Европейская исламофобия

Либо нас перережут цветные.

Либо мы их сошлем в иные

миры. Вернемся в свои пивные.

Но то и другое — не христианство.

Православные! Это не дело!

Что вы смотрите обалдело?!

Мы бы предали Божье Тело,

расчищая себе пространство.

Иосиф Бродский,
«Речь о пролитом молоке», 1967 г.

Европа относится к мигрантам-южанам и их детям не всегда разумно и не всегда справедливо — об этом было написано в одной из статей. И тут же посыпались критические отзывы, в том смысле, что мигранты сами относятся к своей новой родине не всегда адекватно. Для прояснения мысли и написана эта статья. Причём, подчёркиваю, сложно настаивать на непреложности высказанных тезисов, поскольку использованы не столько официальные данные и социологические исследования, сколько собственные наблюдения и раздумья.

В каком-то смысле исламофобия распространена в Западной и Центральной Европе больше, чем в Восточной, несмотря на то, что общий уровень шовинизма в бывшем СССР по понятным причинам выше. Украинцы, русские за пятьсот лет совместного проживания привыкли к различным мусульманам (особенно к татарам). К слову, и в Германии прослеживается чёткая тенденция — наибольшие опасения и отторжение адепты ислама вызывают у тех людей, которые мало сталкиваются с мусульманами в быту. Наоборот, в смешанных турецко-немецких районах картина у одних соседей о других вполне дифференцированная. Это не значит, что проблем не возникает. О них и пойдёт речь.

Попробуем разобрать основные сложности, которые встречаются в сознании европейских христиан или атеистов относительно соседей с юга. Основное положение: мусульмане — иные. Вот перечень основных «грехов», в которых многие обыватели обвиняют иммигрантов из мусульманского мира: криминал, необразованность и бескультурье, лень и безделье, дикие нравы в семье и, наконец, участие в терроризме.

Начнём с преступности. Действительно, среди выходцев из мусульманских стран хватает людей, которые промышляют недостойными занятиями. Однако не они одни. Например, наши соотечественники тоже воспринимаются немцами неоднозначно. Мама моей соседки, узнав, что я закончил институт в 21 год, что по немецким стандартам очень рано, поинтересовалась у дочки, не связан ли я с русской мафией. Я не обиделся, потому что знаю: достаточно много выходцев из Восточной Европы занимаются здесь тёмными делишками. Что любопытно, это можно услышать и от немцев, и от русских: в немецких тюрьмах «наши» держатся довольно тесной группой, не позволяя никому своей коммуной командовать, но и сами не стремятся к контролю над «чужими». Возможно, последнее связано с тем, что в тюрьму здесь попадают в основном не «профессионалы» уголовного мира из СНГ, а сброд и шантрапа, не испытывающая никакого страха перед германской Фемидой: «Что мне немецкая тюрьма, если я в советской армии служил?» Какого-то специфического «исламского» фактора я со своей колокольни в уголовщине не вижу. Более того, даже частично маргинализованные мусульманские мигранты в Западной Европе в целом ведут себя гуманнее, чем нищие и озлобленные маргиналы в Восточной Европе. Куда спокойнее я себя чувствовал ночью в берлинском турецком гетто Новый Кёльн, где жил полгода, чем на окраинах Петербурга, Москвы, Варшавы, Киева или в восточноевропейской глубинке — там меня грабили не раз.

Для того чтобы понять, что имеется в виду под бескультурьем, сравним мигрантов из Восточной Европы с одной стороны и из арабских стран и Турции — с другой. По некоторым параметрам мусульмане ведут себя цивилизованнее. Например, адептам ислама не присущ расизм, им в голову не придет, что человека можно стукнуть из-за его формы носа или цвета волос. Наоборот, советские люди отличаются наиболее варварской ксенофобией. Среди мусульман крайне редко встречается пьянство. Немецкие учителя жалуются в разговорах, что у большинства мусульманских детей отсутствует тяга к образованию: приходится заставлять их сесть за книжки. Напротив, советская диаспора в Германии — самая образованная, лозунг Ленина «Учиться, учиться и учиться!» прочно вбит в головы восточноевропейцев. Но следует учитывать, что, в отличие от рождённых в СССР, подавляющее большинство выходцев из исламского мира — уроженцы сёл, где университетский диплом является не обязательной вехой жизненного пути, а в лучшем случае приятным добавлением к материальному благополучию.

