А так поразительно похожа на человека! Или район на ладонях

Дебаты о реформировании государственных и коммунальных газет уже обросли целой кучей аргументов. Достаточно ана­литики, правовых доводов и статистики, но не помешает «приправить» это блюдо и живым, персонифицированным фактажом о современных районных властях и проблемах коммунальной прессы.

«Свежей головой» — вперед

Предложение возглавить «район­ку» я воспринял и как своеобразный вызов судьбы. Ведь, высказывая мнения по проблемам местной прессы, словно слышал голоса коллег: если ты такой умный, докажи, на что сам способен в наших условиях.

Теперь вот и себя показал, и на людей посмотрел. Люди эти — несколько сотен, преимущественно симпатичных, социально активных лиц — многие годы, а то и десятилетия знакомы между собой. Тут дети приходят на смену родителям, в том числе и в составе райсовета. Они руководят предприятиями и учреждениями, сотрудничают, дружат, враждуют, оказывают друг другу услуги — то есть составляют довольно сплоченную властную верхушку одного из районов Большого города.

Ни одного из этих депутатов, чиновников или директоров до приглашения на должность я не знал: никому ничего не был должен, и мне — тоже. В отличие от «своих», меня, что вполне естественно, восприняли как чужака, внедренного с другой территории.

На самом деле ситуация была несколько сложнее, ведь пришел я не с другой территории, а с другого «этажа». Так сложилась жизнь, что 30 лет после журфака работал только в общенациональных изданиях, общался с верхними эшелонами власти и не вращался в аппаратной среде не только этого, но и никакого другого района или города: то есть оказался не просто пришельцем, а вообще «парашютистом», попавшим на игровое поле даже не со стороны, а сверху. А значит, увидел властную игру в роли, как говорят газетчики, «свежеголового». Понятно, что взгляд, не замыленный предшествующим общением, дает возможность составить значительно более контрастную картину, хоть и менее глубокую.

Второй эксперимент — на перепутье

Уйдя «на районку», я вернулся сразу к двум проблемам, которые уже освещал в «ЗН»: местная пресса и отношения «человек — власть» («Эксперимент у парадного подъезда»).

Эксперимент заключался в изучении рефлексии местной власти на обращения граждан. Ап­парат общался со мной по принципу «черного ящика»: получил заявление — дал ответ. Почему ответ составлен так, что ни в какие ворота не лезет, было неизвестно. Почему чиновники демонстрируют поразительную некомпетентность, не несут никакой ответственности за издевательскую волокиту, можно было только строить предположения.

Одним словом, осталась неизвестной личностная конкретика: КТО эти люди, эти чиновники, и ПОЧЕМУ они именно так реагируют на обращения граждан. Выпал удобный случай получить ответы изнутри, продолжив «исследование на себе».

Такие автобиографические методы анализирует, в частности, кафедра социологии Киево-Моги­лян­ской академии. Их называют качественными: они дают не статистические, а персонифицированные ответы на важные вопросы специалистов. Например: чтобы получить от государства определенный документ, сколько времени нужно потратить гражданину N, если он не будет выходить за рамки правового поля?

Вообще-то все знают, что много. А вот я могу дать точный ответ: потратил 13 месяцев. В то время как мои коллеги, которые «попросили, кого нужно», справились за один день. Итак, плата украинского гражданина за законопослушность в 2002 году составляла 13 месяцев волокиты за одну услугу.

Как для государства правового и социального (по Конститу­ции), это слишком, и неудивительно, что это имело последствием Майдан-2004. «Преступный режим» поплатился властью за наглое попрание интересов и достоинства личности. Оранжевые лишились власти не только потому, что не поделили портфели, а еще и потому, что в свою очередь тоже откровенно игнорировали мнения и эмоции «східняків», составляющих без малого половину граждан государства.

Казалось бы, каким образом изменения на Печерских холмах касаются района? А таким, что там до сих пор не совсем отдают себе отчет: десятки миллионов граждан общаются с властью не по телевизору, не на Грушевского или на Банковой, а в своем районе. Основа представления о власти складывается именно здесь, внизу: в своем доме, в жилконторе, в милицейском участке, в местном суде, в трамвае, из местной газеты.

И уже поэтому пресса «национального масштаба», как по мне, должна бы получше следить за районными процессами. Тем более что местные структуры вскоре должны получить дополнительные полномочия вместе с соответствующими финансами. Как местные власти готовятся использовать эти полномочия? Какие люди и как могут это сделать? Разве эти вопросы интересуют меня одного?

