ЧЕЛОВЕК ИЗ КНИЖКИ СТАЛИНА

Это сегодня можно безнаказанно смеяться над тем, что написал или высказал Сталин, и, не боясь расправы, издевательски называть его «корифеем всех наук». А ведь при жизни разве что сэр Уинстон Черчилль в годы «холодной войны» осмелился бросить ему обвинение во всеобщей некомпетентности, да и то потому, что находился за Ла-Маншем и под охраной лучших в мире британских спецслужб.

Впрочем, нашелся и в нашем отечестве человек, словно забывший, что спорить со Сталиным смертельно опасно. Тем более в такой области знания, как экономика, самим Богом предназначенной для овладения вождями.

Не случайно в конце жизни кремлевский затворник снова взялся за перо, чтобы подвести итоги своим экономическим взглядам и вместе с тем воздать должное тем, кто с ним не согласен. «Такой несусветной тарабарщины не разводил еще у нас ни один свихнувшийся «марксист». Это цитата из небольшой по формату сталинской книжки «Экономические проблемы социализма в СССР» и адресована она одному ученому-смертнику, который позволил себе высказать соображения, не совпадающие с официально дозволенными.

Какие же события предшествовали появлению в поле зрения Сталина «свихнувшегося марксиста»?

Не задумываясь о последствиях

В ноябре 1951 г. в Москве происходило обсуждение учебника «Политическая экономия». На это обсуждение был приглашен и совершенно неизвестный тогда в широких научных кругах Лука Данилович Ярошенко.

Как свидетельствует запись, сохранившаяся в архивах духовной консистории, которую разыскал местный краевед А.А.Шестопал, Лука Данилович родился 21 апреля (по старому стилю) 1896 г. в селе Млины Гадячского района Полтавской области. То есть, на время дискуссии, благодаря которой он навсегда вошел в историю науки, был уже человеком немолодым. Получил основательное образование, закончив знаменитый тогда Плехановский институт и Институт красной профессуры. Работал в Госплане СССР заместителем начальника отдела, занимая по тем временам весьма высокую должность.

Учебник, вынесенный на обсуждение, по имеющимся данным, удивил и возмутил Ярошенко. В нем был сделан акцент на принудительном характере труда, чрезмерно превозносилось плановое хозяйство. И хотя по смыслу всех остальных речей на дискуссии Ярошенко мог бы догадаться, что обсуждаемый текст получил наивысшее одобрение, он решил вслух высказать, что по этому поводу думает.

Рядом с ним в зале сидел академик Варга. Ученый с мировым именем, который был директором Института мирового хозяйства и мировой экономики, он тем не менее «играл по правилам своего времени». И когда Лука Данилович попросил его просмотреть тезисы своего выступления, Варга только поморщился. И сказал, что выступать не советует. Оказывается, вводная часть учебника была согласована со Сталиным. Так что за участниками дискуссии оставалось лишь право безудержно восхвалять строки, освященные именем тогдашнего вождя. Но наивный до святости Лука Данилович поднялся на трибуну и объявил учебник... антинаучным. Ни много ни мало! Учебник, который одобрил Сталин, тем самым взяв на себя ответственность за его содержание.

Развивая свою мысль и не обращая никакого внимания на реакцию зала, Лука Данилович особо подчеркнул, что вводная часть представляет собой пример методологической путаницы и полной псевдонаучности.

Если бы на это представительное собрание ворвались бы террористы с бомбами, эффект, вероятно, был бы не большим.

В зале воцарилась тишина. Каждый из присутствующих, наверное, начал лихорадочно думать, как это невероятное выступление отразится на нем лично. Ведь можно было взгляды Ярошенко совсем не разделять, но достаточно было уже того, что все стали свидетелями неслыханной попытки поставить под сомнение текст, который следовало считать каноническим.

По воспоминаниям современников, в перерыве дискуссии одни участники, ежеминутно оглядываясь, шепотом поздравляли Луку Даниловича. Другие смотрели на него с откровенным страхом. А третьи старались просто не замечать.

