ДВОЕ НА МАТРАЦЕ

Сегодня театры «горят синим пламенем». Мне, театральной кассирше, это хорошо видно. Бедняги-режиссеры выкручиваются как могут.

Например, наш художественный руководитель, Арнольд Колупаев, поставил зарубежную пьесу «Двое на качелях». Всего два персонажа. А вместо декораций — игрушечные качельки. Дешево и сердито. Но дура-публика почему-то не ломится на спектакль.

Однако Арнольд не падает духом и немедленно выдает отечественную драму «Двое на скамейке». На сцене одна скамья и на ней пара актеров. И в зале, соответственно, тоже пара зрителей. Короче говоря, опять провал.

Тогда Колупаев в творческом экстазе сам сочиняет пикантную комедию «Двое на матраце». На сцене, естественно, Он и Она. А на голом полу — одинокий матрац. Как символ сексуальной революции. Получился сногсшибательный эротический спектакль. Для экономии электроэнергии второй акт идет в полной темноте. А вместо реплик героини слышны только ее сладострастные стоны. Театральные критики прямо-таки обалдели от восторга. Но наш тупоголовый зритель все равно не идет.

Вот и в тот памятный вечер продала я всего три билета. Пришлось Колупаеву «Матрац» отменить. Все грустно разошлись по домам, а я задержалась в кассе. Вдруг подходит какой-то небритый мужчина транзитного вида и спрашивает:

— Скажите, а сколько стоит билетик на галерку?

— Да всего пятьдесят тысяч, — отвечаю.

— А пьеса приличная? — интересуется небритый.

— Потрясающая — восторгаюсь я. — Но уже вся кончилась.

— Так быстро? — удивляется. — А второго сеанса не будет?

— Будет, — говорю я. — Но завтра.

— Жаль, — вздыхает он. — Я бы с удовольствием вздремнул у вас минут шестьсот. Другими словами — до утра.

— Так вам ночевать негде? — сообразила я.

— Именно так, — отвечает. — В гостиницах дикие цены, а на вокзале есть плацкартные места, но на полу. Так, может, продадите билетик?

— Здесь театр, а не ночлежка, — объясняю я. — От зрителей отбоя нет. Бывает целая дюжина набежит. А то и больше.

— Так в чем же дело? — загорелся он. — Да я сейчас смотаюсь на вокзал и пригоню вам две дюжины! Идет?

— Две дюжины?! — растерялась я, перемножая в уме пятьдесят тысяч на двадцать четыре. — Минутку, мне надо посоветоваться с главным режиссером.

Звоню нашему Арнольду, докладываю ситуацию. Так, мол, и так. Без всякого спектакля театр может заработать миллион двести тысяч полновесных карбованцев. Колупаев сначала заорал, как Станиславский: «Не верю!» Но постепенно до него дошло — и он дал добро. Причем велел на такое оригинальное культурно-массовое мероприятие продавать самые дорогие билеты.

— Ну, так и быть, — говорю я небритому. Тащите сюда своих театралов. Но учтите — искусство требует жертв. В связи с чем билеты уже по сто тысяч. Зато храпеть будете не где-нибудь, а в первых рядах партера.

— Согласен, — обрадовался он. — Но у меня к вам еще одна просьба.

— Какая просьба? — насторожилась я.

— Да пустяковая, — отвечает. — Матрац-то у вас в спектакле есть? Есть. Так вот я хотел бы спать на нем. Не возражаете?

— В принципе, это можно, — говорю я. — Но вы, наверное, забыли, что наша пьеса называется «Двое на матраце». Поэтому вам придется взять не один, а два билетика.

— Да о чем речь?! — воскликнул он и умчался на вокзал.

Через час состоялась у нас премьера под названием «Один на матраце и две дюжины в кресле». А на следующий день давали мы уже «Пятьдесят в кресле». Потом «Сто сорок». А через неделю на окошечке моей кассы появилось объявление: «Все билеты проданы!»