ФЕНОМЕН НИКОЛАЯ СКРИПНИКА ЧЕРЕЗ ОКУЛЯР СОВРЕМЕННОСТИ

Как известно, прошлое не исчезает бесследно. Тем или иным образом оно присутствует в настоящем. Именно прошлое, или точнее — его восприятие и отношение к нему, объединяет нас или разводит на полярные позиции, политизируя сознание, формируя наше мышление, обусловливая действия и поступки.

Сегодня мы уже, безусловно, можем говорить о положительных результатах труда тех отечественных ученых, которые отказались от создания «манипулятивной» истории и утверждают историю «для понимания», изучая ее «по следам» (документальным) через наблюдение, анализ-объяснение и, наконец, с выходом на уровень рекомпозиции фактов.

Однако на фоне зримых успехов очевидным становится наличие некоторых диспропорций. Имею в виду то, что работ, написанных в русле истории «для понимания» по проблематике ХХ в., в частности советского периода истории Украины, подготовлено значительно меньше, чем, к примеру, исследований, посвященных разнообразным вопросам средневековья.

Вышеизложенное, сознаюсь, вызывает у меня определенный скепсис каждый раз, когда в руки попадает то или иное исследование, в котором освещается и анализируется тот или иной феномен советской эпохи. Выплыл этот скепсис из подсознания и тогда, когда листала первые страницы новоизданной работы Валерия Солдатенко, посвященной Николаю Скрипнику.

Книга вызвала интерес не столько личностью хорошо известного автора, сколько тем, о ком в ней рассказывалось. Ведь, несмотря на знакомство с публикациями о Скрипнике (как советскими, так и появившимися в 90-е годы и вышедших из-под пера известных ученых — от С.Билоконя и А.Мацевича до Дж.Мейса), четкой системы знаний или представлений об этой фигуре украинской истории начала века, одной из наиболее значимых и противоречивых, об этом человеке, который прежде всего олицетворял большевистское рабоче-крестьянское правительство Украины, а поэтому, как это ни парадоксально, — первых представителей украинского «расстрелянного возрождения», у меня (и, думается, не только у меня) так и не сложилось. А тут — солидное предложение. На тридцать авторских листов.

Прежде всего возник вопрос: а почему, собственно, Скрипник? Выбор персоналии для изучения — спонтанный? Что там «болит» автору, если он ставит в центр исследования именно его, Скрипника? А под кого в этот раз будет стилизован Николай Алексеевич? Под «личного агента Ленина» (как еще недавно убеждал упомянутый Дж. Мейс и каковым, возможно, желает считать Скрипника редакция «Коммуниста Украины», публикуя в текущем году, как и в позапрошлом, его произведения)? Под бесспорного — «врожденного» — украинского патриота? И, наконец, шире: каким видится автору тот очень непростой период украинской истории?

Автор почти сразу ответил на вопрос о выборе темы исследования. Оказывается — ничего неожиданного. Изменение конъюнктуры в начале 90-х годов привело к отказу одного из тогдашних украинских издательств от своего собственного предложения автору написать книгу о Скрипнике. Но, как отмечает В.Солдатенко, Скрипник явно не та историческая фигура, чей вклад в судьбу украинцев можно легко перечеркнуть конъюнктурными соображениями и решениями.

Первенец Николай появился у четы Алексея и Оксаны Скрипник в железнодорожной теплушке в слободе Ясиноватой Бахмутского уезда Екатеринославской губернии. Ссылаясь на самого Скрипника, В.Солдатенко отмечает, что становление личности Николая Алексеевича происходило «на украинской почве». А дальше — прослеживает процесс искушения социалистической идеей, восприятие марксизма и, как следствие, с 1897 г. — членство в большевистской партии. Автор монографии подчеркивает прелюбопытнейший момент: Скрипник, став большевиком-ленинцем, оставался революционером-украинцем. Учитывая этот — очень важный — факт, мы сможем понять дальнейшие трансформации в сознании Николая Алексеевича.

Поступив в Петербургский технологический институт, Николай Скрипник так никогда и не закончил его (как и никакого другого): аресты, заключение, ссылка этому никак не способствовали.