Впрочем, показать свое отрицательное отношение к Луке Даниловичу во время перерыва было явно недостаточно. Нужно было от него решительно отмежеваться. Академик Немчинов, бывший тогда председателем Совета по изучению производительных сил СССР, не без, как ему казалось, иронии отметил, что «Ярошенко хочет создать новую экономическую науку». Это в то время, когда уже существовала сталинская!

Между тем, иронии здесь совершенно не было места. Ярошенко, опередив свое время, решительно выступал против чрезмерной политизации экономики, за необходимость разработать конкретную программу структурной перестройки производства, отбросить мертвые догмы «политэкономии социализма».

Первый день дискуссии (а она длилась долго!) прошел для Луки Даниловича благополучно. В том смысле, что ему еще никто не выкручивал рук, не тянул в «черный ворон». По всей видимости, ждали реакции Сталина. Да, все было для Ярошенко еще впереди, ибо иного убедительного аргумента против своих оппонентов, кроме пули в затылок или наручников, у Иосифа Виссарионовича, как известно, не было.

Что же произошло с Лукой Даниловичем впоследствии? Об этом пишет сам Иосиф Виссарионович.

Далеко не каждый из простых смертных удостаивался чести иметь такого «биографа», как Сталин. Лука Данилович удостоился.

Разыскивая документы и свидетельства, относящиеся к описанным событиям, я прежде всего попытался добраться до «Экономических проблем социализма в СССР» (издание 1952 г.) В том фонде Национальной парламентской библиотеки Украины (бывшая им. КПСС), который рассчитан на ежедневную «оборачиваемость», их не оказалось. Нашли в книгохранилище на Подоле.

Я спросил у заведующей третьим читальным залом Нины Васильевны Снижко, часто ли эту книжку заказывают читатели. Она справилась с ярлычком, который наклеен на обороте обложки, и ответила, что первая запись, датированная 1986 годом, свидетельствует, что счет читателям открыл никто иной, как я. Действительно, она мне понадобилась еще тогда, когда я впервые безуспешно пытался разыскать Ярошенко. С тех пор - за десять лет - «Экономические проблемы социализма в СССР» заинтересовали еще только двух человек. В общем, это давняя отечественная традиция - такое отношение к наследию ушедших вождей. А ведь в год издания она была библией каждого интеллигента. Настольной книгой! Между прочим, ее полезно читать и сегодня, иначе трудно понять, что же с нами произошло.

Итак, снова держу в руках этот безусловный библиографический раритет.

Здесь целый раздел так и называется: «Об ошибках т. Ярошенко Л.Д.». В разделе два подраздела: «Главная ошибка т. Ярошенко» и «Другие ошибки т. Ярошенко», занимающие сорок книжных страниц, то есть чуть ли не четвертую часть всего текста.

Тем самым имя Луки Даниловича вошло в свод марксистской литературы наряду с Троцким, Зиновьевым и Каменевым.

Что же вызвало наибольшее раздражение Сталина? То, что озадаченный ходом и результатами экономической дискуссии Ярошенко предложил написать свой вариант «Политической экономии социализма», причем, при наличии двух помощников, в течение одного или полутора лет. Это предложение он разослал всем членам Политбюро, так что замолчать его не было никакой возможности. Сталину не оставалось ничего иного, как принять вызов.

Как же главный экономист страны полемизировал с рядовым экономистом? О том, что он назвал его «свихнувшимся марксистом», а излагаемые им взгляды «несусветной тарабарщиной», я уже упоминал. Ярошенко впоследствии признавался, что вовсе не считает себя во всем правым, но его непримиримый оппонент и не ставил своей целью переубеждать. Он ставил целью уничтожить Ярошенко как ученого, сначала, правда, лишь в научном и моральном отношении. Поэтому то, что принадлежало перу Луки Даниловича, объявлялось «грубыми искажениями», «детскими рассуждениями» и «пустопорожней болтовней». А в целом - «хлестаковщиной».

Итак, общественное мнение было подготовлено и читатели поопытней ждали известия о том, что Ярошенко уже на нарах.

