АНАСТАСИЯ ВОЛОЧКОВА: «В БОЛЬШОМ ТЕАТРЕ ТВОРИТСЯ БЕСПРЕДЕЛ»

Имя Анастасии Волочковой в последнее время не сходит с газетных полос: скандал, связанный с увольнением примы Большого театра, расписан в хронологическом порядке. В ожидании разрешения этой неприятной ситуации известная балерина посетила с гастролями Украину. В Киеве она выступила в трех репертуарных спектаклях Национальной оперы — «Жизель», «Кармен-сюита» и «Шахерезада». Затем Волочкова отправилась в Донецк, где приняла участие в фестивале «Звезды мирового балета», который проводится по инициативе Вадима Писарева. Анастасия планирует ненадолго вернуться в Москву, а после этого представить свою «Жизель» зрителям Днепропетровска.

— Настя, как давно было запланировано ваше выступление на сцене Национальной оперы?

— Месяц назад. Была договоренность с дирекцией театра. Это не первое мое сотрудничество с Нацоперой Украины. Впервые я выступила здесь в 1996 году, на конкурсе имени Сержа Лифаря, где получила золотую медаль. В связи с моим незаконным увольнением из Большого театра нынешние гастроли для меня очень важны. Хочу предоставить киевскому зрителю возможность судить, достойна ли я пребывания на профессиональной сцене. Репертуар предложила дирекция Нацоперы и мне очень приятно, что эти спектакли — одни из самых моих любимых.

— В Киеве вы танцевали «Кармен-сюиту» — спектакль, доставшийся вам «из рук» Майи Плисецкой. Раньше Майя Михайловна никому свою «Кармен» не отдавала.

— Я осмелилась позвонить Майе Михайловне и спросить о возможности — или невозможности — танцевать этот спектакль. Говорю «осмелилась», потому что действительно до сего времени такое право не предоставлялось никому из русских балерин. Я была потрясена и безумно счастлива, когда Майя Михайловна дала свое согласие. После этого права на «Кармен-сюиту» были переданы моему фонду. Гедиминас Таранда, директор Имперского балета Плисецкой, пояснил мне трактовку роли Кармен, значение каждого движения, а сама Майя Михайловна репетировала со мной в Большом театре. На фестивале Родиона Щедрина мне была предоставлена честь танцевать «Кармен-сюиту». Но самые неизгладимые впечатления остались все-таки от репетиций с Плисецкой. Она вошла в зал и станцевала нам полностью весь спектакль! Представляете, это было в прошлом году! Мы были просто поражены формой и профессионализмом, которые она сохранила в своем возрасте. После этого в моем сознании изменились хореографические решения остальных моих ролей. Я увидела, как четко и лаконично можно выразить всю силу эмоций одним ясным жестом — вместо того, чтобы размахивать руками, пытаясь что-то изобразить. Самые счастливые моменты моей жизни — встреча с такими людьми, как Майя Плисецкая, Юрий Григорович, Борис Эйфман, который подарил мне роль Екатерины Великой в «Русском Гамлете». Работа с Эйфманом показала, насколько интересно танцевать людей, то есть реально существовавших личностей. Как интересно передавать историю такого персонажа. Ведь в классических балетах мы в основном танцуем фей, птиц, лебедей. А сегодня мне особенно дорог образ Кармен в интерпретации Майи Михайловны. Конечно, невозможно сравнить мою Кармен и Кармен Плисецкой. Кармен Плисецкой недосягаема.

— Процесс вашего увольнения из Большого театра освещен СМИ в мельчайших подробностях, поэтому повторяться не будем. Скажите лишь, как вы сами для себя объясняете это увольнение. Кроме того, вас преследует полоса странных неприятностей. Может у них есть автор?

