БЛАГОСЛОВЛЯЕТ МАТЬ И МОЛИТ ЗА ОТЦА

Совсем недавно Евгений Евтушенко на вопрос ведущего в «Часе пик» «Ваш идеал человека» тотчас, не раздумывая, ответил: «Пушкин». Я бы сказала: «Сто раз Пушкин!» Такие рождаются в несколько столетий единственный раз. Если о Шекспире все еще спорят: был ли он или великий драматург - это синтез нескольких авторов, то наш Пушкин - осязаем, свой, почти родной человек. Гениальный и человечный. Пытавшегося с ним подружиться царя Николая опасался, Петра - боготворил. Декабристов - любил. Гений - это же дитя стихии, бунта. Не разлюбил своих друзей, когда они стали «каторжанами» и «преступниками». А когда все уста о них замолкли - он передал им опальнейшие строки «Во глубине сибирских руд храните гордое терпенье». Высочайше чтил подвиг их жен.

Немало лет и досуга отдала я слежению за мыслью «Пушкин и декабристки». Не всякая земля родила и явила миру столько безграничной любви и женского подвижничества. Это и наша украинская земля. «Они вписали несколько прекрасных строк нашей истории» (Из письма П.А.Вяземского - А.И.Тургеневу). Там же: «На днях видели мы здесь проезжающие далее, в Сибирь, Муравьеву-Чернышову и Волконскую-Раевскую. Что за трогательное и возвышенное отречение!» Их героизм, преданность любви и долгу потрясли современников.

Дочь русской миллионерши и французского графа, княгиня Екатерина Трубецкая родилась в золоченых палатах на берегу Невы, а навечно успокоилась в сибирских снегах. Восьмилетней девочке Натали Апухтиной посвящал стихи Жуковский - и она же - та, «с которой образован Татьяны милый идеал», она же стала женой декабриста М.А.Фонвизина. Александра Давыдова и Александра Муравьева. Все они гордились дружбой с Пушкиным. И он до конца своих дней чтил их «Изгнание земное».

Но и в этом прекрасном ряду одно имя было для него особенным. Этой женщине он посвятил «Полтаву». Ее профилями исчерчены поля первой главы рукописи «Евгения Онегина». Ей, еще пятнадцатилетней девочке, посвящены многие строки «Кавказского пленника», «Цыган», «Бахчисарайского фонтана»:

Твои пленительные очи

Яснее дня, чернее ночи.

Поэт боготворил ее в разную пору и не забыл до последних дней жизни:

Я помню море пред грозою:

Как я завидовал волнам,

Бегущим бурной чередою

С любовью лечь к ее ногам!

Как я желал тогда с волнами

Коснуться милых ног устами!

Девичьи годы правнучки М.В.Ломоносова, Марии Николаевны Раевской, жены декабриста Сергея Григорьевича Волконского были освящены преданной и нежной дружбой с Пушкиным. В знаменитой Каменке Киевской губернии жил брат генерала Н.Н.Раевского (отца Волконской), будущий декабрист В.Л.Давыдов. Семья Раевских часто гостила в Каменке. Там бывал и Пушкин. Еще в 1820 году Раевские взяли с собой в четырехмесячное путешествие на Кавказ и в Крым сосланного на юг больного опального поэта. Пушкин вспоминал об этом периоде, как о счастливейших минутах его жизни.

Однажды в доме Раевских молодежь разыгрывала лотерею. Поэт снял единственную ценную вещь, бывшую с ним, - тонкое золотое кольцо со светлым сердоликом, на котором вырезаны три амура в ладье. Его выиграла Мария Раевская, младшая дочь генерала. Как самую дорогую драгоценность хранила М.Н.Волконская пушкинское кольцо. А перед смертью передала сыну. Сейчас этот перстень находится в фондах Музея А.С.Пушкина. Рядом с ним письмо: «Прошу Вас принять в дар Пушкинскому дому прилагаемое кольцо, принадлежащее Александру Сергеевичу Пушкину. Оно было положено в лотерею, разыгранную в доме Н.Н.Раевского, и выиграно бабушкой моей - Марией Николаевной, женой декабриста, и подарено мне моим отцом кн. Сергеем Волконским, когда я окончил гимназию... в 1880 г.»

