адекватно относится к СМИ, в частности, никак не создаст общественное телевидение. Но этот упрек можно и нужно ставить в другой контекст, к приватности жизни сына президента отношения не имеющий. И президент, никак не вмешивающийся в дела СМИ, чтущий их «прайвеси» — это очень даже неплохо. Во-вторых, у большинства украинских начальников есть дети. И значительная часть этих детей имеют очень дорогие автомобили, телефоны и жилье. Разумеется, оформленные не на их имя и купленные не на студенческие стипендии или интеллектуальные приработки. Ведут себя эти детки на дорогах и просто в быту порой настолько по-хамски, что Андрей Ющенко и его охрана по сравнению с ними — просто монашки из ордена босоногих кармелиток. Хорошо бы, чтобы этот справедливый интерес к частной жизни ведущих политиков начался, скажем, с детей наших предыдущих президентов эдак года два-три назад. Или сейчас с такой же прытью распространился на всех отпрысков деятелей Кабмина, Генпрокуратуры и Верховного суда. Да и украинские облсоветы с мэриями грех обойти — какая тема для новых «черных списков» «Поры» была бы! Но желание избирательно заглянуть в замочную скважину оказывается сильнее, чем выше политик?

Отнюдь. А вспомним-ка историю с наличием/неналичием высшего образования у министра юстиции Романа Зварича. Да, очень неубедительно наш президент «отмазывал» министра, сильно путающегося в показаниях насчет собственного диплома. Некрасивая история. Тут-то и навалиться бы обществу всем миром на странно обеспамятевшего политика, и убедительно потребовать — не прячьтесь, господин Зварич, за понятием «прайвеси», народ имеет право знать о своих героях все! Вот как американский народ про Билла с Моникой. Собственно, обостренный интерес американцев, а затем и всего мира к подробностям истории Клинтон—Левински был вызван не оральным сексом в служебное время. Вот невидаль, да и дело это Хилари касается, а не всего мира. А тем, что Клинтон поначалу публично соврал, и потому его личная жизнь стала объектом тщательнейшего публичного расследования, завершившегося всемирной информационной поркой.

Но украинское общество, за исключением «Поры» (да и то заимевшей зуб на министра за отказ в регистрации партии), практически не проявило интереса к подробностям биографии Романа Зварича. Хотя имело право. Не имело потребности, не воспринимало как «клубничку». Да мало ли у нас по стране купленных или просто липовых дипломов? Ну не успел человек себе диплом купить, вот проблема… человек же хороший, значит, нет повода на него нападать?

И третий пример отношения, или, точнее, неотношения украинского общества к праву на приватность. Это 10-минутный документальный фильм молодого украинского режиссера Игоря Стрембицкого «Подорожні», выигравшего конкурсную «Пальмовую ветвь» в Каннах. Оставим за кадром (хотя и нелишний в принципе) разговор о художественных достоинствах ленты. Дело в другом. Герои этой ленты — престарелые и люди с психическими отклонениями — сняты у себя в палатах, дворах, коридорах больниц и домов престарелых. Сняты такими, какие они есть. Беатрис Коломина, автор книги «Прайвеси и публичность. Современная архитектура СМИ», пишет, что в США наиболее часто с исками в суды обращаются герои репортажей о полицейских, «скорой помощи» и пожарных. Во время съемок в кадр попадают задержанные, больные, спасаемые люди. Некоторые из них не горят желанием попасть на телеэкраны и обращаются в суд. За нетрудоспособных это делают опекуны или адвокаты.

Спрашивается в задачке: почему никто из граждан — зрителей, кинокритиков, режиссеров, — хваливших или ругавших эту ленту после Канн, не задался вопросом о моральности или аморальности этой ленты? Не спросил, имеют ли психически больные (кстати, украинские граждане) право на то, чтобы их ущербность не демонстрировали всему миру? Или мы по умолчанию в первую очередь будем защищать права только полноценных в биологическом и расовом отношении украинцев?

Это обратная сторона веры в то, что мир справедлив, и люди имеют то, что заслуживают. Она убеждает многих оправдывать лишением права на приватность тех, кто «сам ведет себя провокационно» (как Андрей Ющенко) или обладает врожденными «дурными качествами» (герои ленты Стрембицкого). Таким образом, ошибки восприятия, связанные с тем, что внимание субъекта сосредоточено в основном на другом человеке и не берет в расчет параметры ситуации, часто становятся источником конфликтов. Отчасти схожим образом работает механизм «справедливого мира», искажая впечатления о жертвах информационного насилия вплоть до полной нравственной пустоты. Потому что в Украине приватность традиционно воспринимается как уровень сокрытия чего-либо. Прежде всего от властей. Нет подлинного уважения к приватности, основанного на морали индивидуализма и доверии к закону.

Точнее, индивидуализм в Украине работает вовсю, когда речь идет о собственных правах. А колхозность включается на полную катушку, когда нужно оценить, соотнести со своими права других. Здесь ищется повод для неуважения другого. Вероятно, причина в том, что украинские граждане, воспитанные преимущественно в обществе тотального дефицита, прайвеси воспринимают как некий материальный продукт, подлежащий распределению. И, конечно же, если он так ценен в Европе и США, то, безусловно, распределяется несправедливо — больше этого самого «продукта» достается власть имущим. Значит, его тоже по доброй коммунистической традиции желательно отнять и разделить. Разделить и повластвовать. Хотя бы над пораженным в правах соседом.

Критики могут возразить — украинский народ удивительно толерантен и терпим к проявлениям других личностей, культур, рас. И приведут массу впечатляющих исторических примеров. По форме это так. Только это не терпимость, а терпение. Терпимость в эллинской традиции предполагает расширение границ восприятия, включение в них возможных сценариев событий и межличностных отношений, не затрагивающих личных прав и свобод ни собственных, ни других людей. А терпение — это усилие, волевое смирение иудео-христианского происхождения, ограничивающее личную свободу поначалу внутренне, а потом и внешне.

Но поскольку, как говорил Эрих Фромм, Европа (включая Украину!) так и не была никогда до конца христианизирована, то в этом нашем общественном терпении других нет собственного покаяния. А именно с него в христианских культурах начинается нравственность. Поэтому терпение украинцев к возможностям других людей — это ревность, страшная сила, только на постсоветском пространстве она проявляется во всей своей красе, как социальная философия. Такая философия начинается с пожеланий детям: «Руки над одеялом!», а заканчивается приказом взрослым: «Руки за спину!»

Вуайеризм, патологическое желание подсматривать — это одно из практических воплощений такой ревности. Но замочная скважина предпочтительнее, если она золотая: и припадать глазом гигиеничнее, и все видят, что подсматривающий — человек со вкусом, это вам не дырка в стенке туалета. Следовательно, нужно разделять коммерческое любопытство «папарацци» со всем риском получить в глаз золотым ключиком, и право народа знать все подробности жизни людей, облеченных властью. Политики — не обычные люди. Только очень глупые тешат себя надеждой, что власть поможет им реализовать и усилить простые человеческие желания. Эти желания — у простых людей, с правом скрывать их от окружающих. А люди публичные (по умолчанию и их семьи) этого права лишены. Это справедливая плата за власть, и в то же время ее естественный ограничитель. Иначе демократия превращается в тиранию.