Средиземноморский город Александрия живет в ожидании выдающегося культурного события XXI века. Монархи, главы государств, мировые знаменитости и ученые интеллектуалы готовятся принять участие в церемонии открытия Александрийской библиотеки. Величайшая сокровищница мира, хранившая все известные тексты античности, прославилась не только количеством книг, но, прежде всего, созвездием блистательных ученых. Фактически, не было ни одной области науки, в которой бы гении Александрийской библиотеки не превзошли весь мир. Она не исчезла в одном-единственном пожаре, но стала жертвой медленного упадка, длившегося веками. История Александрийской библиотеки — это реальные события, переплетенные с легендами, просуществовавшими в памяти человечества гораздо дольше, чем кирпичная кладка ее здания, рухнувшая 1600 лет назад.
«Выдающееся достижение хорошего
вкуса и царской заботы»
Это была незыблемая аксиома Александра Македонского — чтобы управлять, завоеватели должны сначала узнать тех, кем они собираются править. Великолепные эллины III века до нашей эры не были ни первыми, ни единственными, осознавшими важность коллекционирования книг и перевода их на родной язык с целью культурной и политической разведки. Древние царства хеттов и ассирийцев имели впечатляющие архивы с текстами на разных языках, парфянский царь Ксеркс в качестве военного трофея присвоил афинскую библиотеку — поступок, которому часто следовали победители. И все же создание Александрийской библиотеки относится к разряду беспримерных интеллектуальных авантюр в античной истории.
Юной столице, увековечившей имя великого героя, предопределено было стать воплощением учености и вкуса, превосходящими мировую славу поверженной Эллады. Такова была воля неукротимого Александра — самого знаменитого воспитанника Аристотеля. Через год после смерти завоевателя созданная им гигантская империя распалась. Провинции стали независимыми царствами и генералы Александра объявили себя царями. Египту достался один из способнейших генералов — македонянин по имени Птолемей. Он не носился с мечтой Аристотеля эллинизировать весь мир, ни тем более гармонизировать его. Не был он и ограниченным циником: основатель новой греко-македонской династии Птолемей I Сотер («Спаситель») — уважал интеллектуальную деятельность. Он и сам практиковался в литературе — успел закончить удивительно достоверную историю военных кампаний Александра. Птолемей присутствовал при возведении фундамента Александрии памятной весной 331 г. до н.э. и теперь неутомимо продолжал строить город, хозяином которого сумел стать после жестокой борьбы.
Сначала появился дворец. Он поднялся на берегу Средиземного моря, величественный и неподвластный храмам Олимпа, разросшийся вскоре до целого квартала. Среди царских садов и дворцовых колоннад, в блеске моря и сиянии солнца, под неусыпным македонским оком зарождалась великая александрийская литература. У ее истоков стояли выдающиеся греческие диссиденты, приглашенные Сотером. В числе первых оказался опальный экс-губернатор Афин и аристотелев ученик Деметрий Фалернский. Во дворце Александрии сорокатрехлетний изгнанник обрел политическое убежище, должность царского советника и переменчивое счастье наставника птолемеевых отпрысков. Как опытному администратору, хорошо знакомому со структурой академии Платона и Ликея Аристотеля, ему доверили организовать «храм муз» — наподобие Афинского мусейона.
Построенный в 290 г. до н.э., Александрийский мусейон сильно отличался от афинской модели. Он оказался значительно больше и роскошнее, во-первых. Во-вторых, это была совершенно новая концепция — сочетание научно-исследовательского института и библиотеки. В-третьих, исключительно придворное учреждение создавалось молодой монархией в противовес демократическим школам Афин, и ему предстояло ощутить все преимущества и теневые стороны царского патроната. Ученые, поэты и философы обязаны были создавать такие творения, в которых сияющая слава Птолемеев не могла остаться незамеченной.