Юность Марии Раевской прошла рядом с людьми, выдающимися и по уму, и по образованию. Эта аристократка никогда не могла бы стать мещанкой. Жизнь показала: и не стала.

Первым угадал в этой девочке великую женскую душу Пушкин. Позже очень многое переплелось в их судьбах. Последний дом поэта: Петербург, Мойка, 12. Он принадлежал княгине Софье Григорьевне Волконской, сестре декабриста. Именно в этой квартире за десять лет до переезда в него семьи Пушкина собиралась в путь на каторгу Мария Николаевна Волконская. За несколько часов до отъезда в Сибирь здесь напишет она прощальные строки горячо любимому отцу. Через десять лет комната, в которой Волконская провела последние грустные дни, стала кабинетом поэта и свидетелем его предсмертных мук.

Великая женская душа... Что это? Выданная замуж по воле отца, без трепета любви, сразу в день приезда в каторжный рудник она прорывается сквозь строгий конвой в самый ад подземелья, бросается перед мужем на колени и целует его кандалы, а вечером пишет родным: «Наконец я в обетованной земле».

Она нужна на каторге не только ему. Из 120 осужденных декабристов - только 11 жен последовали за мужьями, а в заботах и поддержке нуждались все. И Мария Николаевна ночами переписывала и тайно пересылала письма друзей мужа их родным. Чинила неумело, но старательно их одежду, готовила еду для всех. Скоро прибавились другие помощницы.

Через десятилетия декабристы вспоминали величие подвига этих юных, нежных, мужественных женщин. Полуголодные, они оставались прекрасными во всем. В.К.Кюхельбекер писал М.Н.Волконской: «Я убежден, что ни одна из них не посетует на меня за то, что я избрал Вас, княгиня, чтобы принести им свои уважения: все, что заключено достойного уважения и прекрасного в них, все это в наибольшей и чистейшей степени представлено Вами». «Чего ни приносили нам от этих чудных, добрых существ!» - вспоминал декабрист А.П.Беляев. - Чего должно было бы им стоить одно наше прокормление! Каких хлопот и забот требовало оно от них лично, потому что вокруг была дикая пустыня. Как они это делали! Где брали все то, что нам присылали! Откуда могли они доставать такие огромные количества провизии, которые нужны были, чтобы удовлетворить такую артель?»

Ведь от некоторых декабристов и родные, и жены отказались, и все, тайно переправлявшееся из России в Сибирь с верными людьми, поступало в общее пользование. Таков был неписаный кодекс их чести и жизни. И за все это юные жены платили страшную цену: подписывали подлые бумаги, согласно которым «невинная жена, следуя за мужем-преступником в Сибирь, должна оставаться там до его смерти». Но подлейшим изо всех требований было то, по которым матери обязаны были навсегда оставить уже рожденных в браке детей.

Удары судьбы, один за другим, обрушиваются на Марию Волконскую. Умирает сын-первенец, оставленный в Петербурге. Потом - отец. А братья пишут ей о муже не слова утешения, а упреки: «Он сократил жизнь нашего отца и был причиной твоего несчастья». Мать была по отношению к дочери и вовсе несправедлива: «Вы говорите в письмах сестрам, что я как будто умерла для вас. А чья вина? Вашего обожаемого мужа. Немного добродетели нужно было, чтобы не жениться, когда человек принадлежит к этому проклятому заговору. Не отвечайте мне, я вам приказываю».

А «преступнице», последовавшей за мужем на каторгу, - всего-то 20. Она не знала о принадлежности его к тайному обществу. Но, узнав правду, сумела не только оценить его убеждения и подвиг, а на всю жизнь проникнуться за эти убеждения безграничным к нему уважением. Сумела понять, что только ее преданность, ее заботы, ее доброта и кротость помогут ему выжить, станут опорой и надеждой. И безропотно приняла на себя все лишения, зная, что ему она теперь нужней всех и всего. Под звон кандалов рождалась великая женская душа.

Но как дать ей почувствовать, что пред этой судьбой Пушкин преклоняется? Имена декабристов должны быть забыты и прокляты. И поэт пишет проникновенные строки, «Эпитафию младенцу кн. Н.С.Волконскому». Он оплакивает вместе с ней смерть ее первенца.

В сиянии и в радостном покое,

У трона вечного творца,

С улыбкой он глядит в изгнание земное,

Благословляет мать и молит за отца.

