От редакции. В мутном потоке небылиц и профанаций, обрушивающихся на обывателя с полос некоторых периодических изданий, одна «сенсация», появившаяся недавно в «Вечернем Киеве» и других газетах, заставила вздрогнуть даже бывалых, искушенных в перипетиях современной публицистики людей. В очередной раз свершилось надругательство над самым хрупким и незащищенным - над человеческой памятью, над воспоминаниями о той страшной войне, которая все еще с нами, о событиях, потрясших Киев осенью 1941 г.
В петле «нового порядка»
Около полудня 19 сентября 1941 г. на центральных улицах Киева появилась моторизованная разведка 6-й немецкой армии. Вслед за нею в город вошли войска вермахта, в течение 70 дней и ночей штурмовавшие его. На колокольне Киево-Печерской лавры взвилось немецкое полотнище с паучьей свастикой, возвещая киевлян о пришествии «нового порядка». Очевидец событий киевский учитель В.М.Тверской вспоминал о настроениях жителей города: «Мы все знали, все привыкли к мысли, что война есть война, что она ужасна, что она несет огромные жертвы и бедствия, что на войне не бывает без чрезмерных жестокостей. Но никто не мог думать, никто не мог допустить и даже представить, что фронт и боевые действия - еще не самое страшное, что воздушная война - также не самое ужасное. Некоторые наивные киевляне надеялись, что с перемещением театра военных действий жить в городе станет спокойнее. Но до чего же жестоко они ошибались, как горько жалели, что не успели эвакуироваться, когда оказались в условиях фашистской оккупации»...
Киев - полигон «эндезелунга»
Неслыханным бандитским разгулом были отмечены уже первые дни пребывания новоявленных завоевателей в Киеве. Как уже не раз бывало в смутные времена, смертельная опасность подстерегла наиболее уязвимую часть населения - евреев.
Возникает вопрос: почему нацистское руководство не создало в Киеве по примеру Варшавы и Львова еврейских гетто для медленного, но верного геноцида их обитателей? Ответ может быть один: ни в Варшаве, ни во Львове, как и других городах, где существовали гетто, не было повода для единократной крупномасштабной истребительной акции, а в Киеве - был. Поводом стали взрывы и пожары в центре города, начавшиеся на пятый день после вхождения немецких войск в город и от которых пострадало три километра самых красивых улиц (940 домов), в том числе почти весь Крещатик. Как в зеркале, эта ситуация отражена в документе «Сообщение о событиях в СССР», подготовленном полицией безопасности и СД на оккупированной советской территории и впервые представленном на экспонируемой в Берлине в 1991 г. выставке «Война Германии против СССР». Вот что говорится в нем: «Еще ранее из-за занятия евреями лучших мест при господстве большевиков и вследствие их службы в НКВД как агентов и доносчиков, а также по причине взрывов и больших пожаров, произошедших в Киеве, возмущение населения против евреев было чрезвычайно большим. К тому же выяснилось, что евреи принимали участие в поджогах. Население ожидало от немецких властей определенных актов наказания».
Конечно же, говорить о каком-то «возмущении населения» просто не было оснований, как и о фактах участия евреев в поджогах. Речь могла идти только о подлой игре немецких спецслужб на сложности тогдашних межнациональных отношений в Украине вообще и на предрассудках небольшой, отсталой части населения, в частности. Впрочем не было бы пожаров, предлог для истребления киевских евреев позже или раньше нашелся бы другой - их судьба была предрешена самой программой нацистского «эндезелунга» («окончательного решения»).
Так уж сложилось в нашей истории, что вокруг того или иного сколько-нибудь значительного события нередко напластовывается столько легенд и мифов, что докопаться до истинной его сути не так-то просто. Но если сами по себе события творит история, то мифы о них создают люди. И люди зачастую недобрые, с нечестными намерениями. Вот дошла очередь и до одного из памятных событий эпохи минувшей войны, связанных с Бабьим яром в Киеве. Кому-то понадобилось объявить жителям многострадального города, причем, по сути, голословно, массовую казнь киевлян в 1941 г. небылицей. Не было, дескать, ничего - и все тут. А куда же делись десятки тысяч женщин, стариков, детей? «Да вывезли их всех куда-то...» Но вот что странно: нигде, никогда, никто больше их не видел. Ну хоть бы одного человека из многих тысяч... Возможно ли такое?
