Формула Ивана Багряного: национализм как патриотизм

В 1968 года автор этих строк был приглашен на работу в Общество культурных связей с украинцами за рубежом (далее - Общество). Тогда мало кто мог вспомнить, что Общество возникло на базе республиканского отделения советского комитета «За возвращение на Родину». Об этом знали разве что председатель общества писатель Юрий Смолич и несколько «специалистов широкого профиля», курсировавших между небольшой квартирой во дворе дома напротив парка Славы на улице Январского Восстания, где временно располагалась новосозданная общественная организация, и другими учреждениями, от которых, собственно, и зависела судьба и Общества, и культурных связей…

Со временем все кардинально изменилось. Общество официально поселилось на улице Золотоворотской, 6, а казаки из группы «туда-суда» стали или же постоянными работниками аппарата Общества, или негласными его кураторами.

Создание Общества в 1959 году тоже было ответом на «злобу дня». Таким, на который была способна тогдашняя советская власть. Иван Багряный, возможно, острее всех эмигрантских публицистов реагировал на проблему возвращения разбросанных по всему миру миллионов украинцев на Родину, отмечая его прямую зависимость от того, какая она - Родина.

Мечта о независимой Украине согревала духовно-революционную душу многих поколений, и именно ее предтечу - ограниченную в правах, полуколониальную, зашторенную железным занавесом УССР - представляли они такой, как ее описал Багряный… Потому для некоторых памфлет «Чому я не хочу вертатись до СРСР» - вроде бы неактуален.

Сознательно избегаю полемики - и с точки зрения принципиальных позиций УРДП, и с точки зрения ОУНовских частей зарубежного украинства: о том, какая партия является «наиболее националистической» или самой революционной в условиях эмиграции.

Все они, по большому счету, малооригинальны, и волей-неволей дублировали недостатки большевизма. Мне же нравится лаконичная багряновская формула: «трактуем национализм как патриотизм» («Українська революційно-демократична партія». - Чикаго-Київ, 1997, с. 18). В этой формуле спрессована вся глубочайшая суть проблемы, если не доводить ее до абсурда (что нередко наблюдаем) и не противопоставлять (как это часто бывает) настоящему интернационализму.

Даже активные критики так называемого украинского буржуазного национализма осознавали заказной характер этой проблематики и свою неблагодарную роль в ее раскручивании. Создавалось впечатление, что Москва боялась «укрбурнаца» больше, чем «чистого» антикоммунизма во всех его научных и практических ипостасях.

Здравый смысл подсказывает: нагнетание ненависти порождает противодействие. Эта тема была сквозной и во время моих бесед с руководством Всемирного конгресса свободных украинцев и Конгресса украинцев Канады во главе с о.Василием Кушниром в 1976 году. Прелат Кушнир в частном разговоре обратился с личной просьбой разрешить посетить Украину. Секретаря ЦК по идеологии Маланчука возмутила «двукратная встреча представителя общества с высшим контрреволюционным руководством украинской эмиграции», и он направил соответствующее представление в ЦК Компартии Украины и ЦК КПСС. Назревала расправа. Но неожиданно меня поддержал, а, по сути, защитил, другой идеолог - Александр Яковлев из Москвы.

Скандальные письма были уже на рассмотрении у В.Щербицкого, когда Яковлев в беседе с ним дал весьма положительную характеристику моей работе. Он тогда был послом в Канаде, и его слово стало решающим.

Стремление к широким культурным связям было сильным, как и желание эти связи контролировать. Развернулись дискуссии: ехать или не ехать? Что-то созвучное тезисам Багряного.

На каком-то этапе, вопреки разным подходам и возможностям, в США и Канаде даже возникло движение «контактников». Инициаторами были интеллигенты, люди образованные, умеренные - ученые, врачи, журналисты… Возникал вопрос безопасности. Мне было поручено проинформировать активистов о соответствующих гарантиях со стороны украинской власти. К величайшему сожалению, поездка не состоялась. Эмигрантская печать подняла невероятный шум, призывая «бить контактников по рукам», и «группа 35-и» отступила.

