Два года назад у меня была возможность пообщаться со старшим офицером Лондонской городской полиции, действующей на основе законов, принятых еще в 1829 году. Это очень почтенная и респектабельная организация. Речь шла об их методах предотвращения исламистского терроризма. Было много интеллектуально насыщенной теории.
Но вот очередь дошла до практики, до тактического уровня. (Еще раз напомню, что говорили о превенции и предотвращении активности, а не о прямой борьбе с самим явлением, как в сериалах.) Ответом было нечто вроде того, что «мы увеличиваем количество униформированной полиции на улицах, а также одеваем в полицейские жилеты собак», чтобы террористы увидели всю эту бдительность и испугались. Не берусь точно воспроизвести стилистику, но суть была именно такой, потому что сначала я не поверил собственным ушам и переспросил.
Офицер искренне подтвердил, что задача такого грозного «театра» — влияние на эмоциональную область, а не конечное поведение. То есть, гипотетически, испорченное настроение террориста помешает ему жизнерадостно себя подорвать. Я пытался еще выяснить, в курсе ли он, насколько упоротый джихадист отличается от нормального мусульманина (хотя бы с точки зрения того, кто какими установками руководствуется в обычной жизни) и какие бывают виды джихада. Но это уже было очевидно не по адресу.
Несколько раз похожего рода дискуссии возникали у меня с ответственными джентльменами стран Евросоюза. На личном уровне общения понимание наступало через 30 секунд. Все всё понимают, возможно, даже лучше нас. Но на второй минуте общения включается: ну у нас же законы ЕС, мы не имеем права (не можем) этого сделать, нам денег потом не дадут.
Это вам такой небольшой инсайд на случай «зрадської зради». Неосоциализм в Европе по факту выиграл, и я не знаю, как надолго. Но правила игры таковы. Все всё понимают, но даже мигнуть не могут, что их взяли в заложники.
И каждый раз, когда силой обстоятельств я вновь погружаюсь в ситуацию и процессы оккупации земель нашего Востока и Крыма, этот разговор вновь возникает на стенах памяти, как тень отца Гамлета в пьесе Шекспира. В этот раз поводом был форум «Восток возможностей» в Краматорске, организатор — Министерство по вопросам реинтеграции временно оккупированных территорий Украины.
Поскольку ивент был публичный, я попытаюсь (по возможности внятно) изложить обществу свою точку зрения по этому вопросу. Она не затрагивает непосредственно участников конкретного ивента, абсолютное большинство которых я вполне искренне уважаю.
Начнем с самого термина «реинтеграция». Стилистически — это возвращение к некоему конституционному статус-кво. Но в какое именно время? Я когда-то написал раздел к книге «Добробати», где анализировал различные фазы влияния Московии на то, что сейчас называется ОРДЛО.
Возвращение земель или возвращение людей является главным нарративом? Этот вопрос вообще лежит за интеллектуальными пределами нынешней власти. У нас полтора миллиона людей в Украине и так ежедневно общаются с двумя миллионами из оккупированной части Украины. Все информационные потуги государства что-то-там-сказать разбиваются о реальность и информационную импотентность его руководящих кадров. Хотят, но даже не знают, куда что вставлять. Вопрос — «в какую историческую фазу Украины мы реинтегрируем ОРДЛО?» — остается без ответа.
Термин «реинтеграция» (исподволь вытеснивший более внятную «деоккупацию») ведет всех участников процесса в тупик. Не имеет значения, с точки зрения конспирологии, кто является автором этого тупика. Понятнее может быть возвращение к научному термину «стратегия убеждающего влияния».
В этом есть одна небольшая проблема — нельзя обманывать. Вы не можете использовать целиком выдуманные факты для эффективной коммуникации. Это классика всех информационных операций. И, поскольку мы способны констатировать факты тактического обмана политиков на внутреннем уровне, мало шансов на то, что они реально понимают мировой контекст проблемы. Если вы используете стратегию убеждающего влияния — у вас должны быть весомые аргументы убеждения.
На тактическом уровне есть масса позитивных вещей, вроде различных инноваций на КПВВ, но по факту это выглядит как эффективное обустройство новой границы.
Никто не может смело сказать, за что мы в конце концов сражаемся, — за земли, за людей или за обиженное самолюбие. На каждый из этих вопросов есть ответы с механизмами решения. Но они очень разные. В самом обществе (в его проактивной части) нет однозначного ответа.