Нам немного известно о точной организации мусейона, кроме того, что он щедро финансировался, по крайней мере, при первых Птолемеях. Тит Ливий охарактеризовал его как «выдающееся достижение хорошего вкуса и царской заботы». На его территории соседствовали два учреждения с раздельной юрисдикцией: собственно museion, предназначенный для музея и искусств, и библиотека — biblion. Ее называли главной библиотекой в отличие от филиала, построенного Птолемеем III Эвергетом в храме Сераписа в 235 г. до н.э.. Библиотека и мусейон были организованы в факультеты с президентом-жрецом во главе. Библиотекой руководил поэт-ученый по царскому выбору. Многие из них были одновременно археологами, астрономами, врачами и критиками. Для них поэтическая форма стала удобным средством выражения научных идей. Должность главного библиотекаря была невероятно престижной, и ее обладатель становился ведущим чиновником в мусейоне.
Здание библиотеки имело несколько боковых пристроек и крытых галерей с колоннами, где располагались ряды книжных полок — theke. Книги не выдавались на дом, они предназначались для работы в читальном зале. Библиотека была общественным учреждением, и ее содержание оплачивалось из государственной казны. Это не являлось общей практикой в эллинистическом мире, где научные учреждения и их библиотеки принадлежали тем, кто их учреждал, как, например академия, основанная Платоном, или Ликей Аристотеля.
Весь комплекс, включая зоопарк, находился в пределах царского квартала в центре города, рядом с портом. Архитектурный стиль неизвестен, скорее всего, ансамбль имел те же формы, что и академия Платона в Афинах. В обширных зданиях размещались лекционные залы, лаборатории, обсерватория, банкетный зал и классные комнаты, так как время от времени ученым резидентам приходилось преподавать.
Следуя манере Платона, Деметрий Фалернский подбирал книги с трудами по государственному управлению, поскольку прогресс в управлении и культуре был двойной целью мудрых правителей. Он был энергичным и дальновидным во многих отношениях, и все-таки умудрился насоветовать царю объявить преемником сына от Эвридики. В 285 г. до н.э. Птолемей I погиб от удара молнии, и другой сын — от совсем другой жены — закрепился на троне. Звезда Деметрия закатилась. Высланный в пустыню, он закончил свои дни в горестной тоске и умер, как говорили, от укуса гадюки. Деметрий Фалернский так и остался в истории всего лишь советником, но не главным библиотекарем. А основанная им библиотека превращалась в нечто более грандиозное, чем хранилище для свитков, и вскоре приобрела особенный характер, заданный македонскими правителями: она стала символом города и питала мусейон несравненными книгами.
«Книги — это страсть, а их коллекционирование — болезнь» — должно быть, подобное высказывание родилось в Александрии. Похоже, что с самого начала библиотека обладала определенным количеством книг. Птолемеи мало уважали право на интеллектуальную собственность и приобретали книги с алчностью, какой мир еще не видел. Часть оригинальных трудов Аристотеля оказалась в Александрийской библиотеке после их похищения Сотером. Для царя, который сумел присвоить бренные останки Александра Македонского, подобная аннексия не представляла трудностей. Работа, начатая Сотером, продолжалась его преемниками — Птолемеем II Филадельфом («Любящим сестру») и Птолемеем III Эвергетом («Благодетелем»). Филадельф (годы правл. 285—247 до н.э.) выкупил всю коллекцию произведений Аристотеля, а также собрал работы иудейских, халдейских, египетских и римских авторов. С невообразимым энтузиазмом агенты Птолемея III Эвергета (годы правл. 246—221 до н.э.) рыскали по всему Средиземноморью в поисках рукописей, которыми пополняли библиотечную коллекцию. Царь обратился к правителям цивилизованного мира с просьбой одолжить ценные книги для копирования. Целый штат переписчиков трудился при библиотеке. Когда Афины прислали ему оригинальные тексты творений Еврипида, Эсхила и Софокла, Эвергет приказал их скопировать, а оригиналы так и не вернул, сознательно пожертвовав кругленькой суммой, внесенной под залог. Таможенные чиновники в угоду Эвергету издали приказ конфисковать с кораблей, заходящих в александрийский порт, все имеющиеся на них книги, якобы для копирования. Многие владельцы книг уезжали из Египта без своих оригинальных изданий, но, если им везло, получали копии. Оригиналы, «поступившие с кораблей», направлялись в библиотечные склады и именовались в каталогах как «корабельная библиотека». Таким образом в Александрии оказалась медицинская литература, в т.ч. бесценные сочинения Гиппократа «Инфекционные болезни».