Отношения с прессой, понятно, весьма специфическая сфера, они не могут демонстрировать власть во всем ее разнообразии и противоречивости. Но разве недостаточно увидеть человека в одном конфликте, чтобы представить его в других ситуациях? Да и первое впечатление много значит…

Своя пресса не помешает?

Киевляне видели, как удачно провел последнюю предвыборную кампанию Гражданский актив Киева (ГАК), о котором еще накануне никто ни сном ни духом не ведал. ГАК не имел ни одной газеты, но смог представить себя как защитника интересов всей общины, а потому получил мандаты в Киевсовет и многие райсоветы города. Да и блок Л.Черновецкого выиграл должность городского головы и образовал фракции в райсоветах, хотя опирался только лишь на одну газету.

Тем временем команда
А.Омельченко контролировала приличных размеров телерадиокомпанию, несколько печатных изданий, имела довольно свободный доступ к национальным каналам, а выборы проиграла.

Опираясь на подобные факты и опросы в регионах, представители Украинской ассоциации издателей периодической печати высказали мнение, что в наше время местным руководителям своя газета не очень-то и нужна. Ведь «электоральная» эффективность коммунальных изданий настолько мизерна, что не стоит хлопот и тех средств, которые тратят на них местные власти. А во время предвыборной гонки можно применить другие, новейшие средства — как сделали ГАК или тот же Л.Черновецкий.

Наверное, такого мнения придерживалось и руководство районов Большого города: они кое-как поддерживали свои издания, но у тех годами был довольно беспомощный вид. Исключением стал «мой» председатель райсовета (и глава райгосадминистрации — в дальнейшем РГА), решивший, что в бюджете стоит ежегодно изыскивать по полмиллиона, чтобы выпускать свою газету для почтового ящика каждого жителя. (Интересно, что это проявление оригинальности совпало с другим проявлением исключительности председателя: «мой» стал одним из немногих районных председателей, сохранивших должности после обоих выборов: президентских-2004 и парламентских-2006.)

Проект, правда, поручили любителям, которые сразу же «отметились»: от изначально неудачного названия для нового издания до решения ежемесячно выпускать по два восьмиполосных номера, хотя четырехполосный еженедельник (за те же деньги) более эффективен, что очевидно для специалистов. Оказалось также, что в хлопотах о материальных активах (помещение, мебель, компьютеры etс.) издатели как-то недоучли проблему журналистов. Зарплату, например, им заложили настолько мизерную, что уже одна эта строка сметы обрекала на провал большие надежды председателя.

Да и будущего редактора инициативная группа планировала ограничить правами ответст­венного секретаря, намереваясь самостоятельно определять содержание номеров. Кто же на такие условия пойдет? Взяли одного, тот спустя месяц ушел, второй — не тянет. А время уходит: проект начал рушиться, словно дефективная ракета — прямо на пусковой площадке.

Третьего редактора нашли уже с помощью Интернета. Так я и появился в этом проекте: украинский чертик из табакерки или древнегреческий бог из машины — кому что больше по душе. Правда, нанимателям пришлось существенно подкорректировать планы, ведь я подробно объяснил им профессиональные минимумы относительно зарплат журналистов и функций редактора. Чуть поторговались, но согласились.

Уверения издателей о намерении создать периодическое издание для общения власти и общины меня вполне устроили, поскольку согласовывались с моими моральными и профессиональными стандартами. Тем более что анонсированные намерения были довольно логичны, политически обоснованны и даже зафиксированы программой газеты. Ведь 300 тысяч жителей района на вече не соберешь, к тому же они почти ничего не знали о работе избранных депутатов во главе с председателем совета, не имели возможности регулярно апеллировать к власти напрямую — со страниц своей газеты. Разве не благодарное дело для журналиста: немым предоставить уста, чтобы сказать, а глухим — уши, чтобы услышали?

Какие кадры решают…

Погружаясь в ситуацию, я не питал особых иллюзий относительно будущей производственной среды. Кто сейчас не знает, что власть — это товар, берут его оптом и под обещания, а реализуют в розницу и за приличные деньги? Знал и я, но главным образом теоретически: не ощущал «властно-товарной» глубины поражения верхушки, не видел, в каких формах и эмоциях это проявляется.