Оплакав - благословляет. Я долго стояла в Александро-Невской лавре у скромного гранитного надгробия, уже скособоченного, с уже иссеченными временем буквами, наощупь угадывая отдельные слова. Я уже знала, что в письмах к родным Мария Николаевна писала, что пушкинская эпитафия прекрасна, сжата и полна мыслей, за которыми слышится многое. Она оценила и то, что Пушкин совершил мужественную попытку напомнить царю и обществу о декабристах, их каторжной судьбе. И Волконская просит брата передать поэту свою признательность за эпитафию Николино, за слова утешения материнскому горю, которые только он мог найти. Она вынуждена признаться, что в ее положении никогда нельзя быть уверенной, что доставит удовольствие, напоминая о себе даже самым верным друзьям.

На каторгу в Сибирь царь отправил образованнейших людей России. И почти каждый оставил свои строки о княгине Волконской, ее уме, красоте, доброте. За письма Лунина к сестре - не просто письма, а острые политические памфлеты, насыщенные беспощадной критикой царского правительства, - декабриста отправляют в Акатуйский тюремный замок, самое гибельное место из всех каторг. Ему только 35. Уже в ссылке он просил сестру высылать побольше книг. В его ссыльной библиотеке были сочинения Платона в восьми томах на греческом языке, книги Сократа, Гомера, Вергилия, Шекспира. Более тысячи книг на русском, греческом, латинском, французском, английском, немецком, польском языках он собрал в своей последней библиотеке. И на каждом читал и писал свободно. И такому человеку запретили навсегда читать и писать. Лишили всех книг, отняли бумагу и перо. И лишь одна святая женская душа понимала, что это уже погибель. И, рискуя собственной судьбой, тайно пересылала ему книги, бумагу, чернила, шоколад. Нет, не спасла его на этот раз княгиня Волконская. Через четыре года Лунин скончался в глубоком одиночестве в каменной норе в Акатуе, пережив мрачную и сырую Свеаборгскую крепость, Читинский острог, тюрьму Петровского завода. Добрым ангелом величал он в письмах княгиню Волконскую.

Во имя правды скажу наконец то, что всегда было тайной правдой. Ее открыла для нас в «Железной женщине» Нина Берберова. Немало тайн, заботливо скрытых от равнодушных чужих глаз, очень сокровенных, интимных, навсегда так и остались тайнами двоих или троих. Эту раскрыть - не грех: она лишь ставит на пьедестал высочайшей человечности каждого из них, подчеркивает нравственное величие и подлинное благородство всех троих, и их душевное мужество.

Мария Николаевна воспитала обоих в преклонении перед великодушием Сергея Волконского. Она чтила его за святого. Он все знал, все мужественно пережил, смирившись перед любовью, которой сам не мог дать и которая околдовала его жену и его лучшего друга. Для всех людей, официально, Михаил и Елена были сыном и дочерью князя Волконского. Он передал им свое имя, свой титул, оставшееся состояние. Они долго считали себя детьми Волконского.

В один день с князем Волконским и другими декабристами был арестован Александр Викторович Поджио, тоже приговорен к каторге и сослан в Нерчинск. В 1839 году Волконский, Поджио и двое детей Марии Николаевны переселились в Иркутск. Там прожили до 1856 года, до помилования Александром. Дети - сын Михаил и дочь Елена - были детьми Марии Николаевны Волконской и Александра Викторовича Поджио.

Вернувшись в Россию, Волконские с Поджио не расставались. В ссылке с ними жил и старший брат Поджио - Иосиф, который просидел восемь с половиной лет в одиночной камере Шлиссельбургской крепости, лишь потом был отправлен в Сибирь. Поджио сначала ухаживал за очень больной М.Н.Волконской, пока она не скончалась, а затем за ее мужем, его ближайшим другом в течение всей жизни, которого тоже пережил. Волконский умер в 1866 году. Поджио прожил свои последние годы у дочери, урожденной Волконской, в ее имении Воронки, Черниговской губернии, где и умер у нее на руках. Она похоронила его рядом с могилами С.Г. и М.Н.Волконских. В этой тайне так много сверхчеловеческого величия, что она должна перешагнуть забвение.