Предубежденность, подкрепленная собственным опытом и неудержимой антисоветской пропагандой, давала о себе знать. Отдельные проблески здравого смысла по обе стороны наталкивались на глубокое взаимное недоверие. Не хочу никого обидеть, но это было почти на уровне патологии. Оно и понятно: подобные настроения взращивались не одним поколением (их отголосок можно услышать даже в некоторых современных ток-шоу). Но чтобы по-настоящему понять всю глубину трагедии, достаточно ознакомиться с произведениями двух запрещенных и замалчиваемых раньше авторов.

* * *

Помню, как в свое время прочитал взятую из цековского сейфа книгу «Слово за тобою, Сталіне» Владимира Винниченко. Мне тогда казалось немного искусственным такое уж слишком обильное авторское накопление чекистских ужасов. Могу ошибаться, но багряновское изобличение сталинизма, пропущенное через личную жизнь и душу, воспринимается как объективная, правдивая оценка «кровавого торквемады» и его режима. Можно что-либо отрицать или дискутировать. Не без этого. Но взрывная смесь общественно-экономических и политических признаков, нанизанных на полемический шампур как ответ на вопрос «Почему я не хочу на сталинскую «родину» никого не оставит равнодушным.

И это понятно. Тема животрепещущая и сегодня. Потому что «Нашого цвіту по всьому світу» - и это не столько песни и танцы, сколько невыразимая печаль. Еще жива память о мытарствах миллионов соотечественников по европейским закоулкам - так же, как и о тех, кто отважился вернуться и почти без пересадки оказался в сибирских концлагерях. Какой-то части, конечно, повезло. Но мытарства подавляющего большинства репатриантов были тяжелыми и всенародными.

В 1944 году был даже назначен уполномоченный по делам репатриации при Совнаркоме СССР. Думаю, что главной его целью было содействие советским гражданам, вывезенным на каторжные работы в Германию и другие страны, а также бывшим военнослужащим и беженцам от тоталитарного режима, которые опомнились и решили вернуться. Согласно договору между участниками антигитлеровской коалиции, все они подлежали принудительной репатриации. Их и в самом деле после некоторой селекции под охраной тысячами отправляли через фильтрационные пункты на территорию советских республик. Сложнее было с теми, кто оказался вне зоны советской оккупации. Спецслужбы, где только возможно, вели активную поисковую и пропагандистскую работу. Одни соглашались, других отлавливали.

Багряный постоянно подчеркивает слово «людоловы», известное нам еще со времен орды и татарщины. А настроения многих соотечественников он с особой горечью передал в самом начале упомянутой статьи: «Я украинец, рабочий по происхождению, 35 лет, рожденный на Полтавщине, сейчас живу без постоянного жилья, в вечной нужде, блуждая как бездомный пес по Европе, убегая перед репатриационными комиссиями по СССР, которые хотят вернуть меня на «родину» (Іван Багряний. Публіцистика). Не менее продуктивно работали и противники СССР. А сбитые с толку люди поступали по-разному. Часть запуганных рассказами о сталинских репрессиях воспользовалась возможностью остаться на Западе.

Итак тысячу раз правы публицисты УРДП, когда характеризовали Багряного и его сподвижников как таких, что «живьем вырывают кусок самого болезненного периода нашей истории и дают его читателю, формируя этим его мировоззрение» (Петро Волинець. Поговоримо відверто).

К этим справедливым словам я добавил бы: как показала история, уже и не разберешь, когда у украинцев начинаются и когда заканчиваются эти «самые болезненные периоды». Вдумаемся только: сколько мы списывали и списываем на войны, не замечая, что и под мирным небом такая естественная, казалось бы, тема, как возвращение на родину, для нашего народа - хронически «самая болезненная». Вернуться после преследований, после изгнания, после унизительных заработков, после еще бог весть чего, - проблема со многими преградами, часто непосильными для преодоления.