На то и эксперимент, чтобы рабочие гипотезы исследователей проверить конкретными фактами с живыми лицами. Например, руководителем редакционно-издательского проекта, моим непосредственным начальником был назначен... гинеколог. Он первый возглавил новое ООО «Медіа-Привід», выигравшее конкурс на издание «районки». А увольнял меня железнодорожник.

Кстати, врач был не худшим вариантом, ведь после института успел поучиться в аспирантуре, поруководить профсоюзной организацией, а также, пусть торговым, но предприятием. Железнодорожник же не знал и этого — не говоря уже о таких чисто профессиональных «мелочах», как журналистика, редакция, работа на рынке СМИ и т.д.

Впрочем, у обоих моих директоров хватило здравого ума до поры до времени не учить редактора выпускать газету. Благодаря некоторым расхождениям между издателями удалось разработать специальное соглашение «О разделении полномочий между директором и редактором», а по сути — о невмешательстве директора в процесс выпуска.

Как результат — врач спустя несколько месяцев уволился, поскольку не выдержал длительного безделья и полнейшей бесперспективности своей, явно лишней, должности.

Страна советов — район советчиков

Редактору-чужаку с первых дней начали советовать, что нужно печатать, замы главы РГА и десятка два «козырных» депутатов. Когда общее количество советов на один номер превысило десяток, я схватился за голову: «Ребята, вы что, с ума сошли? Меня же наняли делать газету. А требуете — доску почета».

Написал разъяснения председателю: «Заставить людей читать газету приказом или распоряжением невозможно. Невозможно применить даже подкуп или запугивание. Чтобы жители района читали издание, на его страницах должна быть интересная да еще и полезная информация. Тематическая структура такой информации известна из научных исследований и опросов читателей. На основе этих сведений, с учетом конкретных условий, новая редакция предложила новую модель газеты. Поскольку пожелания советчиков ей не соответствуют, то не можем их удовлетворять».

Председатель согласился. Но кто советчикам указ?

Уже со временем понял, что «активистам» не очень-то и нужны были эти благодарственные статьи, которые они требовали печатать. Это была подсознательная защитная реакция, ведь люди защищали самое дорогое: чиновники — право на «эксклюзивный» доступ к председателю и на безответственное руководство, депутаты — право на толику общественного пирога (газетной площади). Они свято верят, что газетную площадь коммунальной газеты, как и все общественные ресурсы, можно и нужно дерибанить, ведь «так же все и везде делают!».

Отказ чужака печатать все и так, как от него требуют «влиятельные лица», вызвал искреннее возмущение общественности. На сессии райсовета председателю едва удалось получить большинство голосов для согласования моей кандидатуры на должность редактора. Правда, вскоре депутаты увидели, что «этот чудак» на их конкретный бизнес не посягает, и первая волна недовольства начала спадать.

Постепенно стороны пришли к компромиссу: рекомендации редактору может давать только глава РГА — на правах руководителя учредителя газеты. Самые сообразительные депутаты наконец-то услышали мое предложение присылать не благодарности в редакцию, а представлять факты о том, что хорошего или полез­ного сделал ваш протеже. Управления и отделы прекратили присылать указания, а некоторые руководители даже начали предоставлять информацию. То есть с огромным скрипом, крайне медленно мы строили нормальные рабочие отношения редакции со структурами аппарата — явление здесь ранее не виданное.

Это относительно спокойное время мы и использовали для преобразования серенького в приличное, хоть и маленькое, издание. Опыт выпуска читабельной газеты вместе с давним знакомым литредактором мы уже имели, никаких проблем здесь не возникло, и результат ощутили из обратной связи. А самое объективное признание читабельности газета получила среди рекламодателей — ведь они голосуют своими собственными гривнями.

Вот тут-то и поднялась вторая волна. Одно дело — газета, которую почти никто не читает. Совсем другое — популярная газета. Это товар, к которому появился вполне осознанный, реальный интерес: засветиться на страницах не только перед руководством, но еще и среди электората. С осени 2004-го требования к редактору начали постоянно возрастать: от руководящих чиновников до депутатов районного, городского советов и Верховной Рады.

Верхушка не хотела знать и слышать, что их претензии технологически невыполнимы. Один депутат на сессии неистово кричал и яростно топал ногами: «Это плохой редактор! Раньше был хороший! Верните предыдущего!» Откормленный, словно розовый поросенок, лысоватый мужик средних лет визжал, будто капризный ребенок в истерике. И это при том, что ни одной претензии он никогда не выдвигал, что под руководством «плохого редактора» редакция получила «Золотое перо» в своей категории — «За самую лучшую районную в Большом городе газету».