В библиотеке хранились предположительно 200 тыс. томов (некоторые считают — 490 тыс.), хотя определение «том» — это фактически свиток папируса определенной длины. Из-за наличия множества дубликатов истинное количество книг к 220 г. до н.э., вероятно, составило около 120 тыс. Ко времени большого пожара в 48 г. до н.э., по данным Ливия, в библиотеке было более 400 тыс. свитков. В свете сегодняшней оценки богатство античной библиотеки Александрии равнялось 128 тыс. современных томов.
Под руководством главного библиотекаря персонал выполнял огромную работу. Новые поступления приходили постоянно, все они заносились в каталоги: откуда поступили, кто бывший владелец, имя автора и краткий реферат. Часто рукописи копировались, а ошибки исправлялись.
По мере того, как Александрия росла и процветала, набирала мощь и ее библиотека, становясь эпицентром эллинизма в большей степени, чем Греция. В библиотеке Александрии величайшие труды прошлого подверглись систематизации, кодированию, поправкам и разъяснениям. Эта работа началась при Зенодоте Эфесском (ок.325—260 гг. до н.э.) — греческом грамматике, ставшем в 284 г. до н.э. первым суперинтендантом библиотеки. Библиотечный начальник, сам сочинявший эпические поэмы, прославился изданием первого критического исследования произведений Гомера. После сравнения различных манускриптов, полагаясь при этом на собственные суждения, Зенодот выбросил из текстов Гомера строки сомнительной аутентичности, другие переставил, подчеркнул спорные места, внес некоторые исправления и разделил «Илиаду» и «Одиссею» на две книги. При этом он ввел новое чтение. До того греческий язык развивался стихийно. Теперь он был тщательно проверен, и в результате появилась греческая грамматика — очень важный предмет, но также и опасный — из-за того, что привлекал педантов, школьных учителей и всех, кто считал, что литература — это удел правителей. И грамматики Александрии забыв, что они просто кодифицировали предмет прошлого, стали диктовать правила на вечные времена. Они подали сомнительный пример потомкам. Греческие ударения и введение системы пунктуации — еще одно благодеяние, изобретенное в мусейоне.
Первая распространенная легенда из истории библиотеки дошла до нас из письма Аристея (ок.180—145 гг. до н.э.) и своим возникновением обязана иудейским ученым, переводившим Ветхий Завет на греческий язык. Семьдесят два сионских мудреца были приглашены в Александрию, отделены друг от друга и усажены за работу. Семьдесят два индивидуальных перевода совпадали слово в слово! Хотя сейчас эта история ученым кажется сомнительной, другие фрагменты из письма свидетельствуют о том, что такое поручение Птолемеев имело место, независимо от результата.
В течение семи веков сотни ученых работали в библиотеке — изучали, читали, обсуждали и создавали свои шедевры. Они писали на папирусе, производство которого держалось по указу царей в строгом секрете. Стремясь задушить молодую библиотеку Селевкидов в Пергаме и сохранить за Александрией славу мирового центра культуры, Птолемеи запретили экспорт папируса из Египта. Тогда в Пергаме родилась или была восстановлена древняя технология выработки особого материала для изготовления книг из шкур телят, коз, овец — пергамента. Больше ста лет конкурировала Пергамская библиотека с Александрийской после указа Птолемеев. И все же в 31 г. до н.э. спор решился в пользу Александрии: по общепризнанной версии Марк Антоний оказал великую милость городу, украл 200 тыс. томов Пергамской библиотеки и подарил Клеопатре! Плутарх писал, что эти обвинения были ложными и стали частью общей травли, развязанной Римом против своего бывшего любимца. Кто же тогда все-таки обобрал царей Пергама?