Но легенда - тогда легенда, когда она находится в документальном вакууме. А его также при необходимости можно искусственно создать. Можно, например, свидетельства жертв и очевидцев, не обременяя себя рассуждениями, а тем более доказательствами, объявить изобретениями пресловутого НКВД в интересах советской пропаганды. Ну, а как быть с немецкими документальными свидетельствами, рассказами участников событий с немецкой стороны? Или с рассказами по горячим следам событий тех, кто, побывав фактически в могилах Бабьего яра и чудом уцелев, поведал о том, чему был очевидцем, и не следователям НКВД, а ученым-историкам Академии наук?
Рассказ профессора Ганса Коха
...В числе немецких оккупационных чинов, прибывших вместе с войсками для «освоения» Киева, находился капитан (позднее майор) Ганс Кох, занимавший ключевую должность представителя имперского министерства оккупированных восточных областей при командующем группой армий «Юг». Крупный ученый-славист, директор института Восточной Европы в Бреслау, профессор Кох выполнял специальную миссию в Украине - выявлял активных врагов советской власти с целью привлечения их к сотрудничеству с оккупационными властями (некоторые авторы считают, правда, без каких-либо документальных подтверждений, что именно Г.Кох был непосредственным организатором расстрелов в Бабьем яру в сентябре 1941 г.)
В это же время в Киеве находился и другой высокопоставленный немец, чиновник министерства иностранных дел Германии Герхард Кегель, имевший рекомендательные письма к Г.Коху. Они познакомились и вскоре, проникшись доверием к Кегелю, Кох рассказал ему «страшную тайну» о том, что недавно произошло с киевскими евреями. Кегель, написавший после войны книгу воспоминаний «В бурях нашего века» (издана в Берлине в 1983 г. и переиздана спустя четыре года в Москве), посвятил этой теме специальную главу. Вот что он пишет (приводим рассказ дословно, правда, опуская некоторые места, не имеющие прямого отношения к теме):
- 19 сентября, - начал профессор Кох, - германские войска вступили в Киев. Я с несколькими своими людьми следовал непосредственно за боевыми частями. В первые дни здесь все выглядело почти нормально. Оставшиеся в городе перепуганные жители стали постепенно выходить на улицы. Оккупация города, конечно, была связана с неприятностями для населения. Крайние формы приобрела охота на коммунистов, приводя людей в ужас. И наконец, была проведена операция, которую я раньше счел бы просто невозможной. Тут мне пришлось насмотреться всякого.
Это произошло несколько дней спустя после того, как взлетел на воздух занятый нашими военными отель на великолепной главной улице Киева, где были размещены наши центральные учреждения. В результате этого взрыва, а также во время тушения пожара в ходе спасательных работ, говорят, погибло около 200 человек. Было ли это делом рук партизан, как утверждают здесь, или результатом взрыва бомбы, заложенной еще до ухода Красной Армии, или, наконец, причиной явился просто взрыв газа вследствие чьей-то небрежности, сказать не могу (взрывы были подготовлены и проведены советскими минерами по заданию командования Красной Армии - М.К.).
Через несколько дней после этого взрыва - а на Крещатике произошло еще несколько взрывов и пожаров - повсюду на улицах города появились объявления с приказом всем жителям еврейского происхождения явиться в установленный день к определенному месту в восемь часов утра. Им следовало взять с собой лишь самое необходимое. А тем, кто не явится, грозил расстрел.
В тот день на сборный пункт для «переселения» пришли десятки тысяч людей. Среди них почти не было молодежи. Ее либо уже призвали ранее на военную службу, либо она ушла из города с Красной Армией или эвакуировалась вместе со своими предприятиями. Большинство составляли старики и женщины с детьми. Среди собравшихся находились даже больные и совсем слабые люди, которых привезли сюда на колясках. Поскольку здесь было много людей, состоявших в так называемых смешанных браках, вместе с женщинами-еврейками пришли их украинские или русские мужья, а мужчин-евреев сопровождали их украинские или русские жены. Они хотели разделить со своими близкими судьбу «переселенцев».
Я видел своими глазами эти состоявшие из десятков тысяч людей колонны, - продолжал майор Кох. - Клянусь вам, даже я не знал, куда лежал путь «переселенцев». Я думал, что для них где-то был подготовлен концлагерь или что-либо подобное. И хотя колонны «переселенцев» сопровождали вооруженные до зубов эсэсовцы, которые при любой попытке к бегству сразу же открывали огонь, я все еще не мог понять, что же здесь, собственно, происходило.