Моя твоя не понимай!

Власти настолько пропитаны «властно-товарной» технологией, что уже не способны представить в своей среде других, то есть здоровых людей: живущих только на зарплату и профессионально делающих свое дело; поступающих так, как обещают; знающих и соблюдающих законодательство…

«На каком основании вы даете мне рекомендации?» — однажды поинтересовался я у одной из чиновниц. У человека перехватило дыхание, она побледнела, потом покраснела и молча (что «такому» можно ответить?) испепелила меня взглядом — будто я сказал какую-то непристойность.

В ее глазах, согласно местной морали, это действительно непристойно, потому и вызывает вполне искреннее негодование. Ведь никто никогда здесь так вопрос не ставил — эта среда насквозь пропитана патернализмом. Им до сих пор даже в голову не приходило, что для требований-советов-предложений нужно иметь какие-то основания: профессиональные, правовые etc. Здесь поступают по привычкам, желаниям, прецедентам, собственным представлениям.

Вообще-то они знают, что есть закон (пусть там юристы разбираются) и есть жизнь — отдельно. Эта позиция вполне согласуется с реальностью. Ведь за нарушение закона здесь не наказывают, а вот за непослушание — неминуемо. За послушание — оплата по принципу: у нас «все схвачено, за все уплачено!».

Причиной претензий к редактору было только то, что ситуация с редакцией сложилась не по обычному сценарию банальной бюджетной кормушки. Ведь издатели, дав редактору возможность создать газету, вынуждены были временно приостановить свои намерения. То есть в тот период все шло «не так», как привыкли: бюджетные средства редакция тратила по назначению, газетной площадью редактор не торговал, поскольку это противоречит законодательству.

«Так в жизни не бывает! — взывал их опыт. — Он просто притворяется честным, издевается над нами». «Ты кто такой? Что это за умник? За наши же средства!» Тот факт, что средства не частные, а бюджетные, ничего не меняет: «А разве не мы этот бюджет утверждаем?»

В цепи недоразумений показательным оказалось «дело банки­ров». Районный филиал банка не очень умело начал акцию по погашению задолженности за жилищно-коммунальные услуги за счет «замороженных» с 1992 года вкладов. Об огромных очередях и недовольстве клиентов газета напечатала письмо читателя. Что тут началось! Какой переполох наделало в районных кабинетах!

Сразу два зама главы РГА потребовали объяснений. Полу­чив поддержку, руководитель филиала потребовал опровержения и сатисфакции за нанесение ущерба деловой репутации. Я очень обрадовался, когда получил претензию, ведь теперь имел документ, а не телефонные головомойки. Итак, газета получила возможность обнародовать факт необоснованного давления на редакцию. Таким образом газета на глазах превращалась из простого информатора общины (о недос­татках в работе филиала банка) в пострадавшего защитника законного права читателей критиковать недостатки и реализовывать свободу слова на ее страницах.

Райсовет и РГА, казалось, должны были бы радоваться, что их газета (они же соучредители!) приобретает доверие их же электо­рата. Куда там! Никто из них не мог предположить, что редактор ничего от этого «не имеет»: были совершенно уверены, что газета «наехала» на банк по заказу конкурента, хоть до сих пор не знаю, кто эта загадочная персона.

Заблуждаясь, но будучи твердо убежденным в том, что имеет место нечистая игра редактора, кто-то в РГА, на свою беду, пообе­щал банкирам: мол, вопрос уладим. Но он никак не хочет улажи­ваться! На карту поставлена репутация власти! Образовали комиссию, от редактора ожидали письменные объяснения, снова начали требовать уладить конфликт. «Каким образом? — спрашиваю. — Газета же напечатала правду. Или мне извиниться за это? Или написать, что мы солгали?»

Тем временем, заручившись поддержкой учредителей газеты, филиал банка подал иск в суд. Редакцию это вполне устраивало, ведь никаких шансов на выигрыш у банкиров не было, а газета приобретала дополнительный авторитет, освещая беспочвенные претензии.

Впрочем, рассказывая о случае с банком, я несколько забежал вперед. Между тем в конце 2004-го ситуация вокруг редакции обострилась.