Одна знакомая сибирячка жила некоторое время в турецком квартале Берлина. Я поинтересовался у неё, насколько приличная публика её окружает, имея в виду, насколько безопасно она чувствует себя там, идя по улице одна. Собеседнице вопрос показался бессмысленным: «Они все кричат и разводят грязь». Никогда не забуду заполненное испанцами и каталонцами кафе в Барселоне, нам самим пришлось перейти на крик, чтобы слышать друг друга. Что же касается грязи, то к личной гигиене мусульмане в целом относятся трепетнее христиан — в Коране очень строгие заповеди. А вот на улицах турецких и арабских кварталов в Германии действительно грязновато. Почти как в Риме, столице католицизма, где итальянцы кидают мусор на землю в двух шагах от пустой урны. Громкие разговоры и отсутствие чистоты на улицах связано, как представляется, не с религией, а с культурой юга.

Указывают на одну объективную сложность — так называемая готовность к насилию. «Мусульмане дерутся, — жаловалась мне на своих учеников учительница средней школы из земли Баден-Вюртемберг. — Они очень вспыльчивы и при случае начинают обзывать семьи друг друга. А это для них — страшное оскорбление. Завязывается драка, и двух детей приходится растаскивать всем классом». Дерутся в основном между собой. Вспоминаю и своё школьное детство на окраине советского мегаполиса. Как же знакома описанная выше картина. В моём классе не было ни одного мусульманина. Мне кажется, «дурная гордость» и «готовность к насилию» связаны не с исламом, а с низким уровнем культуры, что является косвенным следствием простого социального происхождения большинства европейских мусульман.

Отчасти этим можно объяснить и жалобы многих знакомых молодых женщин на то, что когда они идут в одиночестве по заселённым мигрантами-южанами кварталам, молодёжь часто либо физически цепляется, либо отпускает вслед похабные словечки. При этом нигде (специально спрашивал и их, и многих других) не просматривается склонность приезжих мусульман к сексуальному насилию. Именно показная «приставучесть» раздражает многих европейских представительниц слабого пола. Возможно, связана она как раз с культурно-религиозными особенностями Северной Африки и Западной Азии: очень строгой половой моралью исламского мира. Не исключено, что сексуальная революция этой части света ещё предстоит (сейчас она стремительными темпами идёт в Иране, отчасти вопреки, отчасти вследствие всезапрещающей политики властей). А пока человек из социума, зачастую, повторюсь, сельского, где до женщины нельзя дотронуться пальцем, может действительно захлебнуться от кажущейся вседозволенности и повести себя, скажем так, излишне раскованно. К слову, нечто подобное можно услышать и об индийских студентах.

В том числе из-за упомянутых инцидентов, происходящих на улицах, о мусульманах зачастую говорят: «Они относятся к женщинам как к рабыням». Настоящий культурный шок я испытал прошлым летом, когда был на дне рождения приятеля-ливанца и увидел, как арабские жёны гоняют своих мужей и как те послушно строятся. Позже, поделившись наблюдением со своим швабским другом Дэницем, у которого мать — турчанка, услышал подтверждение: «Как в общественной жизни Турции женщина в целом лишена слова, точно так же мужчина дома не может рта раскрыть!» К слову, порой кажется, что в исламском мире отношения между мужем и женой очень напоминают восточноевропейские. Косвенным подтверждением тому служит тот факт, что молодые женщины из бывшего СССР, возможно, в поисках «сильного мужчины», очень охотно выходят замуж за турок и арабов. И это вопреки тому, что многих девушек ругают воспитанные на пролетарском интернационализме родители: «Да как ты смеешь связываться с этим чёрным!»