На страницах, посвященных контактам Скрипника с Лениным (начавшимся на ІІІ съезде РСДРП), В.Солдатенко раскрывает суть этих отношений, избегая при этом мистификаций и искажений. С одной стороны, Скрипник предстает как безоговорочный сторонник ленинского направления в российской социал-демократии, а с другой — подчеркивается критическое восприятие ленинских установок, указаний, распоряжений. Вообще, умение Скрипника отстаивать собственную позицию перед самыми высокими чинами Советского государства автор будет подчеркивать неоднократно.

В начале 1918 г. Скрипник приезжает в Украину и сразу оказывается в водовороте революции. В.Солдатенко широкими мазками воссоздает фон его деятельности сначала в качестве члена ВУЦВК и рабоче-крестьянского правительства, а затем (с марта 1918 г.) — в качестве его председателя и наркома иностранных дел. Элементом «фона» выступает и сложный процесс конституирования Центральной Рады, и постепенное накопление неразрешимых проблем в ее отношениях с большевиками, что приведет в конце концов к кровопролитию, и Брест-Литовский мир, и сложные, или, как пишет автор, «скандальные тенденции» в отношениях между должностными лицами УССР и РСФСР.

Что касается последнего, то, по утверждению исследователя, импульсом к осложнению отношений послужил вывоз ценностей во время эвакуации из Украины Народного секретариата. И едва ли не наибольшие усилия для их возвращения сразу же начал прилагать не кто иной, как большевик Скрипник. Опираясь исключительно на документальные материалы, собранные в ЦГАВО Украины, В.Солдатенко подробно описывает перипетии, в которые попадал Скрипник, переписываясь по этому вопросу с И.Сталиным, Г.Чичериным, Л.Караханом, и подчеркивает их явно неприязненное отношение к требованиям со стороны Украины.

Работа с архивами позволила В.Солдатенко скрупулезно проанализировать и убедительно описать сложный процесс образования в Украине компартии и, в частности, духовные и политические коллизии, в которых оказывался Н.Скрипник, выступая против федеративного принципа построения РСДРП(б) и отстаивая идею самостоятельности украинской компартии — политорганизма, по его видению, с собственным ЦК, независимыми от РСДРП(б) партсъездами. Как желательная, обосновывалась связь с Российской коммунистической партией «через международную комиссию (ІІІ Интернационал)».

Такую позицию Николая Алексеевича автор объясняет, с одной стороны, убежденностью Скрипника в целесообразности существования Украины как суверенного государственного образования, а с другой — его надеждами на скорую победу мировой пролетарской революции, после которой отношения между всеми нациями, народами, государствами будут базироваться на качественно новых принципах, способствуя образованию всемирной братской социалистической федерации.

Основное внимание в монографии уделено освещению деятельности Н.Скрипника на должности заведующего отделом борьбы с контрреволюцией во Всероссийской ЧК, затем — как руководителя Высшей рабоче-крестьянской инспекции, наркома госконтроля Украины, наркома внутренних дел, наркома юстиции, генпрокурора республики. При этом автор не обходит острый вопрос о специфике восприятия Скрипником «революционной законности», об отстаиваемых уже после гражданской войны и периода «военного коммунизма» методах работы, в частности — о его гипертрофированном внимании к позиции того или иного партийца в безвозвратно ушедшие годы гражданской смуты. Исследователь пишет: «...Николай Алексеевич абсолютизировал определенные подходы из арсенала времен гражданской войны, почти автоматически переносил их на мирный период. И на словах отдавая должное новым реалиям, он скорее считал, что они должны реализовываться в формах и методах работы правоохранительных, чрезвычайных органов, а не в ее содержании».

Особое внимание привлекли те разделы книги, в которых речь идет об образовании СССР, о противостоянии Скрипника по целому ряду вопросов первому секретарю ЦК КП(б)У Д.Мануильскому — откровенному стороннику и приверженцу, как показывает автор, позиции Сталина; о специфике отношений по линии Н.Скрипник — Х.Раковский. Стремясь понять мироощущение и мировосприятие центральной фигуры своего исследования в тот непростой период создания Советского государства, В.Солдатенко указывает, что в мировоззрении Скрипника органично сочеталась идея интернационального единения трудящихся и национального суверенитета республики. Но при этом он отвергал как национализм, так и «чрезмерный» интернационализм. Итак, Николай Скрипник предстает перед нами не утопистом-догматиком (как его чаще всего изображают западные исследователи), а человеком, который наряду с остальными представителями большевистской партии в Украине искренне верил в возможность лучшего будущего для своего народа и самоотверженно работал «на будущее», в соответствии с собственными надеждами, с провозглашаемыми целями. Собственно, этот фактор, как справедливо подчеркивает исследователь, не в последнюю очередь предопределил жизнеспособность политики РКП(б) в 20-е годы.