Но не все было просто даже для Сталина. О Ярошенко уже знала вся страна, о нем знали в мире, и арестовать его было сложнее, чем безвестного «врага народа». Поэтому решили расправиться с ним в несколько этапов. Сначала Хрущев и Фурцева вызвали Луку Даниловича в Московский горком партии. Смысл беседы был таков: «Против кого пошел? Кого учишь?»

Потом приняли решение послать Ярошенко в Иркутск для отбывания трудовой повинности. Слава Богу, пока не в лагерь и к тому же без партийного взыскания, что часто приравнивалось к «волчьему билету».

Но не прошло и недели, как в Иркутск прибыло новое решение Москвы, в соответствии с которым Луке Даниловичу полагался строгий выговор с предупреждением. Так сказать, последний порог, за которым следовало изгнание из партии. По тем временам - страшнейшее наказание, где следующий этап - тюрьма.

Ну как бы поступил осмотрительный человек, понимающий, что политические игры с товарищем Сталиным до добра не доведут? Впрочем, Лука Данилович к осмотрительным людям не принадлежал. Он снова взбунтовался и послал протест в Политбюро. И снова широкая известность не предотвратила, а лишь отсрочила неизбежный финал.

Итак,

о наручниках как о лучшем аргументе

в научном споре

Если обратиться к опубликованным воспоминаниям Хрущева, в них можно найти ссылку на репрессированного экономиста с украинской фамилией. Сама фамилия не названа. Это - о Ярошенко.

Кстати, именно из этих воспоминаний Лука Данилович и узнал, что его протест лишь ускорил окончательную расправу над ним.

На большинство подобных протестов в высшей инстанции власти не обращали никакого внимания. Поскольку же речь шла о человеке, над которым публично издевался Сталин, его немедленно вызвали в Москву. На этот раз «собеседниками» Луки Даниловича были Хрущев, Маленков, Шкирятов.

Что же услышал он, преодолев тысячи километров от Иркутска до Москвы?

- Никто с тобой, негодяй, по существу и разговаривать не будет...

Эти слова принадлежали Матвею Шкирятову, председателю Комитета партийного контроля при ЦК, который уже по самой своей должности считался «совестью партии».

Впоследствии выяснилось, что злополучный протест действительно никто не читал, за исключением Ворошилова, да и тот попался ему на глаза случайно, и красный маршал тут же предложил окончательно укротить возмутителя экономического спокойствия.

Сталин, конечно, поддержал: «Ну что это за сволочь такая! Арестовать!»

Команды из Кремля до Лубянки распространялись быстро. Едва Ярошенко вышел из кабинета, как вдруг, словно из-под земли, выросли двое в штатском. По их выправке и пустым глазам Лука Данилович все понял. Его взяли под руки и повели.

Не успел Ярошенко опомниться, как его доставили на Лубянку и затолкали в одиночную камеру.

Ошеломленный Лука Данилович никак не мог понять, что с ним произошло, почему его попытка разобраться в некоторых сугубо теоретических вопросах настолько вывела Сталина из себя, что он отдал его в руки палачей. Да, ведь был он не случайным «уловом» в сетях, раскинутых госбезопасностью во время очередной кампании по выявлению «врагов народа». Сталин занимался им лично, что всегда имело наиболее трагические последствия.

Увы, Лука Данилович не принадлежал к числу тех узников, которые, несмотря на весь ужас своего положения, не позволяли себя сломать.

Он сломался уже на пороге своей камеры.

Едва оглядев свое новое пристанище, он понял, что долго тут не выдержит, и готов был сознаться в чем угодно, если бы только знал, в чем сознаваться. Он готов был сознаться в своих методологических ошибках, неуместности выступления на экономической дискуссии и даже неуважении к товарищу Сталину.

Только обвинение в подрывной деятельности никак не укладывалось в его голове, ибо как честный ученый он был глубоко убежден: чтобы назвать себя врагом народа, нужно обязательно быть им.

- Сознавайся, негодяй, в антисоветской деятельности! - кричал ему следователь на допросах.

Что от него требуется, Ярошенко так и не понял.