Не знаю, можно ли говорить об исламизации Европы. Параллельно с процессом исламской иммиграии в страны ЕС в среде исламского меньшинства наблюдается процесс секуляризации. Например, все без исключения мои знакомые иранцы, «объевшись» официальным фундаментализмом у себя на родине, не только неверующие, но и порой демонстративно плюют на религию. Турки и курды в целом уважительно относятся к исламу, но регулярно посещающих мечеть среди них, по моим наблюдениям, меньшинство. Среди арабов довольно много исповедующих ислам, но это в основном — первое поколение иммигрантов. Европейские мусульмане выпивают, чему я сам очень часто был свидетелем, многие едят свинину. Всё больше и больше наблюдается смешанных браков, и если один из родителей — немец, а другой — турок или араб, то ребёнок вырастает немцем. Германия и Франция уже лет через шестьдесят будут заселены в основном смуглыми брюнетами, но то, что эти брюнеты будут мусульманами, тем более истыми — вовсе не факт.

Встречается утверждение, что мусульмане ленивы, что они при случае ничего не делают, а получают дотации от государства. С одной стороны, действительно, требовать от мусульманина протестантской трудовой этики — по меньшей мере странно. С другой стороны, турки и арабы, например в Германии, берутся за такие работы, за которые немец возьмётся крайне редко, а то и не возьмётся вообще, предпочитая вести паразитический образ жизни: грузчики, дворники, строители и многие другие тяжёлые виды труда. И беззаботно «сесть на социал» могут в основном граждане Германии, а приезжим такая возможность отнюдь не гарантирована.

Мне могут возразить: «А как же недавние погромы во Франции?» По-моему, ни о какой борьбе религий речь не идёт. Умники из французской соцпартии в 1970—1980-х годах ради экономии бюджетных средств запустили программу строительства дешёвого жилья для малообеспеченных. В результате, когда эти кварталы были заселены, а часть их жителей в ходе макроэкономических сдвигов потеряла работу, на окраинах Парижа и в его пригородах возникла небольшая «Бразилия-лайт», где в бесконечной бесперспективности влачат жалкое существование в основном иммигранты и их потомки. В Германии, например, социальная политика более дорогая и эффективная. Власти целенаправленно рассредоточивают безработных и малообеспеченных по всей площади городов.

Впрочем, хоть мятежей бедняков в Германии не наблюдается, геттоизацию не всегда удаётся предотвратить. На мой взгляд, потребительское отношение к иммигрантам в значительной степени и вызвало многие проблемы в их среде. Например, турецких рабочих пригласили в своё время в Германию работать, причём в основном на грязные работы. Однако почти все, кто хотел, стал гражданином — семь лет платя налоги, подданство можно получить здесь без особых проблем. Вместо того чтобы выделять средства на просвещение новых граждан, культурную работу в среде иммигрантов, турок предоставили самим себе: «Живите, как сможете!» В результате, например, сформировался специфический диалект «турецкий немецкий», нечто вроде турецкого варианта идиш (тоже, к слову, в своё время бывшем языком гетто). Этим диалектом любят блеснуть и немецкие «трудные подростки», когда бравируют своей принадлежностью к миру тёмных подворотен. Та же картина с «арабским французским» наблюдается в парижских предместьях.

Молодая немецкая учительница, жаловавшаяся на турок и арабов, добавила: «У меня в классе есть два черных африканца — приёмные дети в немецких семьях. Так они ведут себя совсем по-другому — дисциплинированно и прилежно. Мусульманские же дети... И при этом они постоянно ругают Германию, но хвалят не свою родину, а Америку. Говорят, что они хотят уехать туда как можно скорее. Так и хочется им сказать, чтобы проваливали в США, где никто не оплатит медицинскую страховку, не даст достойного пособия по безработице; где в сравнении с Европой — разгул криминала!»

Несмотря на все названные сложности Нового Света, они туда едут. В том числе и по причине, которая заключается в словах этой молодой учительницы, автоматически назвавшей чернокожих детей «черными африканцами». А ведь усыновленные немецкой семьей, они — чернокожие немцы. Тем не менее многие немцы не признают южан «своими». Конечно, оголтелого расизма в Германии довольно мало, но я представляю, как надоело этим немецким брюнетам, когда представители совсем уж коренного населения проводят черту между собой и ими. Возможно, именно поэтому они стремятся в Америку, ведь США и Канада — страны мигрантов.