А если бы газета критиковала аппарат за его очевидные недостатки и провалы в работе? А если бы редакция проводила самостоятельные расследования сомнительных властных решений? Однако на перечисленное выше не было ни ресурсов, ни газетной площади, но теоретически подобное могло быть — во всяком случае, это не противоречило бы закону. И что бы тогда сделали эти люди с газетой и ее редактором?

Гром и молния

Понятно, что ключевую роль в сохранении определенной автономии редакции играл председатель. Получив качественную газету, он убедился, что имеет дело с профессионалами, и был признателен за работу, хотя и недоволен некоторыми аспектами. Вместе с тем он справедливо считал, что нельзя получить все и сразу. Еще и года не прошло, а популярную газету уже сделали: о жизни общины, о районных мероприятиях с участием руководства сообщает; их фото, хоть и небольшие, ставит... Пусть даже письма жителей об ошибках и недостатках властных структур и лиц печатает. Пока что. Но «пока что» не устраивало ту часть аппарата, которая просто неистовствовала от непослушности редактора.

У самого председателя общаться с редактором не было большого желания: ведь, в отличие от некоторых подчиненных, он понимал свою некомпетентность в редакционных делах и волне логично избегал давать профессиональные указания. Если же не давать указаний, то о чем разговаривать? О политических интригах или о коммерческих тайнах районной верхушки? О философии К.Поппера или политэкономии Ф.Хайека? О литературе и искусстве?

Сам я около руководящего тела никогда не терся. А тут выпал удобный случай: январский номер 2005-го вышел слабеньким, потому что накануне редакция неожиданно осталась без репортера, работали с колес, без соответст­вующего портфеля. К тому же я поставил сразу полтора столбца «нерайонной» информации, которая не понравилась ярым кучмистам: о новом президенте В.Ющен­ко и премьере Ю.Тимошенко.

Как раз в эти дни председатель заболел воспалением легких и лежал в больнице. Кто и что ему там нашептал, не знаю, но на этот раз он не сдержался. Прямо из больницы по телефону высказал редактору возмущение: «Пустая газета, почти нет информации о районе!» И в дополнение еще и применил «колхозную» привычку лично поруководить процессом: дал целую кучу указаний, чего доселе в отношении газеты себе не позволял.

«Мы — не козлы. Козлы — не мы!»

С одной стороны, я искренне пытался понять председателя: он руководил людьми в большинстве своем малоквалифицированными или недостаточно ответственными — следовательно, его личного 40-летнего опыта хватало «организовать процесс» в сложившейся ситуации. Но получилось так, что он был в основном неправ по сути, а его тон вообще был неприемлем.

Здесь надо было учесть все. В том числе важное преимущество, вытекающее из обязательного условия эксперимента по погружению в ситуацию: исследователь не имеет права выходить за рамки правового поля. Это вовсе не так легко, как кажется: рядовой человек в нашем обществе, где царит неправовое сознание, просто не замечает мелких взяток или, например, мелкого использования служебного положения ради личных нужд. Но соблюдение законодательства необходимо исследователю, поскольку дает не только моральное право выдвигать самые высокие требования, но и то самое преимущество, которого не имеет большинство из нас — правовую неуязвимость для давления или преследования в случае возникновения конфликта. (О неправовых средствах — отдельный разговор.)

Такой «правовой эксгибиционизм» позволяет исследователю в определенных обстоятельствах сознательно доводить ситуацию до самого большого напряжения. И прибегает он к этому не ради острых ощущений, а для выполнения программы эксперимента: периодического создания так называемых пограничных ситуаций, то есть доведения своих законных стремлений и требований до максимума. Только в такой ситуации и очерчиваются реальные ГРАНИЦЫ СВОБОДЫ: тот максимум реальных возможностей, который государство и общество позволяют получить частному или служебному лицу — например, главному редактору коммунальной газеты в Киеве.

Итак, после некоторых колебаний написал председателю неофициальное и потому очень откровенное письмо. Вот несколько фрагментов из него. «...При действующем (пока что) редакторе председатель берет редакцию на ручное управление, давая целый ряд советов, о чем и как должна писать газета, и что и почему не нужно печатать.

Большинство этих советов, к сожалению, не соответствуют профессиональным стандартам журналистики и программе газеты, которую я пытаюсь воплощать в жизнь и за выполнение которой отвечаю перед своей совестью и перед райсоветом.