В 1977 году выдающийся диссидент и правозащитник генерал Петр Григоренко получил разрешение выехать в США на лечение. А вскоре, в феврале 1978-го, его вдогонку официально лишили советского гражданства. Я был свидетелем, как этот уставший, обреченный на мытарства человек страстно выступал перед собранием на небольшой площадке неподалеку штаб-квартиры ООН в Нью-Йорке. В защиту крымскотатарского народа, за деколонизацию СССР, считая государственную самостоятельность Украины решающим условием деколонизации всего СССР. Было понятно, что на возвращении на родину окончательно поставлен крест.

Но, вопреки всему, многие люди стремились посетить Украину. Были и такие, кого определенные центры посылали с соответствующей целью. Встречали их по-разному. В 1972 году, например, в разгар раскручивания кампании против диссидентов, в Украине был арестован бельгийский турист Ярослав Добош. Тот заявил, что воспитывался в националистическом духе, принадлежит к бандеровскому Союзу украинской молодежи (СУМ), цель которого - «борьба против Советского Союза за создание так называемой самостоятельной Украины, то есть Украины без коммунистов и коммунистической власти» («Радянська Україна», 15.01.1972). Дальнейшее развитие событий показало, что цель в тех условиях была невыполнимой. Да и наивные расчеты то ли самого «туриста», то ли его «турфирмы» на беспрепятственное хождение по лезвию советской границы также не оправдались.

А если серьезно, то, как видим, практика вылавливания соотечественников с целью возвращения на родину, о которой с болью говорил и писал Багряный, парадоксально сочеталась с избирательными, но постоянными запретами и выдворениями.

Были, конечно, и удачные, вопреки сталинской бдительности, пересечения «границы на замке». Но преобладали все-таки подконтрольные. Во всяком случае, официально это было продемонстрировано на пресс-конференции «Операция «Бумеранг» в Киеве, которую мне пришлось вести вместе с руководителем РАТАУ Владимиром Бурлаем. Речь шла об общей многолетней «игре» советских и польских спецслужб через подставных лиц с оуновскими руководителями. Одной из таких акций я считаю (возможно, безосновательно) и первый приезд в Украину в июне 1991 года Ярославы Стецько. Не какой-то там Добош, а член высшего руководства одиозной бандеровской ОУН появляется вдруг в Киеве с журналистским удостоверением на чужое имя и просит работника МИД позволить посетить заседание сессии Верховной Рады.

Логика подсказывала: человек, портреты которого не сходят со страниц эмигрантской печати, узнаваемый с первого взгляда, не мог попасть сюда нелегально. Ее «легальная нелегальность» не оставляла наименьших сомнений. И как только она вышла из кабинета, один из очень внимательных моих сотрудников спросил: «Вы знаете, кому подписали пропуск?» - «Да, - говорю. - Знаю». При этом ни он, ни я не назвали фамилии. Этот человек до сих пор работает в СМИ и мог бы подтвердить, что все именно так и было. А из пресс-службы Верховной Рады сообщили, что «иностранка» ненадолго задержалась на балконе, и спокойно оставила помещение.

Слава Стецько приезжала тогда на подпольные юбилейные торжества провозглашения Акта восстановления независимости Украины во время немецкой оккупации ее мужем Ярославом Стецько во Львове 30 июня 1941 года. Но самое интересное произошло после ее второго приезда в Украину, уже после провозглашения независимости 1991 года. Случилось то, что и в страшном сне не могло примерещиться большинству завсегдатаев украинского парламента. Если раньше очередную сессию открывал депутат-коммунист Герой Украины генерал Герасимов, то теперь многопартийный корпус нардепов приводила к присяге как самая старшая по возрасту, выдающаяся представительница ОУН-революционеров, президент Антибольшевистского блока народов Слава Стецько. И, как видим, ничего особенного не произошло. Более того, многие ей даже симпатизировали, а некоторые, возможно, учились корректности и деловитости.

Что же касается по-настоящему туристического посещения Украины, то все было не хуже, а нередко и лучше, чем в других республиках. Случались, однако, вещи абсолютно недопустимые с точки зрения рекламированной украинской гостеприимности и открытости. Землякам, которые десятки лет ждали свидания с родным краем, запрещалось не только приближаться к местам ограниченного доступа, как это заведено повсюду, но и посещать целые регионы. Особенно в западных областях, выходцами из которых как раз и была большая часть наших гостей.