— Думаю, что есть, и не исключено — достаточно высокопоставленный. Первое испытание началось 21 июня, когда состоялся мой благотворительный бал в Петербурге в пользу детей Царского Села. Накануне было совершено нападение на мой офис, где хранились все костюмы, фонограммы, фото- и видеоматериалы. Было ясно, что это нападение было совершено для того, чтобы сорвать мероприятие, чтобы я не могла танцевать в конкретных костюмах этот концерт. Мы были об этом предупреждены. При просьбе отдать костюмы мы, конечно, встретили отказ и костюмы были возвращены только через десять дней после мероприятия. А второй концерт, который был, опять же, важен по значимости — это был мой сольный концерт в московском Доме музыки, куда входил номер из «Кармен-сюиты». И за несколько часов до концерта был закрыт в больнице ЦКБ мой партнер Евгений Иванченко, то есть спектакль стоял под угрозой. Иванченко был поставлен диагноз «разрыв связок». Хотя через несколько дней он прекрасно танцевал в других постановках. И естественно, это было, опять же, испытание для меня. За несколько часов мне пришлось полностью менять программу концерта, менять шесть номеров в первом отделении и с нуля учить человека, приехавшего из Киева танцевать партию Хосе.

Конечно, я считаю, что это все звенья одной цепи. В том числе и ситуация в Нацопере, когда по телефону сообщили, что подложили бомбу на мой спектакль — я тоже вижу в этом связь. Звонки с угрозами были — это все тоже неслучайно. Просто надеюсь, что скоро узнаем, кто за всем этим стоит и, может, наблюдает за нами из своего уютного кабинета.

— Не допускаете мысль, что на вашем месте хотят видеть другую балерину?

— Такая ситуация тоже возможна, потому что в театре действительно появилась новая балерина, появились молодые танцовщицы… Люди бизнеса, представители банковских структур сейчас в открытую заявляют по телевидению, что, мол, отныне деньги будут решать в Большом театре не только вопросы его реконструкции и менеджмента, но и вопросы репертуара, и даже распределения артистов на те или иные роли. Получается, деньги решают, кому танцевать, кому нет, а кого убрать и какими методами? Вы знаете, я всегда считала, что хорошо, когда люди создают какие-то условия для вновь прибывшей балерины: обеспечивают квартирой, делают ей гонорар в три раза больше, чем у всех нас. Пусть так будет. Но если с пути только что пришедшей убирают уже состоявшуюся балерину, это, наверное, свидетельствует о сомнительности таланта новой танцовщицы, потому что если человек талантлив, он достоин выдерживать испытание среди равных… Надеюсь, очень скоро выяснится, кто стоит за моим увольнением. Во всяком случае, министр культуры заявил, что он отстранился от решения этого вопроса. Это свидетельствует, что он либо сам является участником заговора, либо просто не хочет вмешиваться. Что тоже кажется странным: ведь Большой театр — государственная структура, а не приватизированная «Альфа-банком» или кем-то иным.

— Неужели гендиректор театра, Анатолий Иксанов, действительно не говорил с вами об увольнении?

— В этом-то и весь ужас. Могу сказать, что именно действия Иксанова побудили меня начать защитные акции. Он заставил меня во всеуслышание произнести, что в театре беспредел. Потому что все эти годы я соблюдала корпоративную этику, к которой призывал сам Иксанов. Но когда против меня начала работать страшная машина пресс-службы театра, а в СМИ стали появляться проплаченные статьи, я была просто вынуждена заговорить. Действия директора мне вообще непонятны: как можно за семь месяцев не найти минуты, чтобы встретиться с балериной и попытаться объяснить ситуацию? Я ждала этих бесед, каждый день просила секретаршу назначить встречу, объясняя, что не следует выносить сор из избы: я считаю, что театр не заслуживает подобного скандала. К сожалению, времени для меня так и не нашли. Тогда я избрала другой вариант — стала общаться со своим директором посредством писем. Сначала написала прошение о том, чтобы мне предоставили контракт на таких же условиях, как и другим артистам. Заметьте, не требовала какой-то исключительный договор вроде того, что подписали с некоторыми балеринами —на пять лет, с заработной платой, в три раза превышающей заработки других артистов. Но мне почему-то предложили контракт с исключениями иного рода: всего на три месяца работы в театре, до 31 декабря. При этом лишив меня самого главного — спектаклей. А в результате мои прошения назвали «непомерными требованиями», которые я предъявляю театру. Все мои «непомерные требования» заключались в просьбе предоставить мне контракт на равных условиях с другими танцовщиками.