Конечно, председатель и раньше давал советы, большинством из которых редакция воспользовалась... Подобные указания уместны и нужны в тех случаях, когда касаются предотвращения фактических ошибок или являются следствием отклонения редакции от программы газеты...

Но тогда это были эпизодические, разовые вмешательства. Теперь совершенно другое измерение: тотальное управление тематикой. Такие методы исключают возможность с моей стороны редактировать газету. Ведь ни в одной газете не было и нет двух главных редакторов.

Меня не нужно (и нельзя) воспитывать вашими районными методами — потому что я уже давно воспитан иными способами. Меня не нужно долго «уговаривать» или выживать: я сам подам заявление на увольнение.

Что касается конкретных ошибок и недостатков, то их можно и нужно спокойно рассмотреть по сути. Рассмотреть не в режиме малокомпетентных обвинений, а в рамках профессионально обоснованных претензий.

Но сейчас это, кажется, никого не интересует. Потому что ищут не ошибки, а козла отпущения...

Но ведь мы — не козлы, — напомнил я широко известный тогда перл В.Януковича о «козлах», которые ему мешают. — Козлы — не мы!».

А так поразительно похожа на человека

Создание пограничной ситуа­ции дало определенные последствия. Председатель вышел из больницы, пригласил меня в кабинет и, едва я открыл дверь, гневно бросил, что тон моего письма едва ли не оскорбительный, что он такого еще не слышал. Я согласился, что эмоции были излишними, и выразил сожаление по этому поводу. Но в отношении содержания письма, его фактов и аргументов, председатель признал «частичную правоту редактора». Это признание я должен был воспринять как его извинение за чрезмерно эмоциональные телефонные указания из больницы. Таким образом мы возвратились к мирному сосуществованию по двум принципами: «ты меня уважаешь, я тебя уважаю», «ты мне не мешаешь, я тебе не мешаю».

Кстати, председатель очень гор­дился своим, как он считал, суперлиберальным отношением к газете. Даже похвалился этим во время приема, устроенного в РГА для представителей городских СМИ по поводу Дня журналиста. Либерализмом, конечно, у нас даже не пахло, но редакция получила определенную свободу действий.

Быть может, это и была реальная ГРАНИЦА СВОБОДЫ прессы для коммунального издания в 2005 году. Граница, установленная экспериментально в результате создания пограничной ситуации.

…Среди моих предложений по улучшению газеты было и следующее: провести специальную встречу с руководством аппарата, чтобы не за кулисами, а открыто и спо­койно обсудить расхождения, сравнить аргументы и найти взаимопонимание журналистов с «агрессивно-послушным большинст­вом». К встрече для каждого участ­ника подготовили комплект материалов на девяти страницах, большинство из которых составляли выдержки из украинского законодательства относительно СМИ.

Сам я в своем выступлении совершенно искренне пытался объяснить, что разногласия имеют объективную подоплеку, что претензии советчиков встречают отрицательный ответ редакции не потому, что редактор плохой, а потому, что иначе качественную газету делать невозможно. «Ав­тономия коммунальным СМИ нужна по двум причинам: политической (для выполнения роли посредника между властью и обществом) и технологической: у газеты может быть только один руководитель. Если таких руководителей несколько, мы получим газету, которую не читают жители района».

В ответ только один спросил: «А как же учредители могут влиять на содержание своей газеты, если закон запрещает давать указания?»

Объяснил: изменениями в про­грамме издания, использованием части площади, принадлежащей учредителям, а также заменой редактора. Закон позволяет только перечисленное. Ответ вызвал удивление, даже возмущение.

Таких разговоров состоялось два или три, и каждый раз я не уставал объяснять, что даже идеологи советской эпохи понимали: бюрократия в любой стране и в любое время осознанно и подсознательно стремится скрывать, утаивать информацию. Причастность к тайне — главный козырь и главный источник вдохновения чиновников всех стран. Об этом писал еще К.Маркс и многие исследователи после него. (Оставим в стороне чисто финансовый интерес некоторых служащих к утаиванию информации.)

Газета же, претендующая на то, чтобы ее читали, имеет прямо противоположное предназначение: добывать и обнародовать информацию...

Без свободной прессы не бывает свободной экономики! — взывал я к депутатам-предпринимателям.

Часть присутствующих слушали меня с некоторым интересом: смотрели, как на обезьяну, которая научилась говорить по-человечески, однако из знакомых слов складывает не совсем понятные предложения.

Да она еще и в очках — так поразительно похожа на человека!