В хлебосольной Каменке у радушного хозяина Василия Львовича Давыдова, двоюродного брата легендарного партизана Дениса Давыдова, собирались члены Южного общества декабристов. Не раз бывал в Каменке и Пушкин. Знал он и Александру Ивановну Давыдову, жену хозяина поместья. И она, передав шестерых детей на попечение родных Василия Львовича, одна из первых декабристок поехала вслед за мужем в ссылку. Ей было 25 лет. Давыдов позже писал детям: «Без нее меня уже не было бы на свете. Ее безграничная любовь, ее беспримерная преданность, ее забота обо мне, ее безропотность, с которою она несет свою полную лишений и трудов жизнь, дали мне силу все перетерпеть и не раз забывать ужас моего положения».

После тринадцати лет каторги в Нерчинских рудниках Давыдовы поселились в Красноярске. Одна из центральных улиц города названа декабристской. И теперь зовет так же. На углу бывшей Воскресенской Давыдовы построили собственный домик с мезонином. В нем когда-то разместилась немалая библиотека Василия Львовича, которая прибыла с обозом из Каменки. С ними же приехал клавесин Александры Ивановны. На главном городском кладбище Красноярска бережно охраняется могила В.Л.Давыдова. Очень красив мраморный памятник, привезенный его родными из Италии.

Овдовев, Александра Ивановна вернулась в Украину, в родную Каменку. Петр Ильич Чайковский, сестра которого вышла замуж за сына декабриста Давыдова и Александры Ивановны, писал из Каменки Надежде Филаретовне фон Мекк: «Все многочисленное семейство питает к главе семьи обожание, которого вполне достойна эта поистине святая женщина. Она - последняя оставшаяся в живых жена декабриста из последовавших за мужьями на каторгу. Не нарадуешься, глядя на эту 80-летнюю старушку, бодрую, живую, полную сил. Память ее необыкновенно свежа, и рассказы о старине так и льются, а в молодости своей она здесь видела много интересного, исторических людей. Не далее как сегодня она мне подробно рассказывала про жизнь Пушкина в Каменке».

А вот, наконец, история той, «с которой образован Татьяны милый идеал». Ведь и она была женой декабриста М.А.Фонвизина. Воистину незаурядная женщина. С нею Достоевский обсуждал сокровенные стороны своей жизни. Задумав писать роман о декабристах, Лев Толстой прочел дневники Натальи Дмитриевны Фонвизиной и поразился глубине и чуткости ее души. Но самую яркую память о ней оставил Пушкин. Это «Татьяны милый идеал». Печальную историю первой любви Наташи Апухтиной знали многие: в имении отца в числе молодых людей, добивавшихся руки красивой и богатой девушки, был один, который тронул ее сердце. Но разведав, что состояние семьи расстроено, он уехал, не объяснившись, в Москву. Вскоре Наташей пленился генерал Фонвизин. Он был восемнадцатью годами старше будущей жены. В Москве, на балу, прежний поклонник был поражен красотой и умом супруги всеми уважаемого генерала, стал снова за ней ухаживать, но был отвергнут.

Сюжетная линия Татьяны Лариной в «Евгении Онегине» навеяна в какой-то мере жизнью Натальи Фонвизиной. В письмах к друзьям она иногда подписывалась именем «Татьяна».

Все они знали ее печальную судьбу. Мать двух сыновей-крошек, уезжая на каторгу к мужу, отдала их на попечение родителей и брата мужа. Больше она никогда не увидела своих детей.

После смерти мужа вышла замуж за декабриста И.И.Пущина, друга Пушкина. Это ему Александра Муравьева вместе с «Посланием в Сибирь» передала и другие стихи Пушкина - «Мой первый друг». После амнистии Пущин поселился в подмосковном имении Н.Д.Фонвизиной, где и умер.

На днях случайно взяла с полки давно прочитанную книгу Марины Влади о Высоцком. И надо же! Открыла именно эту страницу: «Единственный поэт, портрет которого у тебя на столе, - это Пушкин. Единственный памятник, к которому ты приносишь цветы, - это памятник Пушкину. Единственная посмертная маска, которую ты держишь у себя на столе, - это маска Пушкина. Ты оплакиваешь его смерть как будто он погиб совсем недавно... Он твой кумир, в нем соединились все духовные и поэтические качества, какими ты хотел бы обладать».

Все, кто был, жил, дышал одним с ним воздухом, нам дороги и близки. Вот почему мне очень хотелось увлечь и вас на это краткое свидание с ними.