И вот я уже потерял из виду казавшиеся мне бесконечными колонны. В тот же день поздно вечером ко мне зашел знакомый украинец. Он был врагом большевиков и советского строя, и я считал, что могу твердо рассчитывать на его сотрудничество. Он пребывал в крайней растерянности и просил, чтобы я помог ему: один из его братьев оказался среди «переселенцев». Мой украинский знакомый не смог уговорить брата, который был женат на еврейке, но, как и он, враждебно относился к Советской власти, не идти вместе с женой к назначенному месту сбора «переселенцев». Из-за этого между ними даже произошла размолвка, они поссорились. Но теперь, когда он знает, что все эти «переселенцы» должны быть убиты - резня уже идет вовсю, - я должен помочь ему спасти его брата, ведь он действительно не еврей и не коммунист.
Прежде всего, - продолжал Кох, - я попытался успокоить своего знакомого, а затем направился в комендатуру. Там мне сказали, что мои сведения, пожалуй, соответствуют действительности. Но комендатура не имеет никакого отношения к этому делу, которое входит исключительно в компетенцию имперского главного управления безопасности и его органов в оккупированных областях. И заполучить обратно людей из этих колонн «переселенцев» просто невозможно. Согласно сведениям, которыми располагала комендатура, операция должна быть закончена не позднее, чем через день-два. «Переселению» подлежало, по приблизительному подсчету, более 30 тысяч человек.
Из того, что мне удалось разузнать самому, и из рассказа знакомого офицера вермахта, направленного комендатурой, чтобы подтвердить, что «операцию» осуществили по всем правилам, выяснилась следующая картина.
Местом, куда была направлена колонна «переселенцев», являлась разветвленная сеть противотанковых рвов, которая вместе с естественными глубокими канавами и оврагами образовывала оборонительную систему Киева. Там был выбран и оцеплен большой участок местности. Поскольку для охраны и расстрела согнанных людей специальных отрядов службы безопасности не хватило, для оцепления использовали и несколько рот эсэсовцев.
Сначала «переселенцы» проходили вдоль ряда столов, где они должны были сдать документы и находившиеся при них вещи, прежде всего -ценности. Затем их гнали к другому ряду столов, где они раздевались и сдавали одежду. После этого они, раздетые донага, должны были выстроиться группами вдоль самого края противотанковых рвов. И тогда их расстреливали сзади из автоматов. Многие женщины несли на руках младенцев или вели за руку детей постарше. Раздавались пулеметные очереди, и все они падали в противотанковые рвы или овраги.
А если кто-нибудь в ямах еще шевелился, то вновь гремели выстрелы. После того как в противотанковом рву или в овраге оказывалось два-три слоя трупов, края этих могил частично взрывались и убитые засыпались слоем земли. Затем все начиналось снова, и так до тех пор, пока общая могила не была заполнена доверху. При этом, конечно, происходили ужасные сцены, поскольку многим лишь на месте казни становилось понятно, что их ожидало.
Вся эта «операция» потребовала больше времени, чем предполагалось вначале. Для того чтобы убить таким путем примерно 33 тысячи человек, понадобилось двое суток.
Брата своего знакомого украинца, говорил майор Кох, он, к сожалению, так и не смог разыскать. У некоторых молодых эсэсовцев, участвовавших в этой страшной экзекуции, помутился разум - они не выдержали такого истребления людей. Их пришлось поместить в психиатрическую больницу.
В дополнение к вышеизложенному хочу заметить, что в ряде опубликованных после войны книг и мемуаров, в которых рассказывается об этом массовом убийстве на окраине Киева (Бабий яр) и делаются ссылки на документы нацистских властей, не говорится о том, что для охраны там привлекались отряды эсэсовцев. Не говорится и о том, что некоторые из молодых эсэсовцев лишились рассудка. Из этих публикаций можно узнать лишь о том, что некоторые из убийц испытывали «недомогание» и их на месте «лечили» (водкой. - М.К.). В расстреле же участвовали главным образом служащие отрядов особого назначения 4-й оперативной группы охранной полиции и сотрудники службы безопасности...»
Свой рассказ о расстрелах в Бабьем яру Кегель завершает воспоминанием о том, что по возвращении в Берлин вышестоящее начальство с явной угрозой рекомендовало «хранить в строжайшем секрете то, что я узнал во время своей служебной поездки в Киев. В противном случае мне грозят весьма неприятные последствия».