«Курятник муз»
В 283 г. до н.э. в мусейон прибыли от 30 до 50 ученых, польстившись на фантастические условия: проживание в царском квартале, питание за счет царской казны, освобождение от уплаты налогов, щедрое жалованье и протекция. Но мудрые Птолемеи сочетали все эти немыслимые блага с неусыпным контролем. До нашего времени дошли сведения о симпозиумах и совместных трапезах ученых в присутствии царей, на которых обсуждались научные, литературные и философские проблемы. Царские резиденты не пользовались популярностью среди местного населения — главным образом из-за того, что их пребывание, не совсем понятное простым людям, оплачивалось из общественных фондов. Заумные споры ученых иммигрантов стали предметом критики со стороны наглых остроумцев за пределами Александрии. Тимон Плийский, философ-скептик и сатирик того времени, отпускал едкие комментарии: «В многолюдном Египте кормится множество книжных червей, которые без конца дискутируют в курятнике муз».
Библиотека и мусейон не были привязаны ни к одной философской школе или доктрине. Птолемеи приглашали философов в Александрию для придания лоска мусейону, но только второразрядных. Философия — подозрительный предмет, он мог посеять нежелательные зерна свободомыслия. Это была толерантная академия, но в дозволенных рамках царского покровительства. Дворец финансировал и задавал тон, мусейон отвечал научными и литературными шедеврами — связь между ними была настолько тесной, что порой доходила до абсурда. Из абсурда и лести родилось название созвездия в северном полушарии неба «Волосы Вероники». Супруга Птолемея III — царица Вероника (Береника) — пожертвовала небу собственный локон, молясь в храме за скорейшее возвращение мужа из опасного похода. Придворный астроном, наблюдая за небесами, «узрел» полет волос и их трансформацию в звездные нити. Придворный поэт, не лишенный воображения, «поверил» астроному и сочинил элегию. Красавица Стратоника, у которой и волос-то почти не было, пожелала, чтобы о ее волосах написали тоже что-то в этом роде.
Хвалебные оды, траурные мадригалы, свадебные гимны, генеалогические деревья, врачебные предписания, механические игрушки — все, что ни пожелают во дворце, — немедленно исполнялось ученым персоналом мусейона. Ученые и поэты редко возражали, прекрасно зная, что если не удастся угодить, их вышвырнут «из курятника», и тогда придется искать другого покровителя или умереть с голоду. Условия их службы не были такими уж идеальными, как это могло показаться со стороны. Высочайшая протекция не могла не отразиться на характере александрийской культуры. Лесть, снобизм и подобострастие были присущи ей с самого начала. Бесполезно осуждать ее за то, что она не стала иной. Дворец был сильнее мусейона. Дворец был старше. Осведомленность и надзор как концепция царских амбиций были заложены в основу деятельности библиотеки со времени ее основания. Таким был александрийский проект индустрии знаний — самый лучший и, возможно, самый проблематичный.
Для персонала, состоявшего на царской службе, считалось естественным и мудрым не провоцировать ярость покровителей, у которых были свои способы расторгать контракты. И все же прецеденты случались. Поэт Сотад Маронейский осмелился распространить анонимные вирши о женитьбе Птолемея II на родной сестре, которая к тому же была намного старше брата. Автора поэтической гнусности разоблачили и упрятали в тюрьму. После попытки побега его снова упрятали — на этот раз в тяжелый сосуд — и выбросили в море. Его поэтический опыт упоминался часто, вероятно, в назидание остальным.
Поэты Александрии сочиняли, занимались мифологией, грамматикой, размером и ритмом. Каллимах (ок.305—240 гг. до н.э.), создатель поэтического жанра малых форм, был хорошим поэтом — так считали во дворце. 64 его эпиграммы уцелели до наших времен. Он начал карьеру школьным учителем и затем перебрался в мусейон, где стал ассистентом библиотекаря. Он проделал огромную работу — составил первый предметный каталог греческих авторов с биографической и библиографической справкой. Каталог состоял из шести секций и насчитывал наименования 120 тыс. свитков классической поэзии и прозы. Ум и эрудиция Каллимаха были общепризнанными, а преданность безграничной. Это был он, кто писал элегии о волосах Береники. Утонченный и педантичный, Каллимах заявлял, к восторгу учеников, что «большая книга — это большая скука», и заботился больше об изысканности фразы, чем о глубине и чувствах, хотя чувствами проникнута его знаменитая эпиграмма: «Кто-то сказал мне, Гераклит, о твоей кончине; и я зарыдал и вспомнил, как часто — ты и я — встречали закат солнца за беседой. А теперь ты лежишь где-то, милый друг, обратившись в прах. Но твои соловьи, твои песни еще живы; их всепожирающая смерть убить не в силах».
