СВЕРХСЕКРЕТНЫЙ ФИЗИК ОЛЕГ ЛАВРЕНТЬЕВ

В Пятихатках, поселке сотрудников Харьковского физико-технического института, живет и работает кандидат наук, ведущий научный сотрудник Олег Лаврентьев. По утрам он ходит на работу в свою лабораторию, в свободное время встречается с друзьями, в сезон собирает грибы, благо в лесу возле поселка их видимо-невидимо. Но даже в институте немногие знают, что Олег Александрович — живая легенда физики ХХ века. Именно он впервые в мире в 1950 году сформулировал задачу использования управляемого термоядерного синтеза для мирной энергетики и разработал конструкцию первого реактора. Тогда же Лаврентьев предложил и оригинальную конструкцию водородной бомбы. А было ему в это время 24 года.

Однако судьбе было угодно, чтобы роль этого человека в решении вышеупомянутых проблем многие годы была тайной не только для других, но и для него самого. Его жизнь по сей день окружена мифами и легендами, которые зачастую имеют весьма слабое отношение к действительности. Как же было на самом деле?

Голубая мечта

Родился Олег Лаврентьев в 1926 году во Пскове и был, наверное, вундеркиндом. Во всяком случае, прочитав в 7-м классе книгу «Введение в ядерную физику», он сразу загорелся «голубой мечтой работать в области ядерной энергетики». Но началась война. Олег пошел добровольцем на фронт. Победу встретил в Прибалтике, однако дальнейшую учебу опять пришлось отложить — солдат должен был продолжить срочную службу на только что освобожденном от японцев Южном Сахалине, в небольшом городке Поронайске.

В части была библиотека с технической литературой и вузовскими учебниками, да еще Олег на свое сержантское денежное довольствие подписался на журнал «Успехи физических наук». Идея водородной бомбы и управляемого термоядерного синтеза впервые зародилась у него в 1948 году, когда командование части, отличавшее способного сержанта, поручило ему подготовить для личного состава лекцию по атомной проблеме.

— Имея несколько свободных дней на подготовку, я заново переосмыслил весь накопленный материал и нашел решение вопросов, над которыми бился не один год, — рассказывает Олег Александрович. — В 1949 году я за один год закончил 8-й, 9-й и 10-й классы вечерней школы рабочей молодежи и получил аттестат зрелости. В январе 1950 года американский президент, выступая перед Конгрессом, призвал ученых США к быстрейшему завершению работ над водородной бомбой. А я знал, как сделать бомбу.

Не имея никаких контактов с научным миром, солдат, в полном согласии с нормами тогдашней жизни, пишет письмо Сталину. Ответа нет. В ЦК ВКП(б). И вскоре командование части получило из Москвы предписание создать сержанту Лаврентьеву условия для работы. Ему выделили в штабе части охраняемую комнату, где он написал свои первые статьи. В июле 1950 года отослал их секретной почтой в отдел тяжелого машиностроения ЦК ВКП(б).

Лаврентьев описал принцип действия водородной бомбы, где в качестве горючего использовался твердый дейтерид лития. Такой выбор позволял сделать компактный заряд — вполне «по плечу» самолету. Заметим, что первая американская водородная бомба «Майк», испытанная двумя годами позже, в 1952-м, в качестве горючего содержала жидкий дейтерий, была высотой с дом и весила 82 тонны.

Олегу Александровичу принадлежит и идея использования управляемого термоядерного синтеза в народном хозяйстве для производства электроэнергии. Цепная реакция синтеза легких элементов должна идти здесь не по взрывному типу, как в бомбе, а медленно и регулируемо. Главный вопрос состоял в том, как изолировать разогретый до сотен миллионов градусов ионизированный газ, то есть плазму, от холодных стенок реактора. Никакой материал не выдержит такого жара. Сержант предложил на тот момент революционное решение — в качестве оболочки для высокотемпературной плазмы может выступать силовое поле. В первом варианте — электрическое.