К рассказу Коха-Кегеля можно добавить разве, что уже после сентябрьских расстрелов Бабий яр оставался местом массовых убийств партийных и советских активистов, подпольщиков, военнопленных. 10 января 1942 г. гитлеровцы расстреляли тут около 100 матросов и командиров Днепровского отряда Пинской военной флотилии. Был мороз 37 градусов, - рассказывали очевидцы, - а они шли на расстрел босые, в одних трусах, на теле виднелись синяки. Однако держались матросы мужественно и пели «Раскинулось море широко». А через месяц тут же было расстреляно более 40 украинских националистов-подпольщиков, в числе которых была поэтесса О.Телига...
Свидетельство Н.В.Панасика
Но приближалось время оплаты по счетам. И чтобы избежать этого, гитлеровские душегубы в 1943 г., перед оставлением Киева, задались целью «стереть» следы своих злодеяний, спрятать, так сказать, концы в воду. С этой целью была создана бригада смертников, политзаключенных киевского гестапо. О том, что происходило в Бабьем яру через два года после сентябрьских событий 1941 г., сообщил в Комиссию по истории Отечественной войны Академии наук УССР один из смертников, подпольщик Васильковского района Киевской области Н.В.Панасик, чудом спасшийся от неминуемой гибели. Задачей бригады смертников, как рассказал Николай Панасик, было раскапывать и сжигать трупы в Бабьем яру, пепел развеивать, а кости перемалывать специальными машинами, присланными из Германии, просеивать сквозь сито и зарывать в землю. «Яр имел глубину 80 м, - вспоминал Н.Панасик, - на дне его был выкопан колодец метров 20 длины и 20 м ширины. Туда нагнали много людей. Когда выбрасывали землю с трупов, не было куда ногу поставить. Трупы лежали в строгом порядке, с наклоном вперед, как их расстреливали. Все в нижнем белье, женщины, младенцы, все с раскрытыми ртами, все в одном направлении. Раскапывать эти ямы приходилось босиком, с закованными в кандалы ногами. Трупы были давние и свежие. Возле них невозможно было стоять, голову дурманило от запаха, но их приходилось брать руками. Были у нас крючья по полметра, ими били по голове, крюк врезался в голову, таким образом труп вытягивали на кучу. Нам дали также экскаватор. Идешь по трупам, становишься на голову, волосы слезают, ноги загрузают в телах. Для того, чтобы не умереть, каждый стремился надеть на ноги что-нибудь (смертников пригнали из Сырецкого лагеря военнопленных босыми. - М.К.). Я снял с трупа сапоги и одел их. Откапывая трупы, мы складывали их штабелями на специальных площадках. Расчищается земля, и на нее кладут камни от памятников, плиты, сверху рельсы, на рельсы положены ограды. На ограды - дрова, а на дрова - сотни трупов... Работали мы беспрерывно, раскапывая все новые и новые ямы с трупами. Конца этому не было видно. Сожгли десятки куч трупов. С 27 августа до 29 сентября жгли день и ночь - беспрерывно. Кучи от 2,5 тыс. до 5 тыс. трупов...» Стенографическая запись жуткого рассказа Н.В.Панасика хранится в Центральном государственном архиве общественных объединений в Киеве.
Такова правда о судьбе евреев Киева. Совершив свое кровавое дело, немецкие власти тем самым с первых же дней оккупации показали, какими методами будут править, утверждать свое присутствие в Киеве и что готовы в случае чего прибегнуть к крайним мерам и не только в отношении евреев. Призрак Бабьего яра встал за плечами каждого киевлянина, независимо от национальности. Нацистский дамоклов меч ощущал над собой каждый честный человек. В обзоре полиции безопасности и СД Киева за 1942 г. приводится текст такого распространенного в городе стишка: «Немцы пришли - гут. Евреям - капут. Цыганам - тоже. Украинцам - позже». Приводится, как свидетельство определенных настроений, и такое высказывание, которое было на устах многих: «Евреями растворяют, а замешивать будут украинцами».
Как ни трудно сегодня возвращаться к трагическим событиям более чем полувековой давности, сделать это настоятельно требует необходимость отстоять правду истории от провокационных вылазок экстремистских сил, стремящихся во что бы то ни стало поссорить между собой граждан Украины различных национальностей, порушить ценнейшее, пожалуй, достижение юной и хрупкой украинской демократии - межнациональное согласие. А еще, обращаясь к памяти жертв фашизма, нельзя вновь и вновь не проникнуться чувством бесконечной признательности к тем, кто спас народы от тотального истребления.