Среди учеников Каллимаха был восемнадцатилетний юноша с тонкими ногами по имени Аполлон Родосский. Он страдал навязчивой идеей писать эпические поэмы — форма композиции, которую Каллимах ненавидел и всячески отрицал и напрасно отрицал. Аполлон устроил в мусейоне публичное чтение собственных стихов. Ужасный скандал стал итогом творческого вызова, Аполлона выгнали и Каллимах сочинил сатирическую поэму под названием «Ибис», в которой тонкие ноги его соперника и другие недостатки подверглись осмеянию. Друзья Аполлона парировали в том же духе, и спокойствие в мусейоне было нарушено. Каллимах победил, но его победа длилась не вечно. После смерти Каллимаха Аполлона пригласили в Александрию на должность главного библиотекаря, которой Каллимах в свое время так и не смог удостоиться. Женщины во дворце прощали поэту тонкие ноги. Как и Гомер, он писал об аргонавтах, золотом руне и любви, Ясоне и Медее, но так, что царицы теряли голову. Страдания, томления и восторги возобладали, тема героических поисков была забыта. Каллимаху, не будь он в аиде, нечего было бы возразить против такой поэмы, за исключением ее длины.
Теокрит стал гением совсем иного рода. Гением, который созрел в Александрии, но не она его сформировала. Он провел молодость на Сицилии и объявился при царском дворе, полный памяти, которую ни один горожанин не разделял, — о свежем воздухе и солнце, горных лугах и раскидистых деревьях, козах и овцах, мужчинах и женщинах, которые смотрели за ними, и обо всех радостях деревенской жизни. Жизнь эта оказалась значительно богаче, чем дела армии и царей. Теокрит выразил свои идеи в стихотворной форме, иногда идеализируя их, иногда огрубляя, и назвал их «Идиллиями» — картинками деревенского быта. Любовь, мифические фантазии, природа — ему нравились все эти вещи необыкновенно.
Апогей эллинистической цивилизации пришелся на период царствования Птолемея II. Птолемеи всегда покровительствовали наукам в большей степени, чем поэзии. В той же гидромеханике, например, исключались намеки на критику их божественных прав.
Математика, география, астрономия, медицина — все вызрело под царской лаской на ограниченном пространстве земли, называемом Александрийская библиотека. Осыпанные золотом и милостями, «книжные черви» совершали поистине гениальные открытия. Астрономия и связанные с ней математика и механика стали предметом систематического исследования. Архимед — гений «эврики» — провел некоторое время в Александрии, изучая разливы Нила. Здесь он заложил основы гидростатики и изобрел «рычаг Архимеда».
Математика началась с загадочной карьеры Евклида. Он был первым среди ученых, приглашенных Деметрием Фалернским и написал здесь свои «Начала». Якобы выведенный из терпения, математик осмелился бросить слова Сотеру: «к геометрии нет царских дорог» в ответ на высочайшую просьбу упростить объяснения «всех этих углов и треугольников».
В 235 г. до н.э. третьим главным библиотекарем стал Эратосфен (ок. 274—194 гг. до н.э.) — стоик, географ и математик. Он учил, что океаны связаны между собой, Африка судоходна и в Индию можно добраться, двигаясь на запад от Испании. Точно вычислил продолжительность года и радиус земного шара. Он успевал к тому же заниматься хронологическими таблицами египетских фараонов и разработкой исторических событий в Греции. Его современниками были Аристарх Самосский, который предложил гелиоцентрическую основу для солнечной системы за 1800 лет до Коперника, и Гиппарх, составлявший карты небесных полушарий.