— А что же, все-таки, произошло с вашим партнером Евгением Иванченко?

— Исчезновение моего партнера — тайна, покрытая мраком, от которой уже веет каким-то криминалом. Последний раз мы танцевали с Женей 27–28 августа в Греции спектакль «Жизель». А 29 августа я Женю уже не видела. Но пятого сентября, в день открытия сезона, в афишах стоял спектакль «Лебединое озеро» с нашими именами. Сегодня, оглядываясь назад, понимаю, что исчезновение моего партнера было выгодно только моему директору. Я написала Иксанову письмо, в котором просила проявить заботу о пропавшем человеке: ведь он имеет отношение к театру и является достоянием российского балета. Затем попросила предоставить мне другого партнера. Но Иксанов избрал другой путь — забрать у меня спектакль. А потом в газетах я прочла, что, оказывается, 29 августа директор получил письмо от Иванченко, в котором тот сообщал, что по-прежнему не хочет работать на сцене Большого театра. Всех нас это повергло в шок: если Иксанов знал о намерениях Иванченко, почему он не мог предупредить нас, артистов, занятых в «Жизели», ведь мы до последнего ждали Женю? Все это доказывает: беспредел, который происходит сейчас в Большом театре, ведет к гибели российского балета. Ситуация выходит из-под контроля!

— При Владимире Васильеве нельзя было представить подобную ситуацию?

— Подобную ситуацию невозможно было представить ни при одном руководителе. Потому что подобный беспредел никогда здесь не допускался. Во всяком случае, если он и был, то каким-то образом скрывался и за стенами театра о нем никто не знал. С теми нелепостями, что происходят сейчас, Большой, думаю, сталкивается впервые в своей истории. И если сейчас все это скрыть, заявив, что здесь все хорошо, в таком беспределе мы будем жить и дальше. Если директор считает меня недостойной сцены Большого театра, то не он, не Иксанов приглашал меня в этот театр, а Владимир Васильев. И отобрал он меня не по телефонному звонку: был конкурс, я стояла у палки вместе с остальными балеринами и единогласным решением жюри была принята в труппу Большого театра. И в течение пяти лет я всех устраивала, но вдруг за две недели, что-то изменилось и я прибавила в росте 12 сантиметров и 10–15 кг в весе!

— Вас никогда не упрекали в отсутствии профессионализма?

— В том-то все и дело, что не было ни одной жалобы, ни одного нарекания! Ни разу по моей вине не был сорван спектакль, на зарубежных гастролях я всегда получала прекрасную прессу.

— Я спрашиваю потому, что бытует мнение, высказанное, в частности, в конце прошлого года газетой «Московский комсомолец»: дескать, такие представители академического искусства, как Николай Басков и Анастасия Волочкова своей популярностью обязаны не таланту и профессионализму, а умелой раскрутке…

— Я не хотела бы, чтобы меня сравнивали с Колей Басковым, хотя я его очень люблю. Он достоин уважения, поскольку сумел занять свою нишу. Но у нас немного разные позиции: у Коли нет оперных спектаклей в Большом театре, он исполняет здесь единственную партию — Ленского. То есть Басков — актер эстрады. А основная часть моих концертных программ, которые я делаю помимо работы в Большом, состоит из классических произведений. В первую очередь я — классическая балерина. Я танцевала все ведущие спектакли в Мариинке и в Большом. Что же касается раскрутки — это не раскрутка, а появившаяся известность. Но мне всегда казалось, что я делаю доброе дело — привлекаю внимание людей к балету. Потому что этим искусством интересуется, пожалуй, один процент населения земного шара. Я думала, что моя растущая популярность пойдет на пользу Большому театру. Оказывается, ошиблась. В театре, наверное, занимают иную позицию: видимо, выгодно, когда все одинаковые, неприметные и никто не высовывается. Меня быстренько захотели списать в эстраду. Хотя я и не думала уходить на эстраду и никогда себе этого не позволю. Мои современные номера основаны на классике. Если людям показывать только «Лебединое озеро», поставленное 150 лет назад, мы никогда не продвинемся вперед.

— Что вы намерены делать дальше?