А вот специально организованные той или другой стороной поездки приносили огромное удовольствие. Хочется думать, взаимное. Хотя и здесь, конечно, не все было идеально. Запомнилась, в частности, работа (потому что для меня это была прежде всего работа, интересная и ответственная вместе с тем) со многими деятелями эмиграции и причастными к этому делу западными личностями. Начну с Джона Дифенбейкера, известного антисоветчика, который даже трибуну ООН использовал для критики СССР с позиций защиты Украины. Понаблюдать вблизи поведение лидера Канады, который хотя и ушел с должности, но частным образом приехал «пощупать» объект своего интереса, - это, поверьте, серьезная школа. Я написал об этом в печати. Дифенбейкер был недоволен, о чем заявил публично. Но это не помешало ему в ходе моих переговоров с доктором Бегом, ректором Саскачеваньского университета, принципиально поддержать идею установления на территории этого вуза памятника Лесе Украинке.

Важно, что это произошло в условиях, когда сторонники Дифенбейкера - украинские националистические лидеры - выступили категорически против подарка из Советской Украины и всячески препятствовали его доставке в Канаду по просьбе «прогрессистов», то есть прокоммунистических украинцев.

Контакты с научными и культурными кругами заграничного украинства постепенно расширялись. С помощью Института литературы и персонально академика Николая Жулинского, которого эмигранты «не боялись», удавалось приглашать отдельных ученых на своеобразную стажировку, а фактически - для работы в архивах.

При содействии филологов Киевского университета имени Т.Шевченко устроили курсы украинского языка для зарубежной украинской молодежи. Австралиец Виктор Мишалов в консерватории овладел игрой на бандуре и стал известным исполнителем во многих странах. Огромная работа была проведена (при активном участии Анатолия Авдиевского) для организации гастролей в Украине двух канадских коллективов - ансамбля «Дніпро» и хора имени Кошица, а потом еще и ансамбля «Запорожці» из Франции. Приятные воспоминания оставили оперный певец Иосиф Гошуляк, американские лемки, десятки и десятки других гостей.

Случались и недоразумения, которые сложно объяснить с позиции здравого смысла. Выдающийся историк Наталия Полонская-Василенко, например, имела возможность принимать участие в научных конференциях в Москве, но не могла посетить Украину, с которой непосредственно связана значительная часть ее жизни и практически вся научная деятельность.

Для меня все контакты и запреты тесно объединялись с журналистикой. Начиналось все с ночного прослушивания «забугорных» хриплых радиоголосов и чтения журнала «Проблемы мира и социализма». Потом, работая в газете «Радянська Україна», имел возможность читать издания украинских прогрессивных, как мы их называли, организаций из-за границы. Нередко они перепечатывали и мои статьи. Это было первое знакомство с украинским зарубежьем. В Обществе для этого были особенно широкие возможности. Именно там я стал постоянным читателем багряновских «Українських вістей» из немецкого Нового Ульма. Среди других политических изданий они отличались не только европейской культурой печати, но и содержанием. Пусть это кому-то покажется странным, но, читая газету, особенно статьи Ивана Багряного, Василия Гришко, Григория Костюка (на который обратил мое внимание Юрий Смолич), Ивана Майстренко и других первостепенных авторов, можно было лучше понять бандеровцев, мельниковцев, двойкарей, монархистов - все разнообразие эмигрантского политикума. Да и что греха таить, иногда по-настоящему приоткрывались глаза и на наше советское бытие. Без преувеличения - это была школа, если не университет. Из «УВ» я узнавал и о своем высоком и непосредственном начальстве. Иногда было интересно.

Сверхважным, как на мой взгляд, является то, что багряновцы своим «личным составом», всей историей и практикой отрицают извечные попытки зацикленных украинофобов сводить борьбу за украинскую независимость только к усилиям «националистических западенцев». Представляя разные слои восточных и центральных областей, в частности и тех, где имеют влияние «пятиколонники», багряновцы тем самым утверждают нациесозидательный потенциал как всеукраинскую объединяющую категорию.