Бить его не били, по крайней мере нигде упоминания об этом в документах не имеется. То ли дело в личности следователя, то ли самого Луки Даниловича, имевшего, в прямом смысле этого слова, выход на Политбюро. Но другие способы показать Луке Даниловичу, на кого он замахнулся, применялись в полном объеме. Например, водили его по «большому тюремному кольцу». После Лубянки попал в Лефортово, из Лефортово в Бутырки, потом опять на Лубянку. А ведь известно, что человек привыкает к своей постели, даже если это тюремные нары!

Или применялись пытки лишением сна. Не давали спать ни днем, ни ночью. И снова:

- Сознавайся, негодяй, в антисоветской деятельности!

Имеется также свидетельство, что Ярошенко был доведен до крайней степени отчаяния, и когда его вели на очередной допрос, хотел было броситься в проем тюремной лестницы.

Только «врага народа» лубянские умельцы так и не смогли из него сделать.

Совершенно не исключено, что Ярошенко в конце концов расстреляли бы. Именно таков был исход множества других сфальсифицированных дел, когда узников вместе с сопроводительными документами бросали из одной зоны в другую, пока они не оказывались у стенки.

Ярошенко хорошо знал, какую просеку прорубили в среде экономических авторитетов советские карательные органы, казнив даже самых выдающихся из них, таких, как Кондратьев, Чаянов и многих других, и был уже готов ко всему. Неожиданно дверь камеры распахнулась - и Луке Даниловичу сказали: «Сталин умер, вы свободны».

А если бы не умер? Хорошее же правосудие было в стране, где человека отправляли за решетку не за реальный состав преступления, остающийся таковым независимо от смены власти. Его отправляли за решетку в силу «политической целесообразности», которая менялась вместе с властью.

Впрочем, особой неловкости за поступки своего беспощадного предшественника хрущевская власть на этот раз не испытывала. Перед Ярошенко даже не извинились, лишь вручили ему справку о том, что с 12 января по 26 декабря 1953 года он «содержался в местах заключения МВД СССР».

Лука Данилович назвал этот тюремный документ «дипломом об участии в экономической дискуссии».

Последняя

жертва Иосифа Виссарионовича

Может быть, и не стоило вспоминать об этих событиях сорокапятилетней давности, если бы не выяснилось, что совсем недавно Ярошенко был еще жив! О чем засвидетельствовал случайно узнавший о его существовании московский журналист А.Никитин. И если, дай Бог, он жив и сегодня, то в этом году ему исполнилось ровно сто лет.

Проверить это сейчас крайне сложно, ибо проверять нужно совсем в другом государстве. Телефона же Ярошенко московская справочная не дала, а знакомые из российских газет мне ничем помочь не смогли.

Лука Данилович сразу после тюрьмы вроде должен был бы угомониться. Слишком свежи еще были воспоминания о том, что совсем недавно с ним произошло. Но как и все простодушные люди, он был уверен в том, что любое зло рано или поздно будет наказано, а попранная справедливость восстановлена.

Лубянка явно его ничему не научила. Едва оказавшись на свободе, он стал добиваться приема у Хрущева и Фурцевой. Ему даже не ответили. Что порядком удивило Луку Даниловича, ибо он помнил, что Никита Сергеевич писал о нем как о человеке, который пострадал «совершенно безвинно».

При выходе из тюрьмы у него, как положено, взяли расписку о неразглашении. То есть никогда и ни при каких обстоятельствах он не должен был рассказывать о том, за что сидел и что сидел вообще.

Поверив же в «оттепель», Ярошенко 15 декабря снова написал в ЦК письмо, в котором, в частности, подверг критике Сталина за то, что тот втянул женщин в общественное производство, в то время как не были созданы условия для воспитания детей. На очередном пленуме ЦК Хрущев почти дословно зачитал это письмо. А в его докладе на XX съезде Ярошенко тоже услышал некоторые мысли, которые ему принадлежали.