— То, что и делала — танцевать для вас. Нынешнее время самое тяжелое для меня еще и потому, что Иксанов в одночасье лишил меня репетиционной базы. Я благодарна московскому театру имени Станиславского, который предоставил мне свой зал для репетиций. Я пригласила итальянского хореографа, и за время всех этих перипетий мы поставили три новых номера на песни Эдит Пиаф. Еще один интересный номер в это сложное для меня время поставил Адольф Смиронов. Недавно прошел мой спектакль в Петербурге — «Жизель» для детей, куда я пригласила воспитанников детских домов и хореографического училища, ребятишек из больниц и госпиталей. В ноябре обязательно покажу новую программу в Кремлевском дворце. Планирую ездить по городам России: нужно быть там, где тебя хочет видеть зритель. А вот Иксанов всегда считал, что мои гастроли в Донецке, Днепропетровске или Львове подрывали имидж Большого театра…

— …потому что Львов — это не Париж?

— Да. Директор почему-то уверен, что балерина Большого должна танцевать только по самым крутым заграницам. У меня другое мнение: я хочу ездить на Запад учиться — для того, чтобы все лучшее показывать здесь, в моей стране, моему зрителю.

— Кстати, о Западе. В 2000-м у вас ведь уже была какая-то сложная ситуация в Большом, в следствие чего вы уехали в Лондон…

— Я уезжала, когда у власти был Владимир Васильев. Но он был совершенно ни при чем, просто объяснил мне почему я должна уехать. Я стояла на пути балерины, которой надо было дотанцевать свое время. Но мне тогда хотя бы спокойно все объяснили. Я все поняла, тихо собрала вещи и уехала.

— В одном интервью вы заметили: «если бы не Григорович, пригласивший меня в «Лебединое озеро», я бы в Россию не вернулась».

— Это правда. В своей стране меня тогда считали чужой, по каким причинам — непонятно. В Большом были свои сложности. Человеку, который меня сюда пригласил, не дали возможности осуществить задуманное, а меня лишили возможности танцевать в этом театре.

— Значит, отъезд в Лондон оказался вынужденным?

— Конечно, вынужденным. Просто все очень удачно совпало: в этот момент я как раз получила предложение от директора Английского национального балета Дэвида Гина, пригласившего меня на новую роль в балет «Спящая красавица», который он поставил специально для меня. О более выгодном предложении я и мечтать не могла. Оно было очень на руку, это совпадение. Но это не совпадение, а помощь высших сил. Было очень тяжело — и вот высшие силы послали мне такой шанс. А потом Юрий Николаевич Григорович позвонил мне и предложил главную роль в спектакле «Лебединое озеро», который он возобновлял в Большом. Сначала я не поверила и вообще не понимала, как можно вернуться в театр после того стресса, что мне довелось пережить. Но я возвращалась не в сам театр, не к его руководителям — я ехала только ради работы с Григоровичем. Возвращение было очень важным для меня — это было возвращение не только в театр, но и в мою страну. В те дни я дала себе слово, что буду с Россией, буду, несмотря ни на что, патриотом. И несмотря ни на какие условия — самые лучшие, выгодные, шикарные — которые мне предложат за границей, останусь со своей страной.

— Ваше приглашение в Лондон было как-то связано с премией «Золотой лев», которую вы получили в Австрии в 2000 году? То есть можно ли сказать, что вас заметили после этой премии?

— По времени приглашение поступило после получения премии, но думаю, вряд ли «Золотой лев» как-то повлиял на решение Гина. Все мои награды — это, конечно, приятно, это показатель признания меня зрителем и российскими властями. Самый дорогой для меня приз — «Бенуа де ля данс», который можно сравнить с «Оскаром». Странно, опять-таки, что в конце прошлого сезона мне вручили эту премию, а в начале нынешнего директор Большого театра решил от меня избавиться. Но наиболее ценная для меня награда — Орден Петра Великого, который я получила в Петербурге за благотворительную деятельность. Я никогда не кричала о своей благотворительности. Просто занималась ею — и все. Это ведь тоже важно: если не будет таких людей, как я, способных сплотить вокруг себя какие-то силы, то все они сами по себе останутся разрозненными.