Есть две матричные модели коммуникации, если мы говорим о глобальных вещах. Это корейская и немецкая модели. Корейская базируется на вечном и радикальном противостоянии «двух миров, двух систем». Это словно два барана, которые уперлись лбами на узкой кладке и будут толкаться, пока кладка не сломается.
Немецкая, с романтической историей отношений ГДР—ФРГ, базировалась на растяжении во все стороны прокси-частичек коммунистически-капиталистического мира.
Более тридцати лет спустя 51% восточных немцев в основном согласились, что объединение было неплохой идеей, 70% — сказали, что «нас не слышат», 52% восточников были недовольны уровнем демократии, 41% — уверены, что со свободой слова в ГДР было лучше.
Это к тому, чтобы у нас не возникало сопливых иллюзий по поводу людей, выросших там, в другой реальности. Германия заплатила за реинтеграцию «ост» с вот таким вышеприведенным результатом 1 триллион 300 миллиардов евро.
Идем дальше. Чтобы возыметь ответное действие, сообщение должно преодолеть шесть преград — понимание, доверие и так далее. По состоянию на сегодняшний день похоже, что сообщения, идущие в общий доступ, возвращают нас в статус Северной Кореи или ГДР, зависимых, соответственно, от Китая или СССР. С таким алгоритмом поведения доставка сообщения вообще не предусмотрена. Есть только сегодняшние амбиции и самопрезентация того, чего в принципе не существует.
В процессе коммуникации значение имеют не ваши намерения, а мысли другой стороны, возникающие в результате процесса переговоров. И эти мысли люди с другой стороны еще должны запомнить, чтобы потом это превратилось в какие-то поступки.
Есть два безусловных обстоятельства, которые гипотетически могут привести указанный процесс к какому-то финалу.
Первое — у людей должно быть достаточно оснований для обдумывания вашей информации по сути. Здесь в принципе каждое слово надо бы писать «капслоком», потому что это вопрос к стороне, надувающей щеки.
Второе более неприятное. Люди должны быть физически способны на предыдущий пункт. Они должны находиться в здравом уме, чтобы понять, о чем идет речь.
Такие люди в ОРДЛО, безусловно, есть, но мы не знаем ни демографии, ни уровня их влияния. Гипотетически мы предполагаем, что их «малесенька щопта». Но реальность такова, что прямая бытовая, внеидеологическая коммуникация с кем-либо, приближенным к ОРДЛО, меняет отношение в течение нескольких недель. Доказано волонтерами.
Это плохая новость для тех, кто хотел бы годами паразитировать на идеологическом противостоянии, находясь за сотни километров от линии размежевания. Но хорошая новость для гражданского общества, которое уже почти завели на окольные пути баснями об идеологической непримиримости.
То есть необратимость отношения существует и это доказано немецким кейсом. Но, спрашивается в задаче, вы хотите возвращения земель или поговорить? Реинтеграция — чего именно? Территориальная целостность является конституционным требованием. Все остальное — второстепенно. Ведь если вы такие непонятно какого пошиба космические еврогуманисты, то заплатите за это.
В принципе Украина как малосубъектная страна идет другим путем, и за этот, не ею избранный путь, платит Евросоюз, чтобы с ним ничего плохого не случилось. Кейс Нагорного Карабаха показал, что, возможно, через четверть столетия наше терпение тоже лопнет, но хотелось бы дожить до этого момента.
Идеологическое соревнование с Россией на тему ОРДЛО разбивается на контраргументацию верхнего и нижнего уровней, но при условии, что у вас есть реальные козыри. То есть предложения практического уровня, как на базаре. Вы покупаете то, что вам подходит. Да, действует поправка «я не покупаю российское», но она действует чаще всего лишь потому, что это реально плохое качество.
Реальность такова, что за все предыдущие годы мы утратили шансы на быструю военную деоккупацию захваченных территорий. Я надеюсь, что какой-то будущий суд даст этому надлежащую правовую оценку. Но пришло время длительной болтовни, у которой, впрочем, тоже есть свои особенности.
Во-первых, отделение оккупации Крыма от ОРДЛО. Политик, который откровенно и официально пойдет на такой размен, подпишет себе политический, а может, еще какой-то другой приговор. Есть пример де Голля и Алжира и по меньшей мере шести покушений на его жизнь.
