ЧЕРЕЗ ТЫСЯЧИ СМЕРТЕЙ

Пройду тысячи смертей, тысячи препятствий пройду и посвящу последний вздох свободе.

Из Клятвы тайного Общества соединенных славян

Известно, что первыми революционерами на Руси были декабристы, состоящие членами трех тайных обществ - Северного, Южного и соединенных славян. Последние два потом объединились. В отличие от первых двух Славяне состояли в основном из младших офицеров и гражданских лиц. Одним из них был сын украинского крестьянина канцелярист Павел Выгодовский. О нем рассказ.

В тот год в Украине зима была лютой. В воскресный февральский день в доме волынского губернатора ждали в гости сына из Киева. Жена губернатора частенько подходила к окну, протирала изморозь на стекле, смотрела на улицу, но, кроме снежной бури, разглядеть ничего не могла.

- Не приедет! Ни один человек не решится тронуться в путь в такую непогодь, - грустно сказала мужу, просматривавшему какие-то бумаги.

В это время, звучно прозвенев бубенцами, у двора остановилась тройка.

- Вот и наш Миша, добрался все-таки, а ты говоришь...

Губернатор торопливо накинул на плечи шубу, натянул валенки и поспешил к дверям, но был упрежден: дверь внезапно распахнулась и он услышал:

- Позвольте войти, мы из Петербурга...

На пороге стоял рослый жандармский офицер в заснеженной шинели, протирая пальцами обмерзшие усы. Чтобы в Житомир приезжали прямо из Петербурга - такого никто не помнил. Удивленный губернатор, пригласив путника снять шинель и пройти в комнату, переспросил:

- Неужто из самого Петербурга?

Не отвечая на вопрос, жандарм сунул руку за борт френча, извлек опечатанный пакет и подал губернатору, добавив:

- Извольте, господин губернатор, срочно готовить лошадей в обратный путь, задерживаться нам не велено...

Надев очки и раскрыв пакет, губернатор прочитал: «... Арестовать Павла Выгодовского и прислать возможно поспешнее в Санкт-Петербург прямо к его величеству». Почесав затылок, губернатор удивленно изрек:

- Прямо к его величеству... видать, дело весьма важное, а может, какая-то ошибка произошла... Мне позволительно будет с ним поговорить?

- Строжайше запрещено, - ответил жандарм, устремив свой взгляд на молодого светло-русого парня, только что доставленного в сопровождении двух солдат. Это был Павел Выгодовский. От мороза его лицо зарумянилось, но на нем не было и тени страха, наоборот - его серые глаза с любопытством глядели на жандармского офицера. Он уже догадался, что произошло, а когда ему было сказано, что он будет препровожден в Петербург, Выгодовский с наигранной улыбкой произнес:

- Всю жизнь мечтал увидеть Петербург...

Жандармский офицер долго молча разглядывал арестованного, затем задал ему только один вопрос:

- Сколько же вам лет?

- Двадцать три исполнилось.

Перед тем как отправиться в путь, в квартире Выгодовского был произведен тщательный обыск, но, кроме нескольких рублей денег, ничего не было обнаружено.

Два жандармских офицера и два солдата в конце февраля доставили Выгодовского прямо в Петропавловскую крепость, где уже томился не один десяток лиц, задержанных по делу 14 декабря.

Сын украинского крестьянина Тимофея Дунцова из деревни Ружичной Проскуровского уезда Подольской губернии Павел был определен в духовное училище, но оттуда сбежал и поступил в школу католического ордена, так как с детства знал польский язык. В этой школе он назвал себя дворянином Выгодовским. В дальнейшем он стал чиновником и вступил в тайное Общество соединенных славян, созданное в Украине братьями Борисовыми.

О том, что доставлен Выгодовский, было доложено царю, но Николай I не пожелал лично допрашивать какого-то малороссийского писца. Он был занят «рыбками» покрупнее.

Первый допрос ему учинил генерал Левашев, но так как арестованный все отрицал, ему сделали очную ставку с членом общества Ивановым. Во время очной ставки Выгодовский увидел, что Иванов сильно осунулся, пал духом. Он приблизился к нему и сказал:

- Не робей, брат, дело наше безгрешное...

На допросе Выгодовский никого не оговорил, вел себя мужественно, иногда дерзко. Когда генерал потребовал назвать фамилию того, кто первым предложил вступить в союз, ответил:

- С детства страдаю плохой памятью, не могу припомнить...

Верховный уголовный суд приговорил Выгодовского к каторжным работам сроком на два года. В приговоре суда записано: «Канцелярист Павел Выгодовский, 24 лет, принадлежал к тайному обществу, знал об умысле на цареубийство».

В конце августа 1826 года из Петропавловской крепости отправлен в Сибирь в Читинский острог. В одной партии вместе с Выгодовским везли еще троих декабристов, среди них был и Черкасов - старый приятель Выгодовского, который, заметив, что его друг уже несколько суток не произносит ни слова, спросил:

- Тебе худо, Паша?

- Мир так устроен, что для того, чтобы кучке людей было хорошо, миллионам должно быть худо. Я принадлежу к миллионам, но тешу себя надеждой, что когда-нибудь будет наоборот, - высказался Выгодовский и снова надолго замолчал. Но однажды он разговорился, да так, что в Петербург полетело донесение фельдъегеря: «Государственный преступник Выгодовский в разговорах с другими преступниками называл их императорское величество хищным заедателем и обдирателем, прохвостом и убийцей, а императорскую корону - дурацкой шапкой».