В атмосфере секретности, которая окружала все, связанное с атомным оружием, Лаврентьев не только понимал устройство и принцип действия атомной бомбы, которая в его проекте служила запалом, инициирующим термоядерный взрыв, но и предвосхитил идею компактности, предложив в качестве горючего использовать твердый дейтерид лития-6.

Он не знал, что его послание весьма оперативно было направлено на рецензию тогда кандидату наук, а впоследствии академику и трижды Герою Социалистического Труда А.Сахарову, который уже в августе так отозвался об идее управляемого термоядерного синтеза: «…я считаю, что автор ставит весьма важную и не являющуюся безнадежной проблему… Я считаю необходимым детальное обсуждение проекта тов. Лаврентьева. Независимо от результатов обсуждения необходимо уже сейчас отметить творческую инициативу автора».

Ученые и их опекуны

В этом же 1950 году после демобилизации бывший сержант приезжает в Москву, сдает вступительные экзамены и поступает по конкурсу на физический факультет МГУ. Оставалось встретиться со специалистами и «донести до них свои идеи».

В сентябре первая встреча состоялась с заведующим отделом машиностроения ЦК Иваном Сербиным. Сербин внимательно выслушал оба предложения первокурсника, но вопросов не задавал, заметил только, что известен и другой способ создания водородной бомбы, над которым работают ученые, и предложил сообщать ему обо всех новых идеях. К концу года Олег провел дополнительные расчеты по системе управляемого термоядерного синтеза (УТС) и тоже передал их в ЦК.

Спустя два месяца после первого экзамена он вернулся в студенческое общежитие на Стромынку поздно вечером. Ему передали номер телефона, абонентом которого оказался министр измерительного приборостроения Василий Махнев. Так в царстве секретности называлось тогда Министерство атомной промышленности, соответственно, Институт атомной энергии назывался Лабораторией измерительных приборов АН СССР — ЛИПАН. У министра Лаврентьев впервые встретился с Сахаровым и узнал, что Андрей Дмитриевич читал его сахалинскую работу, но поговорить им удалось только через несколько дней, опять ночью. Это было в Кремле, в кабинете Лаврентия Берии, который был тогда членом Политбюро, председателем Спецкомитета, ведавшего в СССР разработкой атомного и водородного оружия.

— Из-за стола поднялся грузный мужчина в пенсне и пошел мне навстречу, — вспоминает Олег Александрович. — Подал руку, предложил садиться. Я ждал и готовился отвечать на вопросы, связанные с разработкой водородной бомбы, но таких вопросов не последовало. Берии хотелось на меня, а возможно, и на Андрея Дмитриевича Сахарова посмотреть, что мы за люди. Смотрины прошли успешно. Потом мы с Сахаровым шли до метро, долго разговаривали, оба были возбуждены после такой встречи. Тогда я услышал от Андрея Дмитриевича много теплых слов. Он заверил меня, что теперь все будет хорошо, и предложил работать вместе. Я, конечно, согласился на предложение человека, очень мне понравившегося.

Лаврентьев и не подозревал, что его идея управляемого термоядерного синтеза настолько понравилась А.Сахарову, что он решил ее использовать и к тому времени вместе с И.Таммом уже начал работать над проблемой УТС. Правда, в их варианте реактора плазму удерживало не электрическое, а магнитное поле. (Впоследствии это направление вылилось в реакторы под названием «токамак».)

Не знал он и о том, что после смотрин Лаврентий Берия принял решение: «Ведущая в КБ-11 по инициативе товарища Тамма и Сахарова работа над созданием нового типа реактора имеет, по моему мнению, исключительно важное значение. Кстати сказать, мы не должны забывать студента МГУ Лаврентьева, записки и предложения которого, по заявлению товарища Сахарова, явились толчком для разработки магнитного реактора. Вызовите товарища Лаврентьева, выслушайте его и сделайте все, чтобы помочь товарищу Лаврентьеву в учебе и по возможности участвовать в работе. Срок 5 дней».

— Через некоторое время меня разыскал в общежитии на Стромынке неизвестный молодой человек и предложил ехать с ним, — вспоминает Олег Александрович. — Куда и зачем, я не знал, вопросы тогда задавать было не принято. Машина остановилась у ворот, обвитых колючей проволокой, дальше виднелся забор с таким же украшением. Психологически я был готов к тому, что придется работать на закрытом объекте, но перспектива находиться за колючей проволокой не очень радовала.