Александрийская медицинская школа оставалась лидирующей в эллинистическом мире вплоть до византийской эпохи. При Птолемеях прежнее табу на изучение анатомии путем вскрытия человеческого тела было отменено. Герофил Халкедонский (ок.330—260 гг. до н.э.) и Эразистрат из Иулиса (ок. 315—220 гг. до н.э.) практиковали анатомические исследования путем вивисекции — прижизненного вскрытия тел преступников, поставляемых из тюрем по приказу царей. Эти «острые» опыты, которые потрясли античных комментаторов своей крайней жестокостью, привели к открытию такого множества новых структур и функций в человеческом организме, что в греческом языке просто не оказалось подходящих слов для научной терминологии. Остается загадкой, какой сорт врачей мог иметь доступ к анатомическому театру мусейона. Были ли они перекормленными и возомнившими о себе невесть что домашними птицами в «курятнике муз» или совсем напротив — одержимыми в добывании истины учеными-садистами? Общественность города протестовала самым решительным образом: после Эразистрата целые поколения врачей не отваживались анатомировать ни живых, ни мертвых людей.
От Эратосфена эстафета главного библиотекаря перешла к Аристофану Византийскому ( ок. 237—180 гг.до н.э.), способному грамматику, но, увы, не обладавшему харизмой своих предшественников.
Царский патронат оказался определяющим фактором в судьбе мусейона и библиотеки. Во II в. до н.э. греко-македонская династия столкнулась со значительным противодействием местного населения и внешних противников, и ее поддержка наукам иссякала. Птолемеи более не интересовались библиотекой и даже враждебно относились к ней. Они, вполне возможно, сократили ее финансирование. Последний библиотекарь из плеяды самых знаменитых — Аристарх Самофракийский (ок. 217—145 гг. до н.э.) — автор монографий и комментариев к произведениям Гомера, Пиндара и Менандра, отправился в изгнание, спасаясь от унизительных преследований, развязанных Птолемеем VIII.
Закат
Мусейон и библиотека были лучшими при первых трех Птолемеях, как и первые библиотекари.
За сто лет до Рождества Христова александрийская школа начала терять свое значение. Это произошло отчасти благодаря запутанному состоянию дел в государстве при последних Птолемеях, отчасти из-за появления новых литературных и научных центров в Родосе, Сирии и Риме. Следует учитывать, что залы библиотеки соседствовали с дворцом и ее интеллектуалы нередко прерывали свои занятия из-за политических интриг, гражданских войн, мятежей, скандалов, научных дебатов, подогреваемых притоком новых ученых диссидентов.
С приходом римлян условия существования библиотеки определялись непредсказуемыми обстоятельствами заморских суверенов. Значительная часть коллекции, собранная девятью поколениями ученых, сгорела в 48 г. до н.э., во время войны Цезаря с Помпеем, когда огонь, охвативший флот Птолемея XIII, перекинулся на портовые доки и книжные склады.
Император Клавдий расширил библиотеку, император Адриан посетил ее в 130 г. AD и дискутировал со светилами. Император Каракалла в 215 г. н.э. запретил совместные трапезы ученых и атаковал последователей Аристотеля.
Постепенно Рим стал менее зависим от александрийской пшеницы и менее заинтересован в александрийской науке. Влияние александрийской школы распространилось к тому времени на весь мир, но крупные ученые предпочитали находиться в Риме. Процветание сменилось упадком, то же произошло с репутацией библиотеки. Членами мусейона становились способные администраторы и атлеты. Его повседневная жизнь погрязла в рутине бесплодного доктринерства. Творческий коллектив занимался переводами, систематизацией, филологическим очищением, пересмотром старых знаний, обращал основное внимание на стиль и читаемость классических трудов. Коллекционирование, классификация и упор на эрудицию были важны для академического профессионализма. Но библиотека перестала отдавать приоритет развитию знаний о мире и была больше известна как страж наук, чем их двигатель.
Однако были и исключения. С падением династии Птолемеев гений Александрии принял новое направление и переключился на презираемые прежде пути философии и религии. Великая Александрийская философия возникла в римскую эпоху.