Говорят, что особенно сильно отчуждение к мусульманам в Голландии, Скан­динавии, Англии и Германии. Росскийс­кий историк Анатолий Хазанов выдвинул теорию о связи степени расизма с конфессиональным фактором. По его мнению, протестанты более склонны к расизму, чем католики. Мысли о микроапартеиде могут прийти в голову в довольно мещанском Амстердаме, где я прожил два месяца. Прислуга в либеральнейшей Голландии — африканцы, индонезийцы и другие южане. Причём представителями титульной нации рассматривается это как норма. Удивление вызвал тот факт, что если на улицах города можно увидеть массу интеллигентных брюнетов, то в университетах профессорско-преподавательский состав — сплошь белые протестанты. Знакомый голландец турецкого происхождения (аспирант) жаловался, что в компании голландских аспирантов его не воспринимают как личность, для них он турок. Его не спрашивают о теме исследования, гораздо чаще интересуются тем, где в Амстердаме можно купить хороший кебаб.

Европейские правозащитники отмечают, что при приёме на работу в отделе кадров при прочих равных характеристиках обычно берут к рассмотрению анкету человека по имени Ян, а не анкету потенциального сотрудника по имени Мухаммед.

После 11 сентября среди американских специалистов стало возрастать внимание к европейской умме, из которой и вышли террористы. Высказывается точка зрения, что именно потому, что европейское общество не принимает до конца европейских мусульман, они и поддаются соблазну фундаментализма. К слову, убийство Ахмада Шаха Масуда было осуществлено с помощью так называемой «замороженной ячейки» из Голландии — террорист-журналист много лет жил обычной жизнью, пока ему не дали задание ликвидировать героя афганского Сопротивления. Да и взрывы в Лондоне организовали местные мусульмане. Германская полиция сейчас раскрывает и обезвреживает террористические организации одну за другой.

И всё-таки на будущее европейских мусульман можно смотреть с оптимизмом. Во-первых, европейская общественность постепенно осознаёт опасность исламофобии. То, что она теперь, пожалуй, занимает первое место в перечне религиозно-шовинистических предрассудков, которые следует разрушать, начинают понимать и политики. Во-вторых, власти стали уделять мусульманам-иммигрантам больше внимания. С одной стороны, больше усилий направлено на интеграционные программы для мусульман. С другой — полиция и иные силовые структуры ряда европейских стран начали агентурную разработку ряда подозрительных исламских групп, а также стали входить в контакт с арабскими, турецкими и другими зарубежными коллегами, борющимися с фундаментализмом. В-третьих, политики стали заботиться о религиозном образовании своих мусульманских подданных: раньше мулл в Европу охотно посылали радикалы из Саудовской Аравии и другие исламисты, а теперь власть ищет проповедников помягче и уже сама готова выделять на это средства. То есть государство стало гибче реагировать на потребности более сложного, чем раньше, общества.

Но, может быть, даже не это главное. Не исключено, что конфликтность в среде мусульман снизится вследствие естественного хода процессов, которые протекают сейчас в Европе. Большинство мусульман-иммигрантов рожают детей пока ещё чаще и больше, чем коренное население. Растёт количество избирателей-мусульман и тех, чьи родители были мусульманами. Больше их становится и среди политиков. И когда, пофантазируем, в не столь отдалённом будущем министр иностранных дел Германии Мустафа встретится с французским министром культуры Саидом и они заведут диалог о франко-германском межкультурном сотрудничестве, вот тогда иммигранты из мусульманских стран и их потомки не только поймут, но и по-настоящему почувствуют, что богатая и демократическая Европа — это уже и их дом. Когда, например, министром внутренних дел Голландии станет мусульманин (как, к слову, сейчас в России), он, знающий ислам «изнутри», сможет вернее отличить истинно верующего от одержимого фанатика и успешнее противодействовать религиозному радикализму в среде своих единоверцев.

К слову, тот формирующийся религиозно-культурный феномен, который, снова включим фантазию, в будущем условно назовётся европейским исламом, а то и вообще исламской Европой (кто может исключить такую вероятность?), может дать положительный международный эффект. В качестве примера для «исконно» мусульманских стран. Где движение от квазифеодального, аграрного монархического общества к рыночной экономике и демократии идёт сейчас столь сложно, болезненно, а иногда и с откатами — реакцией. Порой такой же динамичной, мощной, свирепой и разрушительной, какой она была в ХХ веке в Восточной Европе.