Из-за неувязки с пропуском новоиспеченному студенту пришлось часа два ждать в холодной неуютной проходной. Можно только догадываться, о чем за это время передумал Олег. Наконец, по широкой лестнице они поднялись в кабинет начальника отдела Главного управления Николая Павлова, курировавшего работы по созданию водородного оружия, и уже вместе с ним пошли к начальнику Главного управления по атомной промышленности Борису Ванникову. За все время службы в армии Лаврентьеву не пришлось даже издали видеть генерала, а тут сразу два.

— В кабинете находились Ванников в генеральской форме и штатский с черной окладистой бородой. Я подумал, что бородатый — это эксперт. Меня посадили напротив и попросили рассказывать о своих предложениях. Я подробно рассказал об идее использования энергии ядерных реакций между легкими элементами в промышленных целях. Устройство магнитной сетки заинтересовало «бородатого» — он не понял, почему выбрана именно эта конструкция. И вдруг молчавший до сих пор Павлов сказал, что туда будет вставляться атомная бомба. Я понял, что их интересует мое первое предложение. Но могу ли я, имею ли право рассказывать этим военным об устройстве водородной бомбы без санкции сверху? Меня ведь предупреждали…

И он не нашел ничего лучше, как сообщить, что был у Берии. После минутной паузы тема беседы круто изменилась. Олег и не догадывался, что «мужчина с окладистой бородой» — главный ядерщик страны, о встрече с которым он столько мечтал. И столько ему хотел рассказать!

После этих встреч жизнь первокурсника, бывшего сержанта и фронтовика Лаврентьева изменилась сказочным образом. Из общежития его переселили в меблированную комнату нового дома на набережной Максима Горького, освободили от платы за обучение, дали повышенную стипендию, прямо на дом доставляли необходимую научную литературу. Поскольку по совету «бородатого эксперта» Олег намеревался закончить университет не за пять, а за четыре года, он взял разрешение на свободное посещение занятий. К нему прикрепили преподавателя математики, тогда кандидата наук, а впоследствии академика Александра Самарского.

Олег успевал учиться сразу на двух курсах и продолжать работу по УТС. Он предложил воздействовать на плазму не только электростатическим, но и магнитным полем и с помощью А.Самарского просчитал новый вариант. Эта работа 1951 года дала начало идее электромагнитных ловушек, которыми впоследствии и занимался Лаврентьев. Кстати, с этого времени вопрос о его привлечении к работам по созданию водородной бомбы больше не поднимался.

Липан

5 мая 1951 года Сталин подписал постановление Совета Министров, положившее начало государственной программе термоядерных исследований. В ЛИПАНе шла напряженная работа, но результаты то дарили исследователям надежду, то ввергали их в отчаяние — получить плазму с нужными параметрами не удавалось.

После встречи с заместителем Курчатова Игорем Головиным Олега допустили к работам в ЛИПАНе. Он приобретал здесь опыт практической работы в области нарождающейся физики высокотемпературной плазмы. Все записи велись только в прошнурованных и опечатанных сургучной печатью журналах, которые надо было получать в режимном отделе утром и сдавать после окончания работы вечером. В отчетах нужно было писать не «плазма», а «гуща», не «температура», а «высота», не «магнитное поле», а «струя». Таким образом вместо «высокотемпературная плазма в магнитном поле» получалось «высокая высота гущи в струе». В ЛИПАНе Лаврентьев впервые узнал об идеях Сахарова и Тамма по термоядерному реактору.

— Для меня это было большой неожиданностью, — вспоминает Олег Александрович. — При встречах со мной Андрей Дмитриевич ни одним словом не обмолвился о своих работах по магнитной термоизоляции плазмы. Тогда я думал, что мы с Андреем Дмитриевичем Сахаровым пришли к идее изоляции плазмы полем независимо друг от друга, только я выбрал в качестве первого варианта электростатический термоядерный реактор, а он — магнитный.