Один из центральных разделов книги посвящен вопросу осуществления в Украине политики украинизации и вкладу в это дело Николая Скрипника. Наверное, каждый заинтересованный знает о множестве мифов, откровенных искажений, которые, как это ни странно, активно продуцировались и тиражировались историками не только вчера, но тиражируются и сегодня, относительно сути политики украинизации и сроков ее разворачивания в республике.

Если исходить из реалий, а не из вымышленных фактов, то мы поймем логику исследователя: всплыв во время украинской революции, вопрос о необходимости украинизации не один год витал, так сказать, в воздухе республики. Необходимость его реализации осознавали представители разных (!) политических сил в Украине. Это подтверждают документы. Подобную точку зрения на проблему обосновывал в статье «Интернационализм или русификация?» и И.Дзюба, которому еще в советское время было больно за украинство, чью позицию с глубоким уважением анализирует в своей монографии В.Солдатенко. Поэтому смещать акценты — означает грешить против истины в угоду конъюнктуре (которая, разумеется, изменилась после обретения независимости на государственном уровне).

Реконструируя деятельность Н.Скрипника, автор монографии освещает масштабную работу Николая Алексеевича, результатом которой стало то, что впервые за много веков украинскому языку был официально дан национально-государственный статус; созданы (пускай и не самые совершенные, как отмечает В.Солдатенко) научные основы национального языкотворчества, разработаны соответствующие нормативы. Автор отдал должное Скрипнику и в отстаивании самобытного существования украинской культуры. С искренней симпатией к Скрипнику В.Солдатенко пишет, как стараниями последнего и при его непосредственной поддержке поднимались Лесь Курбас, Амвросий Бучма, Марьян Крушельницкий. И даже В.Винниченко (возглавлявший Генеральный секретариат тогда, когда Скрипник находился «по ту сторону баррикад» — был главой большевистского Народного секретариата) с благодарностью присылал из Канн в Украину наркому образования свои литературные произведения и получал за их издание гонорары.

Несмотря на абсолютную преданность делу развития украинства, Скрипник, как показывает исследователь, всегда выступал против украинского национализма. Более того, он внес свой вклад в борьбу с Н.Хвылёвым, А.Шумским, М.Волобуевым, в их уничтожение, т.к. был убежден, что «они ведут к фашизму»...

Анализируя причины «угасания» звезды Н.Скрипника, В.Солдатенко показывает, как набирала силу тоталитарная система и по адресу наркома все настойчивее летели обвинения. Ему инкриминировали грубые антиленинские, националистические ошибки, чрезмерное раздувание значения национального вопроса, ревизию Ленина и Сталина, проведение принудительной украинизации и, наконец, «национал-уклонизм». С иронией В.Солдатенко описывает позорное пресмыкательство перед властью «судей» Скрипника, отдавая должное мужеству его самого. И акт самоубийства — это тоже проявление мужества, желания, как записал В.Винниченко в своем дневнике по свежим следам преступления системы, «быть честным с собой».

Стремясь понять феномен Скрипника с позиций современности, думаешь, а реально ли в принципе то, к чему он стремился, — объединение коммунистической и национальной идей? Нет, искренность наркома, «честность с собой», как по мне, сомнений не вызывает. Но реакцией на симбиоз «коммунистического» и «национального» (в 20-х ли прошлого века, или сегодня, в начале ХХІ), наверное, всегда будет, как минимум, удивление и непонимание.

Определенное внимание уделил автор монографического исследования, так сказать, жизни Скрипника после смерти — особенностям долгого пути к посмертной реабилитации, возвращению на полки библиотек из спецхранилищ наркомовских произведений, наконец, обретению права быть интерпретированным на научном уровне.

В завершение следует отметить, что с помощью избранного предмета исследования ученому удалось выразить свою собственную позицию по целому ряду актуальных вопросов нашего прошлого и настоящего. Думается, что эти взгляды-мироощущения будут интересны не только ученым, но и каждому, кто возьмет книгу в руки. Книгу о нас, о наших поисках и сомнениях, взлетах и горьких разочарованиях.