Даже менее доверчивый человек, чем Лука Данилович, имел бы основания предположить, что его правота во многом доказана, поскольку его цитируют в высших эшелонах власти. Поэтому в Центральном статистическом управлении СССР, куда он устроился на работу, Ярошенко выступил на первом же партийном собрании, буквально чувствуя поддержку Хрущева.

Но что позволено Юпитеру...

Луку Даниловича тут же исключили из партии «за неправильное понимание» ее политики. Восстановили только на XXII съезде, но потрясение было слишком велико. Настолько велико, что он дал себе слово больше не принимать участия ни в одной дискуссии, не выступать ни на одном собрании.

И только спустя много лет нарушил обет молчания. Тогда, в ноябре 1989 года, в Москве снова собрались экономисты, чтобы обсудить положение, сложившееся в стране. В печати даже появились сообщения, что совещание это как-то связано со вторым пришествием Ярошенко, с теми идеями, которые он снова начал высказывать в частных беседах.

«Самого же Луку Даниловича пригласить, конечно, забыли. Кто-то из знакомых отдал ему свой билет. Два дня участники совещания с удивлением разглядывали незнакомого человека более чем преклонного возраста, сидящего в первом ряду, перед самой трибуной, - писал в некогда популярной газете один очевидец. - Лицо его им было совершенно незнакомо. Но вот он попросил слово, назвал себя, и зал взорвался аплодисментами. Аплодировали, должно быть, стоя».

Трудно передать, что при этом испытал Лука Данилович, снова обращаясь к коллегам с трибуны. Он словно прорвался сквозь время, но оставить свое прошлое в той, бывшей, жизни ему так и не удалось. Может быть, в зале даже витал призрак его давнего мучителя. И тем не менее Лука Данилович сказал, что возврат к тем временам, по его мнению, невозможен.

Как ни удивительно, но Ярошенко до последнего времени не считал спор со Сталиным законченным. Он мысленно все время полемизировал с ним, уверенный, что не ошибся, когда утверждал, что экономика самодостаточна. Что она может нормально развиваться лишь по своим собственным законам, а не в соответствии с указанием свыше и начальственными окриками. Он остро высмеивал направление, которое назвал «лозунговой экономикой» в виде призывов к «перестройке», «ускорению» и даже незыблемому постулату, что «экономика должна быть экономной».

Да, Луке Даниловичу сейчас должно быть ровно сто лет. Так сказать, век абсолютной мудрости. Но логику того строя, во время которого он прожил самую активную часть своей жизни, постичь так и не смог.

Ярошенко часто вспоминал: принимая как представитель Госплана участие во многих заседаниях тогдашнего правительства, он нередко убеждался, что присутствует на спектакле театра абсурда. Вот, скажем, обсуждается вопрос об очередном «проекте века» -строительстве огромного производственного комбината. И забыв о присутствии высших государственных умов, Лука Данилович решительно выступает против. Потому что его собственные расчеты показывают, что данный «проект века» не обеспечен ни материалами, ни технологией, ни рабсилой.

После обсуждения к нему подошел Микоян и тихо сказал: «Берегись!»

Судя по всему, «проект века» тоже был согласован со Сталиным.

«Как экономист, Сталин был совершенно беспомощен, - считает Лука Данилович. - В его толковании такое понятие, как «товар», было сужено до нелепости. А разные формы собственности и закон стоимости объявлялись пережитками капитализма».

Первой жертвой Сталина среди ученых, пожалуй, следует считать украинского академика Сергея Ефремова, арестованного в 1930 году по сфабрикованному от начала и до конца делу «Спілки визволення України». Правда, еще в

1928 г. расстреляли пять горных специалистов из гор. Шахты, а спустя два года был осужден проф. Леонид Рамзин, создатель уникальной конструкции прямоточного промышленного котла. Но оба они были, так сказать, «прикладники», а Сергей Ефремов - представитель «чистой науки».

Что касается последней жертвы Сталина, то ею, безусловно, тоже является украинец - Лука Ярошенко. Такое совпадение. Его арестовали всего за два месяца до смерти Сталина. И на всякий случай продержали в тюрьме еще девять месяцев. Боялись даже мертвого вождя.