— Степень неосведомленности о проблемах, работы над которыми секретно уже шли полным ходом в СССР и США, была удивительна даже в научных кругах, — говорит Олег Александрович. — Например, однажды на лекции в МГУ преподаватель химии, проректор университета сказал, что водородная бомба — это когда землю заливают жидким водородом, все замораживая. У меня невольно вырвалось «Какая чушь!», но на ироничный вопрос сидящей рядом сокурсницы Зины Савельевой: «Ты знаешь секрет водородной бомбы?», — ответить утвердительно я, естественно, не мог.

В лаборатории Головина основные работы шли по магнитному удержанию плазмы, а Олег хотел заниматься своими электромагнитными ловушками, поскольку был уверен в их преимуществе. Он хотел начать с сооружения небольшой экспериментальной установки, рассчитывая на быстрый успех и дальнейшее развитие исследования уже на более серьезном материально-техническом уровне.

В конце 1951 года в ЛИПАНе состоялось детальное обсуждение его проекта, в котором участвовали Игорь Головин и Степан Лукьянов. Здесь же присутствовал еще один человек, который сидел в углу, внимательно слушал объяснения, но вопросов не задавал и в разговоры не вмешивался. Когда обсуждение подходило к концу, незнакомец тихо встал и вышел из аудитории. Позднее Олег узнал, что инкогнито был Игорь Тамм. После бурной дискуссии оппоненты признали обоснованность идеи электромагнитной ловушки, не обнаружили дефектов и в модели. Однако начинать этот эксперимент Головин посчитал нецелесообразным, поскольку «…силы надо сосредоточить на главном направлении, где уже есть хороший задел и получены обнадеживающие результаты».

Забегая вперед, отмечу, что и сейчас трудно с уверенностью сказать, какое направление — главное, а какое — нет. За прошедшие полвека проблема УТС не решена, хотя работы над различными конструкциями реакторов УТС, несмотря на огромные научные, технические и финансовые трудности, не прекращаются и поныне. Например, над проектом ITER (Интернациональный термоядерный экспериментальный реактор) трудится сейчас объединенный коллектив ученых США, Западной Европы, России и Японии.

…Ну что ж, после отказа Олег решил «налечь» на теорию и в 1952 году подготовил отчет, содержащий подробное описание идеи электромагнитной ловушки и расчеты параметров удерживаемой в ней плазмы. Не отставал и в учебе — перескочив через второй курс, учился теперь на третьем.

«Автор путаных идей»

5 марта 1953 года умирает Сталин, 26 июня арестовывают и вскоре расстреливают Берию, а 12 августа 1953-го в СССР успешно испытывается термоядерный заряд, в котором используется дейтерид лития. Участники создания нового оружия получают государственные награды, звания и премии, зато Лаврентьев по совершенно непонятной для него причине в одночасье многое теряет.

— В университете мне не только перестали давать повышенную стипендию, но и «вывернули» плату за обучение за прошедший год, фактически оставив без средств к существованию, — рассказывает Олег Александрович. — Я пробился на прием к новому декану и в полной растерянности услышал: «Ваш благодетель умер. Чего же вы хотите?». Одновременно в ЛИПАНе был снят допуск, и я лишился постоянного пропуска в лабораторию, где по существующей ранее договоренности должен был проходить преддипломную практику, а впоследствии и работать. Если стипендию потом все-таки восстановили, то допуск в институт я так и не получил.

Пришлось пятикурснику писать дипломный проект вопреки всем вузовским канонам — без прохождения практики и без научного руководителя. Что ж, Олег взял за основу уже сделанные им теоретические работы по УТС, успешно защитился и получил диплом с отличием. Однако на работу в ЛИПАН, единственное место в стране, где тогда занимались управляемым термоядерным синтезом, его не взяли.

Олег не собирался отказываться от выбранной раз и навсегда «голубой мечты». По предложению Панасенкова, научного референта Хрущева и физика по образованию, он решил ехать в Харьков, в физико-технический институт, где должен был создаваться новый отдел плазменных исследований.

