АПРЕЛЬ. РУДЕНКО. БОГОРАЗ

Смерть за десять дней до Пасхи одного из известнейших украинских диссидентов и основателей Украинской хельсинкской группы Николая Руденко совпала — буквально по дням — со смертью российской диссидентки, одной из основательниц Московской хельсинкской группы Ларисы Богораз. Это совпадение ожидания одного из главнейших христианских праздников и прощание с двумя необыкновенными людьми позволяет провести некие, довольно важные для меня параллели. Руденко и Богораз не побоялись оппонировать системе, у которой они не могли выиграть, и не жаждали для себя дивидендов, когда эта самоуверенная, убежденная в собственном величии и вечности стена начала рушиться. Они не стали политическими деятелями — тем не менее до последних лет жизни были деятелями общественными. Ведь они отдавали себе отчет, что отличает политику от строительства, или, лучше сказать, — лечения общества. Чего греха таить, увлекавшиеся политической деятельностью диссиденты оказывались либо лицами с противоречивой репутацией, либо плохими профессионалами — не всегда, конечно, но и так было. И их поражения в новом времени бросали тень на чистоту мотиваций в прошлом. И все-таки эта чистота нужна нам — ведь диссидентское движение не так боролось с системой, как соревновалось за сохранение в чистоте нашей собственной совести, нашего собственного достоинства. Николай Руденко и Лариса Богораз, наверное, отдавали себе отчет, насколько важно остаться в белых халатах врачей, не меняя их на политическую униформу. Они и умерли достойными людьми, жизнь которых не дает оснований для пересудов...

Конечно, биографии не могут быть линейными. Вот и в жизни Николая Руденко имеется сюжет, столь любимый журналистами, — вера в Сталина, присущая фронтовикам, осознание лживости идеологии, которой он служил долгие годы... Но жизнь диссидентов коммунистических времен напоминает мне иногда не политический, а религиозный сюжет — истории о первых христианах. Они тоже шли к своей вере в светлый образ через лишения, ошибки, неправильные поступки. Однако то, что есть бессмертного в человеке, подсказывало им правильный путь. Подобный путь может открыться даже не тогда, когда человек приходит к пониманию ситуации, трезво анализируя политические события или положение дел в обществе. Нет, нужен особый нравственный стержень, особая готовность к самопожертвованию, чтобы присоединиться к маленькой общине не просто верящих, но и действующих ради своей веры. И без какой-либо надежды, что тебе за твою веру построят какой-то, пусть даже небольшой, собор или будут курить фимиам... Нет, до церкви с ее великолепием еще далеко, единственное, что может тебя ожидать, — это долгая жизнь в катакомбах... Нам, людям, никогда не решавшимся на подобное открытое противостояние с системой, привыкшим относиться к ней крайне цинично, надеяться, что она сама умрет от старости и глупости, очень трудно себе объяснить, что руководило этими людьми, когда они принимали решение действовать. И очень трудно согласиться, что без их действий неизвестно, сколько бы еще простояло это непоколебимое здание. Но, конечно, просто ждать было безопасно и комфортно. Поэтому действие ради этой нашей безопасности и комфорта может быть сравнимо только с искуплением, с распятием — как и впервые, абсолютно добровольным и без надежд на собственное спасение. Но с уверенностью в спасении нашем...

Особенно это прослеживается в известнейшем событии в жизни Ларисы Богораз — демонстрации на Красной площади, на которую она и еще шестеро диссидентов вышли в знак протеста против советской оккупации Чехословакии в 1968 году. Надежды разбудить общество в этом поступке, скорее всего, не было — общество не проснулось, газета «Правда» об этом поступке не написала, даже прохожие на самой площади, вспоминала потом Лариса Богораз, искренне не понимали, о чем идет речь... Тем не менее это была попытка искупить наш общий грех равнодушия к этой оккупации, к советским танкам на улицах Праги и Братиславы. Я и сейчас не уверен, что постсоветское общество осознало всю историческую масштабность этого, на первый взгляд, эпизодического и бессмысленного — ведь ничего не изменилось — поступка. Но именно такие поступки отдельных людей на безграничной площади примирят нас с совестью, моралью и историей. Чем больше мы будем приближаться к цивилизованному миру, тем лучше будем осознавать, что сделано для нас людьми, создавшими Украинскую и Московскую хельсинкские группы. Тем более будут наши потомки удивляться временам, когда случайные маленькие люди становились политическими факирами на час, а бывшие диссиденты умирали подзабытыми и непонятыми...