АНГЕЛ

Труднее всего искоренить привычки. Тем более тогда, когда их называют традициями, то есть они перестают быть прихотью одного индивида, а въедаются, можно сказать, в плоть и кровь определенной группы людей — трудового коллектива, дружеской компании или даже целого народа.

Пожалуй, не в самом только Хмельницком после незабываемого 1991-го крах системы ощутимо ударил по загсовским традициям. Раньше нарядные авто с куклами и лентами привычно выруливали к монументу вождя и к Вечному огню, чтобы ритуально поклониться и возложить к пьедесталу цветы. Потом вождь всех трудящихся стал не нашим вождем, а в один день просто исчез с пьедестала на площади, чтобы появиться в скромном парковом тенистом уголке. Памятник исчез, а традиция, оказывается, въелась настолько, что растерянные молодожены еще долго слонялись по площади (уже не Ленина, а Независимости) в поисках места, где стоило бы оставить хоть один букет. Почему-то не стал местом поклонения ни памятник Богдану Хмельницкому рядом с площадью, ни каменная скульптура Шевченко посреди парка. И только в последние три года свадебные кортежи в конце концов нашли то, что искали. И начали в обязательном порядке заворачивать к тихому скверу на центральной улице — к Ангелу.

Ангел появился на Проскуровской осенью 1997 года — легкий, почти бестелесный, с тонким крестом на плече. Это была первая работа совсем молодого скульптора Богдана Мазура — тогда еще студента Киевской художественной академии. Он создавал ее рядом, в мастерской своего знаменитого на весь Хмельницкий и не только отца — художника и скульптора Николая Мазура, и весь местный художественный бомонд считал обязательным прийти сюда и оценить работу еще «до того». Ничего странного в этом не было: ведь причастным к будущему памятнику уже несколько лет считал себя весь город.

Все началось с места, где должен был стоять Ангел. Оно для Хмельницкого в самом деле особенное. Совсем рядом — центральный универмаг, построенный, убеждены все хмельнитчане, на человеческих костях. В сентябре 1966 года, роя котлован под его фундамент, бульдозеристы натолкнулись на траншеи, заполненные человеческими трупами. К месту страшной находки сбежалось полгорода. Глазам открылось страшное зрелище. Траншеи были буквально утрамбованы останками людей. Кто в одежде, нередко сохранившейся лучше, чем человеческая плоть, кто раздет догола, со связанными колючей проволокой руками. Черепа разбиты или с пулевыми отверстиями в затылке. Старожилы сказали сразу: репрессированные. Еще немцы, сообщили они, оккупировав город в 41-м, раскопали этот ров — вот, дескать, что оставили вам советы. Люди находили здесь своих родных, увезенных «черным вороном» и с того времени пропавших бесследно. Яму со временем засыпали и о ней не вспоминали: война принесла Проскурову (так тогда назывался Хмельницкий) столько горя, столько жертв, что довоенные будто бы забылись в этом сплошном мраке.

Как выяснилось, рядом — в помещении, где нынче расположился кукольный театр, до войны находился отдел НКВД. В подземелье — а там действительно был не просто подвал, а целое подземелье — оборудовали тир. Часто оттуда слышались выстрелы. Ясное дело, думали прохожие, работа у людей такая, нужно набивать руку. «Рука» покоя не знала. По известным нынче данным, сталинские репрессии забрали жизнь 14 тысяч подолян. Еще 60 тысяч были сорваны с мест и высланы. С карты исчезали целые села замученных, расстрелянных, вывезенных на бескрайние сибирские просторы. Такая судьба ожидала Кайтановку, а из Малого Лазучина Теофипольского района одновременно депортировали 640 поляков. «Село неначе погоріло, неначе люди подуріли» — неужели это не о тех страшных временах написано?

Террор прошелся по территории нынешней Хмельнитчины и впрямь беспощадно. Пограничная до 1939 года область подвергалась бесконечным «чисткам» и стократно усиленному контролю. В административном порядке высылались за пределы Украины все, кто был хоть немного причастен к гетманату, директории, служил в армиях, воевавших против большевиков, или имел родственников за границей. Поляки, которых много на Подолье, в приговорах «двоек» и «троек» превращались в шпионов иностранных разведок, интеллигенция — в членов националистического «Союза освобождения Украины». Настоящий погром пережили Каменец-Подольский пединститут (тогда Каменец- Подольский был административным центром края), краеведческий музей, отделы народного образования. Случалось, что приговор выполнялся ранее, чем подписывался. «Лимиты» использовались полностью, а неистовый молох требовал все новых и новых жертв...

Советская власть в 60-х не отважилась сказать то, о чем знали все. Официальная версия свидетельствовала: найденные на месте строительства универмага трупы — жертвы бомбардировок 1944 года. Старожилы утверждали: здесь не упала ни одна бомба. Однако человеческие останки ночами выгребали из траншей ковшами экскаваторов, грузили на машины и вывозили на старое кладбище — снова в траншею, как хлам. Вывозили в течение трех ночей. Очевидцы считают, что перевезли полторы- три тысячи тел. В документах все это значилось как «грунтовые роботы».

...Они нашли вечный покой только в 90-х, когда были перезахоронены по христианскому обряду на военном кладбище — с поминальной молитвой, в присутствии сотен людей. И тогда же заговорили в городе, что вот кто действительно заслужил памятник — так это они, канувшие в безвестность, оплаканные разве что родными в ночной темноте. И место определили — там, где долгие годы они лежали неотпетые, непомянутые, неизвестные. Сразу и знак поставили — на том же месте. Да потом засомневались: на перекрестье торговых дорог, слишком суетно — толкучка. И памятник решили поставить немного в отдалении — в поле зрения, в квартале, где все время упорно дислоцировались управления хмурых хранителей государственных тайн.

Деньги на памятник собирали всем миром. Да немного их оказалось, тех народных копеек, должна была подсобить власть. Для Богдана и Николая Мазуров это был титанический труд. Со временем за эту работу и памятник Параджанову на территории Киевской киностудии имени А.Довженко Богдан Мазур был удостоен Малой Шевченковской премии. А настоящей наградой молодому скульптору стало отношение к его произведению в родном городе. Скульптуру здесь называют по-разному: памятный знак жертвам репрессий, Ангел скорби. Авторы придерживаются иной мысли. Это ангел-вестник, считают они, пришедший сообщить людям: трагедия больше не имеет права повториться, эти жертвы — замученные, уничтоженные, перемолотые репрессиями, голодоморами, войнами — должны быть последними в истории нашего народа.

И, вероятно, не случайно и не по чьему-то распоряжению именно здесь останавливаются свадебные поезда. И мамы с детьми, и пожилые пары, и совсем молодые горожане любят приходить именно сюда. Место на удивление тихое и спокойное — хоть и в центре, и на виду. И главное — Ангел рядом. Вместе с нами. Среди нас.