Весной 1956 года молодой специалист приехал в Харьков с отчетом о теории электромагнитных ловушек, который он хотел показать директору института К.Синельникову. Олег не знал, что еще до его приезда в Харьков Кириллу Дмитриевичу уже звонил кто-то из ЛИПАНовцев, предупреждая, что к нему едет «скандалист» и «автор путаных идей». Звонили и начальнику теоретического отдела института Александру Ахиезеру, порекомендовав работу Лаврентьева «зарубить». Но харьковчане не спешили с оценками. Ахиезер попросил по существу разобраться в работе молодых теоретиков Константина Степанова и Виталия Алексина. Независимо от них отчет читал и работавший с Синельниковым Борис Руткевич. Специалисты, не сговариваясь, дали работе положительную оценку.

Тем не менее Харьков — не Москва. Изобретателя водородной бомбы и первооткрывателя УТС вновь поселили в общежитие, в комнату, где проживали еще одиннадцать человек. Поначалу у него даже не было рабочего места, первые эксперименты проводились в неприспособленном для исследований подвале, который в шутку называли «Наутилусом». Постепенно у Олега появились друзья и единомышленники, и в 1958 году в ХФТИ была сооружена первая электромагнитная ловушка С1, в которой было достигнуто хорошее соответствие измеренных значений плазмы с классическими. Это была крупная победа в борьбе с неустойчивостями плазмы.

В том же году, когда секретность с термоядерных исследований была снята, выяснилось, в мире уже созданы десятки ловушек разных типов. На состоявшейся в 1968 году в Новосибирске конференции по физике плазмы и управляемому термоядерному синтезу работы Лаврентьева и по электростатическим, и электромагнитным ловушкам получили международное признание.

— После Новосибирска мои «акции» дома резко возросли, — вспоминает Лаврентьев. — В 1969 году по инициативе руководителя термоядерных исследований в ХФТИ Владимира Толока принимается программа «Юпитер», конечной целью которой было создание термоядерного реактора на базе электромагнитной ловушки. По этой программе наша группа сооружает экспериментальные однощелевые установки с сильными импульсными магнитными полями «Юпитер-1А», «Юпитер-1М» и электростатическую ловушку «Юпитер-1Е».

Заявка на открытие

О том, что все-таки именно он первым предложил удерживать плазму полем, Олег Александрович узнал случайно, наткнувшись в 1968 году в одной из книг на воспоминания И.Тамма. Его фамилии не было, лишь невнятная фраза об «одном военном с Дальнего Востока», предложившем способ синтеза водорода, которым «…даже в принципе ничего сделать было невозможно». Лаврентьеву ничего не оставалось, как отстаивать свой научный авторитет.

— В конце 1973 года я послал в Госкомитет по изобретениям и открытиям заявку на открытие «Термоизоляционный эффект силового поля», — рассказывает Лаврентьев. — Этому предшествовали длительные поиски моей первой сахалинской работы по термоядерному синтезу, которую требовал Госкомитет. На запрос мне тогда ответили: архивы пятидесятых годов уничтожены, и посоветовали обратиться за подтверждением существования этой работы к ее первому рецензенту. Андрей Сахаров прислал оформленную по всем правилам короткую справку, подтверждавшую существование моей работы и ее содержание.

Андрей Сахаров

Позже на просьбу Олега Александровича откликнулся и Головин, который подтвердил, что письмо Лаврентьева «…инициировало рождение советской программы исследований по управляемому термоядерному синтезу». Но на Госкомитет документы не произвели впечатления, хотя к тому времени это ведомство уже выдало харьковчанину 30 авторских свидетельств на изобретения. Нужно было то самое рукописное сахалинское письмо, которое кануло в Лету.

Впрочем, основное время занимали отнюдь не хлопоты по признанию открытия. Олег Александрович с увлечением работает: печатает статьи, участвует в работе международных конференций по УТС, переписывается с западными физиками, проводит экспериментальные исследования на «Юпитерах». Эти установки позволили разобраться в физике удержания плазмы комбинированными электрическими и магнитными полями, но для осуществления управляемого термоядерного синтеза были непригодны из-за малого объема плазмы.