Во-вторых, это хоть какая-то, но коммуникация, попытка поговорить через маску идеологий. Аллегория тем точнее, чем действеннее защита маской от собственно ковида. Защиты не дает, но риск пообщаться вашим соплям с соседскими немного уменьшает. Это как военный шлем. Его назначение — прежде всего защищать от дурацких обломков и всякого хлама, летящего вам на голову. Но не от прямого попадания — для этого есть ум, чтобы избежать его.
Как-то запугивать людей на этих территориях нет никакого смысла. Во-первых, сильно пугливые уже давно выехали в Украину и Россию, соответственно вкусам. Во-вторых, испуганные, но оставшиеся, будут жить по обстоятельствам. Так, как жила часть наших предков во время нацистской оккупации в западных и восточных областях. Им надо выживать. И требовать от них абстрактного «героизма» бессмысленно по сугубо тщеславным причинам — противно. Бог и время их сами рассудят. Но без дилетантского участия «гражданского общества».
Summa Summarum этих мыслей такова. За годы войны написаны горы стратегий, в которых нет одного важного пункта — «кто за все это заплатит» (с) my favorite James Sherr). В них нет даже в самом скромном приближении мысли об активных наступательных действиях. За годы войны сформировалось мощное клептократическое лобби, вполне согласное с таким положением дел. Им плевать на ОРДЛО и Крым, но не на государственный бюджет.
Евросоюз в основном поддерживает такое мутное положение дел, по инерции. Потому что сам не знает, что делать даже с собой. Мы стоим им (то есть Германии) пока недорого, поскольку в целом ни на что серьезно не влияем.
Азербайджано-турецкая методика решения их давних проблем ЕС, безусловно, потрясла, но по факту Европе отвечать здесь нечем. Держали Турцию в прихожей вступления в ЕС, ну вот и получили. А пустая болтовня о мире будет продолжаться до тех пор, пока не лопнет терпение.
Это точно не сегодняшняя Украина, потому что украинским терпением можно опоясать экватор несколько раз.
Что интересного в наших болтовне и терпении? Во-первых, все многолетние участники очень хорошо знают друг друга. Но вынуждены «отбывать номер». Так, словно взрослых людей одели в детскую одежду, дали им лопатки и отправили в песочницу с требованием построить замок. Это по поводу стратегии.
Во-вторых, на оперативном и тактическом уровнях делаются вполне полезные, а следовательно — эффективные вещи. Концепция переходного правосудия начинает обретать выразительные черты, практические действия по облегчению коммуникации через линию размежевания тоже вполне убедительны.
Основная проблема коммуникации с жителями оккупированных территорий в формате старого «Радио Свобода» упирается в тот факт, что у нынешней украинской власти не просто отсутствует какая-либо идеология, но она считает это своим большим преимуществом. У такой позиции есть свои временные европейские и внутренние «подпевалы». Это финансируется, но когда-то оно лопнет, как всякий пузырь.
Вот на время этого «лопанья», которое вполне можно рассчитать, надо было бы заранее минимизировать (избежать не удастся) размеры кровавой мести местных местным (они все знают лучше). Бюджетные затраты на очередную турбулентность переселенцев уже в обратную сторону. Судопроизводство, которое должен быть быстрым и справедливым, если мы хотим уменьшить самосуды.
Алгоритм этого будущего для ОРДЛО и Крыма надо было бы сделать постоянным и скучным, как кукование кукушки. Деоккупация, фильтрация, реституция, возвращение наших граждан домой. Ну а дальше уже суды о компенсациях.
В то же время некий псевдоукраинский медийный лепет, не выдерживающий ни технически, ни качественно конкуренции с Россией, — это бессмысленная трата бюджетных средств и преступная имитация информационных влияний. Никакие многолетние разговоры о стратегиях этого не компенсируют.
Или мы возвращаемся к формату, когда ОРДЛО — это как ИГИЛ, «отдельные районы Ирака и Ливии», террористы с населением, у которого выраженный «стокгольмский синдром». И ведем себя как с террористами и заложниками.
Или целуемся с ними через европейские прокладки следующие 25 лет. А потом все равно будет как с Карабахом.
Жаль, что мы не доживем.