В Чите Выгодовского продержали один год, а затем отправили в Нарым, о котором тогда говорили, что Бог создал рай, а черт - Нарымский край. Почти три месяца везли туда Выгодовского. Нарымская ссылка была тюрьмой без решеток. В лесисто-болотистой местности с очень суровым климатом жизнь была тяжелой. Для Выгодовского мучительно трудными были первые два года, пока он как-то акклиматизировался, а главное, нашел себе дело по душе. Он начал обучать местных детей грамоте. К нему потянулись ребята, которых он очень любил.

В Нарыме начали говорить о необычном ссыльном, который знал даже французский язык. Вскоре он стал постоянным ходатаем по делам местной бедноты. Тогда же он записал в дневнике: «Я еще раз убедился, что мерзости, сумасбродства и беззакония делаются у нас в России всеми штатными чинами, везде проходимцы и угодники сидят, и все это по указу его императорского величества. Присутственные места - это чистой воды притоны».

И далее: «Николай I сперва удавил пять человек на виселице, а потом отправился короноваться. Итак, московские архиереи должны были короновать на царство душителя-фарисея, и он похож на палача и заплечного мастера: что за рост, что за осанка, а ума у него столько же, сколько в его короне... Лихая фигура, настоящий кавалергардский фланговый, драгун, кирасир, как дуб солдат, но все же не царь...»

Каким мужеством надо было обладать, чтобы в годы жестокой реакции, находясь под неусыпным надзором полиции, создать такой язвительный памфлет на царствующего Николая I!

В короткие летние дни Выгодовский занимался сельским хозяйством, но едва сводил концы с концами. Единственным утешением и радостью по-прежнему были дети, которых он учил грамоте. За все годы проживания в Нарыме он обучил грамоте больше сотни ребят. Однажды он диктовал им диктант, а дети записывали на грифельных досках. После того, как была записана фраза «Не желай иметь раба, когда сам рабом быть не желаешь», в дом вошел жандарм и отобрал у одного ученика доску, унес с собою. Доска пошла по рукам местного начальства, озлобленного на ссыльного, а перед этим Выгодовский отправил огромное письмо начальнику Западной Сибири, в котором сообщал о деятельности «чернильных гнусов», так он называл местных чиновников.

В 1854 году «за ослушание и дерзость против местного начальства Выгодовского, образ мыслей которого весьма преступный» арестовали. При обыске была отобрана рукопись на 3588 листах, «исполненная самыми дерзкими и сумасбродными идеями против правительства». Рукопись опечатали и специальным гонцом отправили в Петербург, начальнику III отделения, с припиской о том, что «ссыльный в высочайшей степени проникнут преступными идеями... в своих рассуждениях восстает против монаршей власти, государственных учреждений и всего, что составляет благоденствие России».

Выгодовский опять в тюрьме в Томске. Там продержали его почти год, а затем отправили в Вилюйск Якутской губернии.

В Петербурге начальник III отделения доложил бумаги Выгодовского царю, который оставил их у себя для прочтения. Вначале он безразлично листал рукопись, но когда дошел до описания его деяний, весь задрожал:

- Ах, мерзавец! - простонал Николай I и, отбросив бумаги в сторону, велел позвать сына Александра, будущего императора. А перед тем он посмотрел в «Алфавит декабристов» и, прочитав, кто же такой Выгодовский, еще больше рассвирепел. Сын застал отца быстро шагающим по кабинету - так он всегда поступал при расстройстве. На минуту остановившись перед столом, на котором лежала рукопись Выгодовского, царь ткнул в нее рукой и сказал:

- Ты не раз просил у меня снисхождения этим мерзавцам. Правда, почти за тридцать лет многие из них поумнели, а этот гнусный хохол ничему не научился. Никакого прощения. Запомни, никакого прощения!

Немного успокоившись, император продолжил:

- Вели все немедленно предать огню, а сочинителя примерно наказать.

Вскоре Николай I скончался, а наместник-сын, ставший Александром II, все-таки объявил амнистию декабристам. В живых осталось их немного, ведь прошло тридцать лет!

Амнистия не коснулась Выгодовского. Его еще более пятнадцати лет держали в Вилюйске и держали бы там и дольше, но в 1872 году было приказано убрать из города всех неблагонадежных: туда везли государственного преступника нового поколения Чернышевского Николая Гавриловича.

Выгодовского отправляют в село Урик Иркутской области, где до амнистии отбывали ссылку некоторые декабристы.

Вскоре Выгодовский заболел. К больному, без копейки денег, местное начальство проявило милость: разрешило на время поселиться в Иркутске. К этому времени там была большая колония польских политических ссыльных и среди них настоятель Иркутского костела Шверницкий, который согласился приютить изгнанника. Спустя год полагалось продлить билет на право жительства в городе. За это надлежало уплатить шестьдесят копеек, а так как денег у Выгодовского не было, явился чиновник, чтобы описать имущество, но увидел пустую каморку Выгодовского, покрутив головой, удалился.

Самую суровую судьбу испытал декабрист Дунцов-Выгодовский. Находился на каторге, в тюрьмах и ссылке пятьдесят четыре года! До самой смерти. За это время он не написал и, естественно, не получил ни одного письма. Родители и все знавшие его полагали, что он давно погиб. Последними в его дневнике были слова: «Я пережил трех царей и натерпелся от их псарей».