В это время в Курчатовском институте в Москве и в Принстоне в США были введены в строй «токамаки» с магнитным удержанием плазмы, на которых были получены рекордные параметры плазмы, после чего это направление исследований становится международным. Но Лаврентьев был уверен в своей идее электромагнитных ловушек. К 1976 году его группа подготовила техническое предложение на крупную многощелевую установку «Юпитер-2Т». Все складывалось чрезвычайно удачно. Тематика поддерживалась руководством института и непосредственным руководителем отдела Анатолием Калмыковым. Госкомитет по использованию атомной энергии выделил на проектирование «Юпитера-2Т» триста тысяч рублей. ФТИНТ АН СССР брался установку изготовить.

— Я был на седьмом небе от счастья, — вспоминает Олег Александрович. — Мы сможем построить установку, которая выведет нас на прямую дорогу к термоядерному Эльдорадо! В том, что на ней будут получены высокие параметры плазмы, я нисколько не сомневался.

Беда пришла с совершенно неожиданной стороны. Будучи на стажировке в Англии, Анатолий Калмыков случайно получил большую дозу облучения, заболел и умер. А новый начальник отдела предложил Лаврентьеву спроектировать… что-нибудь поменьше и подешевле. Потребовалось два года, чтобы выполнить проект установки «Юпитер-2», где линейные размеры были уменьшены в два раза. Но пока его группа получила на этот проект положительный отзыв из Москвы, из Института атомной энергии, зарезервированная рабочая площадка была отдана под другие проекты, финансирование сократили и группе предложили… еще уменьшить размеры установки.

— Так родился проект «Юпитер-2М», уже в одну треть натуральной величины «Юпитера-2», — констатирует Олег Александрович. — Ясно, что это был шаг назад, но выбора не было. Изготовление новой установки затянулось на несколько лет. Только в середине 80-х мы смогли приступить к экспериментам, которые полностью подтвердили наши прогнозы. Но о развитии работ речи уже не было. Финансирование по УТС начало сокращаться, а с 1989 года прекратилось совсем. Я до сих пор считаю, что электромагнитные ловушки являются одной из немногих термоядерных систем, где удалось полностью подавить гидродинамические и кинетические неустойчивости плазмы и получить близкие к классическим коэффициенты переноса частиц и энергии.

…И вот мы с Олегом Александровичем взбираемся по крутой лестнице на второй этаж рабочей площадки, где расположена установка «Юпитер-2М» — последнее детище коллектива.

Внешне установка выглядит как цилиндр вакуумной камеры длиной около полутора метров, внутри которой расположены включенные навстречу друг другу магнитные катушки. Плазма создается здесь ионизацией нейтрального газа электронным пучком, который инжектируется, то есть впрыскивается, через осевые отверстия. Все щели ловушки закрыты электростатическими пробками, то есть специальными электродами, препятствующими выходу электронов. Таким образом внутри ловушки создается объемный заряд электронов, который и удерживает образовавшиеся ионы. Во время работы «Юпитера» можно заглянуть в специальное окошечко и увидеть яркую вспышку — это и есть короткий миг жизни плазмы.

Такая установка годится лишь для научных целей, объясняет Олег Александрович. Но если бы «Юпитер» был больше раза в три-четыре, и мы могли бы увеличить магнитное поле раз в пять, электрическое — в десять раз, то получили бы показатели, близкие к термоядерным. В 1993 году наша мечта чуть было не исполнилась благодаря гранту комиссии по энергетике США. Мой давний друг и коллега, американский физик-ядерщик Томас Долан подал совместный проект на постройку термоядерной установки «Юпитер-3», но, несмотря на поддержку специалистов, мы получили отказ.

Если вы, читатель, думаете, что Олег Лаврентьев, которому в этом году исполнилось 77 лет, сдался, вы ошибаетесь.