В конечном итоге, подъем и падение библиотеки совпали с подъемом и упадком самого города. Мусейон и главная библиотека были разрушены не то в 270, не то в 272 г. прекрасной Зенобией, царицей Пальмиры, бросившей вызов императору Аврелиану и захватившей Египет. Последний раз ее красота ярко блеснула в 274 г. во время позорного шествия в Риме — в золотой колеснице в окружении рабов, поддерживающих тяжелые оковы, надетые на царственные запястья.
Филиал главной библиотеки в храме Сераписа просуществовал до 391 г. Последним библиотекарем стал математик Теон, более известный как отец несчастной Ипатии. Ее успехи в изучении геометрии и теории музыки убедили воинствующих христиан, что она заслуживает смерти, как и библиотека нечестивцев. Все, что осталось от величайшего в мире книгохранилища, перепало соперничающим патриархам, а в 641 году — арабским завоевателям.
Несколько книг арабы, имеющие опыт в оптике, астрономии, математике и географии, нашли интересными. На запрос, что делать с остальными, халиф Омар Ибн Аль-Хаттаб ответил предельно логично: «Если содержание этих книг находится в соответствии с Кораном, то мы можем обойтись без них, поскольку книга Аллаха более чем достаточна. Если, с другой стороны, их содержание противоречит книге Аллаха, нет необходимости их сохранять. Действуйте, исходя из этого, и уничтожьте их». Книги были отправлены в общественные бани, где использовались для растопки. Их хватило на шесть месяцев. Только произведения Аристотеля уцелели.
История о том, как арабы полгода сжигали книги, похожа на легенду. Вряд ли правомерно их обвинять в уничтожении давно исчезнувшей библиотеки. Ее разрушение происходило на протяжении четырех веков и означало завершение одного пути познания и начало другого.
Отсроченное возрождение
12 февраля 1990 г. в Асуане в присутствии глав государств и официальных лиц была подписана декларация о возрождении античной библиотеки Александрии. Благородный проект претворялся в жизнь под эгидой ЮНЕСКО и правительства АРЕ. Строительные работы завершены —ультрасовременная Александрийская библиотека XXI века красуется на берегу Средиземного моря рядом с планетарием и университетом — на том же месте, где, вероятно, стояла две тысячи лет назад. Среди экспонатов, найденных здесь до начала строительных работ, оказались два куска мозаики. Эксперты считают, что мозаики, по всей видимости, являлись частью пола из царского дворца.
Изысканный архитектурный дизайн библиотеки — диск, погрузившийся в водную гладь бассейна — символизирует Солнце Египта. Древние иероглифы, выгравированные на круглых стенах здания, повествуют о непроходящей славе великой цивилизации. Двенадцатиметровая гранитная статуя щедрого покровителя поэтов и ученых — Птолемея II — приветствует гостей у входа. Это самая большая статуя, извлеченная недавно археологами со дна моря.
Архитекторы постарались передать дух античной библиотеки и в то же время создать учреждение, способное удовлетворить потребности современных читателей. Площадь библиотеки занимает 40 тыс. кв. м; в ней, кроме читальных залов на 2 тыс. мест и книжных полок для 8 млн. томов и 10 тыс. древних манускриптов, имеются большой конференц-центр, лаборатории для проведения реставрационных работ, выставочные галереи, три музея и научно-исследовательский отдел. Здесь не стремятся собрать все книги мира — эта задача непосильна даже для библиотеки Конгресса США с ее огромными средствами — но хотели бы сохранить верность духу мусейона, создав атмосферу строгой научности и открытости для всех, это место встречи мировых культур и обретения универсальных знаний. По мнению устроителей библиотеки, она должна стать для мира окном в Египет, а для Египта — окном в мир. Но мир, охваченный злобой, терроризмом и ксенофобией, оказался не готов к возвращению своего уникального наследия. Открытие библиотеки, назначенное на 23 апреля 2002, было отложено в связи с трагическими событиями в Палестине, создавшими, по словам президента АРЕ, «атмосферу, неподходящую для такой церемонии».
Так началась история новой Александрийской библиотеки.