— УТС будет осуществлен в достаточно близком будущем, — уверен Олег Александрович. — Физические проблемы практически решены, остались технические, технологические и, конечно, финансовые. Наша задача состоит сейчас в том, чтобы максимально упростить и удешевить конструкцию реакторов, сделать их доступными для таких стран, как Украина. Мы разработали концептуальный проект относительно недорогого и конструктивно простого термоядерного реактора «ЭЛЕМАГ» на миллион киловатт электрической мощности. В процессе работы над этим проектом вышли на оригинальные решения, которые дают возможность создать малогабаритные источники ядерной энергии на 50—100 мегаватт.

Рукописи все-таки не горят!

В 2001 году, в августовском номере журнала «Успехи физических наук» появляется цикл статей «К истории исследований по управляемому термоядерному синтезу». Удивительное совпадение — именно это издание сержант Лаврентьев выписывал на Сахалине полвека назад. Здесь подробно рассказано о деле Лаврентьева, помещена его фотография из личного дела полувековой давности и, самое главное, впервые представлены найденные в архиве президента Российской Федерации документы, которые хранились в особой папке под грифом «Сов. секретно». В том числе и предложение О.Лаврентьева, отправленное с Сахалина 29 июля 1950 года, и отзыв Сахарова на эту работу, и поручения Л.Берии… Оказывается, эти рукописи никто не уничтожал! Научный приоритет восстановлен, имя Лаврентьева заняло свое настоящее место в истории физики. Но чисто по-человечески справедливость все-таки не восстановлена.

— Олег Александрович, а как получилось, что вы, начальник лаборатории, руководитель одного из четырех направлений по управляемому термоядерному синтезу в ХФТИ, автор нескольких проектов «Юпитер», наконец, уже официально признанный изобретатель термоядерного реактора и водородной бомбы — и всего лишь кандидат наук? — решаюсь я задать Лаврентьеву неделикатный вопрос.

— В какой-то степени я сам виноват, — спокойно отвечает ученый. — Защита докторской диссертации — это такая мучительная процедура! Нужно было на длительное время отказаться от научной работы и заняться только бюрократическими бумажками, а мне нужно было делать установки. А уж сейчас для меня это и вовсе неподъемная задача. По новым правилам ВАК надо написать около 300 страниц текста. Заполнять бесчисленные формуляры, справки, протоколы, копии и так далее. Скажите на милость, кто его будет читать?

После публикации в журнале «Успехи физических наук» ученый совет ННЦ ХФТИ единогласно принял решение ходатайствовать перед ВАК о присуждении мне докторской степени по совокупности опубликованных научных работ — их у меня свыше ста. В виде исключения. К сожалению, ни усилиями дирекции ННЦ ХФТИ, ни нашим академикам добиться этого не удалось.

— Может быть, стоит написать личное письмо кому-то из властных структур? — настаиваю я. — Это ведь несправедливо!

— Я посылал в прошлом году такое письмо на имя председателя Верховной Рады В.Литвина. Его переслали в ВАК.

— Ответ был?

— Да, — Олег Александрович ищет и, наконец, находит в одном из ящиков своего рабочего стола листок ответного письма и протягивает мне.

«…Порядок присуждения научных ступеней и присвоения ученых званий… не предусматривает возможности присуждения научной степени доктора… без написания диссертации в форме специально подготовленной рукописи…

Председатель ВАК Украины В.В.Скопенко».

…Мы идем с Олегом Александровичем по территории ХФТИ. У входа в институт стоит сооруженный в прошлом году памятный знак физикам, которые в 1932 году расщепили здесь атомное ядро. Моего собеседника все знают, приветливо здороваются — как-никак без малого полвека в институте. Здесь тихо, зелено и пахнет свежескошенной травой.

— Хорошая идея — это только первый шаг, — убежден бывший сержант. — Наука делается людьми и успех зависит от очень многих факторов. Нужна хорошая команда, поддержка, деньги. И обстоятельства. В области УТС научных проблем уже нет, но не хватает как раз острой необходимости сделать реактор. Когда во что бы то ни стало нужно было сделать бомбу, бросили на это все интеллектуальные и материальные ресурсы и сделали ее. Так и здесь. Впрочем, не исключаю, что у молодых появятся и совсем новые идеи…